Пять фильмов, книг, документалок и альбомов эпохи Путина. Список Долина, Манского, Сапрыкина и Барабанова

05/07/2020 - 17:57 (по МСК) Михаил Козырев

1 июля закончилось голосование по поправкам в Конституцию, и теперь сроки Владимира Путина «обнулились», и он сможет переизбраться еще на два срока. 4 июля эти поправки вступли в силу. Последние 20 лет Путин, так или иначе, находился у власти: либо в качестве президента, либо премьер-министра. Когда-нибудь историки раделят нашу жизнь на до и после его «обнуления». В связи с этим Михаил Козырев вместе с кинокритиком Антоном Долиным, режиссером Виталием Манским, журналистом Юрием Сапрыкиным и музыкальным обозревателем Борисом Барабановым выбрали по пять произведений, которые лучше всего отражают первую часть эпохи Путина, Россию с 2000 по 2020 год.

Полную версию обсуждения смотрите здесь

Пять фильмов путинской эпохи. Выбор Антона Долина

Антон Долин, кинокритик: Я выбрал те немногочисленные фильмы, которые были, с одной стороны, действительно важными и поворотными, с другой стороны, говорили об этой действительности, поворачивались к ней лицом. Эти пять картин ― это не лучшие пять русских картин за последние 20 лет и, может быть, не самые типичные, но это те фильмы, которые говорят о времени, в котором мы живем и жили эти два десятилетия. Поэтому они важны.

«Груз 200», реж. Алексей Балабанов, 2007

Кадр из фильма «Груз 200»

Фильм погружен в советское предперестроечное время. Мы двадцать лет снимаем кино про СССР, обожая его, ненавидя его, воспевая его, разоблачая его. Мы по-прежнему живем там. И, наверно, самый откровенный, страшный, классный и в то же время невыносимый фильм об этом ― это «Груз 200» Алексея Балабанова. Для меня это шедевр, один из лучших фильмов, снятых в XXI веке, вне зависимости от того, в России он снят или нет.

Это фильм на самом деле о времени. Но он вовсе не о том, что было такое время в восьмидесятые, хотя сам Балабанов примерно так говорил о смысле этой картины. Это фильм о том, что время этой утопии, о которой говорит персонаж Алексея Серебрякова, этот город Солнца, который еще Томмазо Кампанелле [итальянский философ XVI-XVII веков, автор утопического трактата «Город Солнца»] когда-то привиделся, никогда не будет построен.

Прекрасный, пронзительный и страшный фильм о любви и нелюбви задолго до того, как появился фильм «Нелюбовь».

«Все умрут, а я останусь», реж. Валерия Гай Германика, 2008

Кадр из фильма «Все умрут, а я останусь»

За эту картину Гай Германика получила спецприз жюри за лучший дебютный полнометражный фильм «Золотая камера» на Каннском фестивале. Лера ― талантливейший человек, и она опередила свое время.

Сегодня она называет себя православным режиссером, ее последний фильм «Мысленный волк», интереснейший, конечно, совершенно иначе сделан, чем этот. Но female gaze, этот женский взгляд — вот он здесь. Это вообще-то простая история. Три девчонки хотят пойти на дискотеку, и это не так просто. И там они надеются, что с ними случится все самое главное, о чем они мечтают, и все идет не совсем по плану. Это прекрасная картина о мечте, о взрослении, о разрушении этой мечты. Этот фильм не менее исторический и революционный, чем когда-то, например, «Чучело» [фильм Ролана Быкова 1983 гоода с Кристиной Орбакайте в главной роли] и более смелый, безусловно. Это фильм с ненормативной лексикой, это фильм с настоящей жизнью в кадре, с дыханием и камеры, и актрис. Не случайно документалистка его делала.

Когда мы сегодня говорим о феминистском взгляде в кино — это одно из первых его воплощений в нашем новейшем кино.

«Шапито-шоу: Любовь и дружба», реж. Сергей Лобан, 2011 год

Кадр из фильма «Шапито-шоу: Любовь и дружба»

Это почти четырехчасовая картина. Мало кто его видел. И режиссер не очень известен.  «Шапито-шоу» — потрясающая картина, своего рода шедевр. Это фильм, который очень трудно поставить в какой-то контекст. Мне кажется, что с ним Сергей Лобан стал немного нашим Дэвидом Линчем, потому что там есть элементы «Твин Пикса», сериальности, сочетания юмора, нежности, романтики, драмы, абсолютного абсурда и театральности.  Профессиональные актеры рядом с непрофессиональными, гениальные актерские работы рядом с просто проживанием в кадре. И, конечно, пророческое: Крым как пограничная зона, зона нашего — «Крым наш» и «Крым не наш», и зона практически инфернального бытия, куда попадают все герои, сбегающие из больших городов в поисках чуда. Среди них обезьянка и двойник Цоя, который хочет прославиться, будучи как бы Цоем на эстраде. Этот фильм высказался исчерпывающе о немного анекдотической значимости Цоя в нашей жизни и культуре. Тут все: и бессмысленный культ, и совершенно иррациональная сильнейшая любовь, и просто значение этой фигуры, которое не связано напрямую с качеством музыки, или стихов, или исполнения, это некая мистическая вещь.

«Шапито-шоу» ― недооцененный фильм, потрясающая вещь, которую сгубила именно ее уникальность и внеконтекстность.

«Трудно быть богом», реж. Алексей Герман, 2013 год

Кадр из фильма «Трудно быть богом»

Алексей Герман — один из самых главных режиссеров в истории отечественного кино. Он придумал делать этот фильм в 1968 году — за полвека до того, как он вышел. Режиссер всю жизнь шел к тому, чтобы его осуществить. Доделан фильм был уже после его смерти и представлен на фестивале в Риме его сыном Алексеем Германом-младшим и женой Светланой Кармалитой.

На мой взгляд, это один из лучших фильмов, снятых за всю историю кино.

Что мы можем понять про 20 лет путинской России из этого фильма? Да почти все. Рассказывали, что Герман думал об этом фильме как о судьбе молодого реформатора, такого условного Чубайса, которого играет Леонид Ярмольник — его лучшая роль.

Алексей Юрьевич говорил мне, что этот фильм о Путине и для Путина. Это история человека, который хотел бы, чтобы была цивилизация. Но как-то так получается, что нет цивилизации, а он все сильнее и сильнее хочет как лучше, а потом берет меч и начинает головы рубить. И все становится хуже и хуже. И почему-то в центре этого «хуже» — он, который хотел как лучше. Как так получилось?

Эту историю придумали братья Стругацкие, но то, как ее перепридумали и рассказали Алексей Герман с соавтором Светланой Кармалитой — это нечто. Если говорить о трансгрессивности — это выход за пределы кино вообще как вида искусства, и поэтому зрителю так часто неуютно на этом фильме. Он длиннее, чем кажется, что нужно. Это фильм, где ни перед чем не остановились, где все границы пересекли, где во все запретные зоны заглянули и долго носом там водили не только сами авторы, но и зрителя водили.

Это фильм, после которого зритель становится другим человеком. Таких фильмов очень мало в истории кино.

Есть над чем задуматься, когда мы понимаем, что для того, чтобы говорить о нашей современности, Герману было необходимо построить босховский мир страшного Средневековья. Как же так?

«Левиафан», реж. Андрей Звягинцев, 2014 год

Кадр из фильма «Левиафан»

Все творчество Андрея Звягинцева приходится на путинские 20 лет. Вообще-то говоря, «Нелюбовь» мне нравится сильнее и фильм «Елена» я люблю еще больше. Но был момент, когда я понял, что никакой другой его фильм я назвать не могу — когда я сидел 4,5 часа на оглашении приговора Кириллу Серебренникову. Чувство дежавю во время речи судьи, которая приговаривает заведомо невиновного человека к тюрьме в «Левиафане», ― это из тех образов, которые уже нечто большее, чем образ. Это просто частичка нашей жизни.

У нас эскапистское кино и искусство вообще — мы бежим от реальности. И вот в этой картине нам предъявляют и показывают самые неприятные ее стороны: от алкоголизма и бедности до неправедного суда и власти, существующей в спайке с церковью. А в центре — не фигура злодея от власти, а фигура простого  слабого человека, такого как мы, который является частью этого зла, а не только жертвой этого зла. Получается, что и мы все тоже.

Это фильм на тему «мы и государство». Мне кажется, ни в одном другом значимом фильме, снятом за путинское время, эта тема настолько откровенно и ярко не была показана — наше бесправие и всевластие системы. Левиафан — это и есть невидимое чудовище под названием «государство».

Пять книг путинской эпохи. Выбор Юрия Сапрыкина

Юрий Сапрыкин, журналист: Я выбрал не пять лучших, не пять любимых, не топ-файв. Это книги, по которым что-то понятно о путинской эпохе уже сейчас.

«Вся кремлевская рать». Михаил Зыгарь

Михаил Зыгарь

Наверно, это лучший нон-фикшн, самый популярный, самый доступный, самый переведенный на разные языки. Книга, которая если не оправдывает путинское правление, то, по крайней мере, довольно убедительно психологически его объясняет. Как минимум в той части, которая связана с внешней политикой, с отношениями с Западом, с определением роли России в мире.

Понятно, что эта версия, наверно, одна из многих, одна из возможных, другие еще не написаны. Получается, что сюжет последних двадцати лет во многом связан с личной обидой Владимира Путина за то, что его не приняли в клуб мировых лидеров или недостаточно уважали в этом клубе. И с национальной обидой, которую он сконцентрировал на себе. Он воплотил ее в себе с ощущением того, что мы надеялись стать нормальной страной, одной из так называемых цивилизованных стран, и в итоге Запад нас не принял, Запад нам не помог, Запад оказался к нам враждебен. И мы как государство, как идеология этого государства, как настроения людей, живущих в этом государстве, повернулись к резкому отторжению от него.

То есть это такая история происхождения мюнхенской речи, начала новой холодной войны и всего, что было потом.

«Метель». Владимир Сорокин

Владимир Сорокин. Фото: ITAR-TASS

Мне важно, что это не «День опричника» и не «Сахарный Кремль», потому что, конечно, Сорокин стал восприниматься как пророк, такой Павел Глоба от литературы, как человек, который все предвидит наперед, именно благодаря «Дню опричника». Это книга, которая появилась как реакция, видимо, на историю с движением «Идущие вместе», которое травило Сорокина, бросало его книги в картонный унитаз, пыталось сорвать премьеру оперы по его либретто в Большом театре и, в общем, доставило ему массу неприятностей, вплоть до уголовного дела. И вот Сорокин, который всегда был человеком про концепт, про идеи, про игру с литературными стилями, про буквы на бумаге, пишет очень язвительную антиутопию о том, куда оно все придет, когда и если Россия будет развиваться в том же русле.

Книга, в которой я узнаю эти 20 лет, ― это «Метель». Здесь очень точно схвачено это настроение остановившегося времени, вечной русской тоски, хаоса, когда все заметает, не видно дороги, непонятно, где наши, где не наши, куда идти. Притом что это вроде бы какой-то постсовременный мир, там много разных технических хитростей, много при этом какой-то архаики.

Этот мир состоит из каких-то самых странных, уже даже не очень человеческих существ, но при этом все это накрыто таким плотным слоем снега и ощущением вечного возвращения одной и той же вечной метели, которая что при Пушкине, что при Толстом, что при Сорокине одна и та же. Любой застой — николаевская реакция, брежневское время, путинское длящееся двадцатилетие — погружает страну в такой снежный сон. Это настроение поймано в «Метели».

«Памяти памяти». Мария Степанова

Мария Степанова. Фото: Вячеслав Прокофьев / ТАСС

Путинская эпоха — это время, когда очень важной стала тема памяти: исторической памяти, частной семейной памяти, того, какие с этой памятью связаны ритуалы, как они направляются государством или, наоборот, вырываются из-под власти государства, кого мы помним, и кого в каких формах мы чтим. Оказывается, что просто взять и выйти на «Бессмертный полк», как это делали жители Томска не очень хорошо, нужно если уж выходить, то всем и по велению «Первого канала» или начальства. [Первый «Бессмертный полк» прошел в Томске в 2012 году. Акция, которая начиналась как душевный порыв, со временем была практически приватизирована государством и превратилась в пропагандистский проект] А что-то помнить, наоборот, нельзя, надо это как можно скорее стереть из памяти. Любая попытка, например, говорить о Беслане или о «Норд-Осте» воспринимается в штыки, как антигосударственная акция.

И действительно, на все это накладывается огромный интерес к истории собственной семьи, к каким-то прошлым эпохам, к попыткам найти исторические аналогии, которые позволяют понять сегодняшний день. Мы все как будто опрокинулись в прошлое на официальном, лояльном к власти уровне и на уровне частном.

Книга Марии Степановой ― это не комментарий ко всем этим процессам, это скорее самое высшее, эстетическое их проявление.

«Петровы в гриппе и вокруг него». Алексей Сальников

Алексей Сальников. Фото: Владимир Гердо / ТАСС

Мне кажется, что Сальников ― это главная надежда русской литературы. В этой книге появилось свежее дыхание, новая интонация, отличающая Сальникова от огромного массива постсоветской литературы. Книга Сальникова совсем не советская — она живая, странная, остроумная. Книга про Россию той самой путинской эпохи, но в ней нет обычной интонации ужаса перед провинциальной жизнью, сожаления по отношению к героям. Это книга о самых простых людях, в которой их истории рассказаны с невероятным блеском и остроумием, все они сплетаются в очень сложный сюжет, идущий сквозь время, сквозь поколения, сквозь реальность и ее мистическую подкладку.

Эти двадцать лет можно будет вспоминать как остановившееся время, в котором жизнь лишилась перспективы и смысла. Сальников показывает, как этот смысл можно найти.

«Форпост. Беслан и его заложники». Документальная книга Ольги Алленовой

Ольга Алленова. Фото: Павел Смертин

Ольга Алленова ― журналист «Коммерсанта», которая была в Беслане все три дня, когда происходил захват школы и штурм. Самая страшная трагедия этих 20 лет. Спустя 15 лет она сложила из этих воспоминаний книгу.

2018 год — 15-летие Беслана — стало некоторым прорывом после многолетних попыток замолчать, замести под ковер, забыть. Книга Ольги Алленовой и фильм Юрия Дудя, вышедшие практически одновременно, снова эту историю вынесли в центр общественного внимания.

Беслан ― самая страшная, но при этом модельная история того, как в эти 20 лет государство реагирует на страшные трагедии. Вдруг оказывается, что человеческие жизни и их спасение ― это не главное. Снова и снова оказывается, что государство врет, хитрит, скрывает правду, очень часто усугубляя этим трагедию и страдания людей. Проявление непримиримости, демонстрация силы, неготовности идти на компромиссы ради спасения людей оказывается важнее чего бы то ни было.

Это страшная книга, и страшна она еще и тем, что это одна из историй, которые повторялись неоднократно в течение этих лет.

На меня сильнейшее впечатление произвело послесловие к этой книге. Если есть в России политическая программа, настолько четко сформулированная, под которой я бы подписался, то это, послесловие к книге Алленовой про Беслан. Она пишет о том, как неправильно и криво расставлены у нас приоритеты. Как государство, бизнес и все мы не думаем о жизни людей, о качестве жизни, о том, чтобы эта жизнь была интересной, полноценной, насыщенной, чтобы люди проживали свой век, отпущенный на земле, не более благополучно или сыто, а более полноценно. Это им дает образование, культура, возможность ездить по миру и видеть разные страны, получать новый опыт, просто переживать много всего... Не просто сидеть перед телевизором и злиться вместе с его ведущими на тех, на кого этот ведущий сегодня зол.

Пять музыкальных альбомов путинской эпохи. Выбор Бориса Барабанова

Борис Барабанов, музыкальный журналист: По каким альбомам наши дети и внуки будут судить по этому времени? Легче было бы выбрать песни, потому что, как только мы говорим об альбомах, мы сразу отсекаем двух важных артистов — это Земфира и «Ленинград». «Ленинград» — потому что эта группа давно уже не мыслила альбомами. У них самые острые и важные единицы — это песни. По этим правилам мы не можем говорить о песне «Лабутены» или «В Питере пить», которые безусловно отразили время, и по ним мы будем его вспоминать, потому что они вошли в непонятно какие альбомы. Что касается Земфиры — у нее есть альбом «Вендетта», который начинается с важных строчек, описывающих наше время: «Эти серые лица не внушают доверия, теперь я знаю, кому поет певица Валерия». Но «Вендетта» (как и все альбомы Земфиры) — это лирический личный альбом, исключительно об одном человеке и о его переживаниях, и точно не о жизни страны. Поэтому — в сторону.

И второй пункт. Важно, чтобы отобранные нами альбомы слушались как что-то типа учебника истории или программы «Намедни».

Ноггано — «Первый», 2008

Долгое время я хотел поставить на первое место альбом Тимати Black Star. Потому что, с одной стороны, в нем есть все черты R&B времени, времени гламура, дуэт с Ксенией Собчак и так далее. А с другой стороны, там есть песня «Вопросы», в которой перечислено то, что сейчас назвали бы либеральной повесткой.

В итоге мой выбор — альбом Ноггано «Первый». Песни из этого альбома пошли в народ. Люди еще не знали, кто такой Ноггано, потому что не ассоциировали его с Бастой. Этот персонаж и эти тексты срезонировали не только в кругах немногочисленных тогда поклонников хип-хопа, но скорее наоборот — в большей степени в кругах мелких бизнесменов, ребят, которые только-только сколотили свои маленькие капиталы и стали чуть-чуть лучше жить, у которых сюжеты, изложенные в песнях этого альбома, были частью их жизни. Я прекрасно помню, как люди включали этот альбом в машинах на полную громкость и так можно было опознать своего.

ДДТ — «Прекрасная любовь», 2007

Если быть точным, это альбом Юрия Шевчука. И связано это, вероятно, с тем, что под брендом ДДТ с конца девяностых Юрий Юлианович экспериментировал с музыкой, он увлекся индустриальным альтернативным звучанием, а «Прекрасная любовь» — это вообще такой шансон, как бы похмельный Есенин. Но при этом в альбоме собраны трогательные, щемящие и точные песни. Я шел пешком по Москве, слушал этот альбом и в какой-то момент просто ком встал в горле на песне «Капитан Колесников». Мне кажется, Юрий Шевчук остается единственным человеком, который регулярно вспоминает и говорит о Чеченской войне. Обе войны в Чечне — тема гораздо более весомая, сложная, серьезная и долгоиграющая, чем большая часть проблем, о которых мы говорим сегодня. В этом альбоме много военных песен, много лирики, есть отсылки к Высоцкому. Эти песни до сих пор слушаются невероятно трогательно, точно и современно, каждая строчка «в яблочко».

БГ — «Соль», 2014

Альбом слушается буквально как публицистический отклик на события 2014 года. Этот год был переломным в истории. И никто не ожидал такого альбома — все привыкли к гораздо более благостному, спокойному, расслабленному Борису Борисовичу. Через некоторое время вышел альбом «Время N». Это, наоборот, очень плотно сбитое высказывание, никогда не скажешь, что это альбом социальной тематики. Но, во всяком случае, это явно реакция, это явно разгневанный Борис Борисович. Альбом «Соль» был абсолютным шоком для всех. По нему, конечно, можно будет через много лет понять, что мы чувствовали в это время.

Дельфин — «442», 2018

Новая группа, новый звук, совершенно неожиданный поворот после нескольких альбомов, которые явно были адресованы только преданным фанатам Дельфина. Неожиданно мощный посыл, который на самом деле не только про Россию, как мне кажется, а вообще про то, на пороге чего находится мир в целом или уже находится внутри чего — этот абсолютный кризис непонимания всех всеми. Интровертный артист откликнулся на то, что происходит снаружи. И это отозвалось.

Anacondaz — «Мои дети не будут скучать», 2019

Один из центральных персонажей этого альбома — это мама, которая собирает дочку на митинг. Этот фактически EP [мини-альбом] Anacondaz — абсолютный резонансный диск, для меня он очень многое объяснил и про эту группу, и про то, как сейчас думают молодые люди. Эта пластинка очень важна в этом списке.

Пять документальных фильмов путинской эпохи. Выбор Виталия Манского

Виталий Манский, режиссер: Есть картины, очень яркие, очень убедительные, но обращенные к информативной стороне, рассказывающие либо об уничтожении свободы через уничтожение интернета, либо о трагических каких-то событиях. Например, прекрасную картину, которую делала и Вера Кричевская, и Михаил Фишман, об убийстве Бориса Немцова. Но мне кажется, что для обозначения времени, понимания времени, чувства времени все же нужны не информативные фильмы, а картины, которые позволяют это время разложить, как-то его просто анатомически разложить и проникнуться этим временем, получить возможность дышать этим временем.

«Дикий. Дикий пляж. Жар нежных», реж. Александр Расторгуев. 2005 год

«Дикий. Дикий пляж. Жар нежных», кадр из фильма

Картина «Дикий, дикий пляж. Жар нежных» Расторгуева была снята, по сути, в 2004 году, а вышла в 2005-м. Она о первых пяти годах путинского правления, которые еще во многом унаследовали и какие-то родовые травмы ельцинского, горбачевского и постсоветского этого безвременья. Она настолько точна в своих анатомических заключениях, что лучше этой картины, пожалуй, об этом периоде невозможно никак рассказать.

Здесь очень много персонажей, помимо Путина, которые раскрылись в последующих годах: и Маргарита Симоньян, которая тогда еще была корреспондентом «Вестей» (или чего там она была корреспондентом). Кстати, она сама из-под Туапсе, и на этом пляже ее родители, мы даже их там снимали, они то ли держали какую-то шашлычную, то ли что-то в этом духе.

Но этот фильм, на самом деле, не рассказывает ни о каких конкретных событиях того периода, хотя там есть и Беслан, там дети смотрят по телевизору в конце сезона репортаж о штурме школы в Беслане. Но этот фильм так точно рассказывает о времени, что я его всегда сравниваю с «Мертвыми душами» Гоголя, между прочим, тоже ничего конкретного у Гоголя нет, нет никаких событий, они вообще были написаны, если я только хорошо учился в школе, за двадцать лет до отмены крепостного права. Но они являются абсолютно таким слепком времени.

И в документальном кино эта картина, правда, если кто-то хочет изучать историю России, новейшую историю, нужно, наверно, попробовать пройти этими фильмами и судьбами их создателей, потому что Расторгуев, не получая никакой поддержки в своей работе, был вынужден искать какие-то другие параллельные формы заработков и в конечном счете был убит во время командировки, журналистской скорее командировки, а не командировки режиссерской, настоящей, в Центральноафриканской Республике вместе со своими коллегами. И это тоже история этого путинского безвременья.

«Революция, которой не было», реж. Алена Полунина, 2008 год

«Революция, которой не было», кадр из фильма

Ее сделал такой достаточно провокативный режиссер Алена Полунина, со своей ярко выраженной позицией, гражданской позицией, которую я абсолютно не разделяю. Герои этой картины, казалось бы, тоже не близки мне лично, так сказать. Это нацболовцы [организация запрещена на территории России — прим. Дождя], которые считали, что изменить что-либо в России можно путем революции. Это те пассионарии, которые еще наивно полагали, что можно смыкаться с противоположными себе по идеологической направленности людьми в каких-то радикальных действиях, способных изменить ту жизнь, изменив которую, каждый хочет построить что-то взаимоисключающее. Такая абсурдная и в чем-то, очевидно, тупиковая наивность, на мой взгляд, очень точно и ярко Полуниной зафиксирована в ее фильме, потому что дальше, когда она снимала свои следующие картины, последний ее фильм уже снят в ДНР, в среде так называемых сепаратистов, которые с оружием в руках защищают тот идеальный мир, который в картине, условно говоря, «Революция, которой не было», они бы хотели построить в России. То есть ДНР ― это их Россия будущего, о которой они мечтали.

Здесь как бы она сама себя каким-то образом разоблачает, хотя она влюблена в этих революционеров и по сей день. Но мы как раз в ее творчестве и видим, к чему эти идеи приводят. Но наивность пассионариев, желающих все «до основанья, а затем», тем не менее очень важна и очень ценна для общества, которое не соглашается с теми условиями, в которых оно находится. И что важно, характеристики эпохи не должны быть комплиментарны, потому что сама эпоха не комплиментарна. То, как мы принимаем эту некомплиментарность, как мы с ней свыкаемся, как мы смиряемся с этим, как мы опускаем руки, ― это и есть тоже история нашего поражения, с которым мы подходим к сегодняшнему дню.

«Кровь», реж. Алина Рудницкая, 2013 год

«Кровь», кадр из фильма

Это картина Алины Рудницкой «Кровь». Она сделана в 2013 году. Сюжет картины следующий: по глубинной России едет передвижной пункт донорский, который собирает кровь. Как собирает? Люди приходят, сдают кровь, получают небольшие деньги, типа на обед, так сказать, для восстановления своего здоровья. Но на самом деле и по сути дела, такая кафкианская история: едет по России «газик», «бобик», который скупает человеческую кровь, люди приходят продать кровь. Там просто становятся на колени, когда у кого-то не принимают кровь, потому что у него нет справки какой-то. Это последняя надежда как-то сохранить свою жизнь, остаться на плаву. Это совершенно потрясающий художественный, яркий, убедительный приговор огромной ядерной державе, которая аннексирует Крым, строит эти мосты. Это черно-белая картина, потому что если бы она была цветной, если бы мы видели, как из этих блеклых синих тел выкачивается красная, бурая кровь, я думаю, что вот тогда бы точно была революция.

«Труба», реж. Виталий Манский, 2013 год

«Труба», кадр из фильма

В фильме «Труба» мы путешествуем по стране. Это фильм, который следует за проложенной газовой трубой из Западной Сибири в Западную Европу. В этой картине люди растерянные, опустошенные, задаются вопросом: «Лучше будет?». И вот это отсутствие ответа и эта общая растерянность превращаются в некую энергию, которую государство впускает в эту трубу и выжимает через агрессию по отношению к другим государствам, которая в дальнейшем и превращается в это бессмертие финальной картины Ксении Охапкиной. Тем самым эти двадцать лет, которые заканчиваются сегодня, и начинается завтра уже то самое бессмертие, потому что когда завтра [1 июля, в заключительный день голосования по поправкам в Конституцию — прим. Дождя] Путин получит свой мандат на вечность, бессмертие как бы будет залито в бетон.

Это документальное кино ― очень точный диагноз и могло бы быть, между прочим, очень точным диагнозом для выздоровления, для попытки осмысления и как бы поиска другого пути для нас всех. Но, к сожалению, мы имеем то, что имеем, и дальше, я думаю, документальное кино, настоящее, реальное, честное, трагическое, может быть, даже надо было после слова «трагическое» поставить точку или восклицательный знак. Художник будет констатировать этот период распада, безусловно, с которым мы сейчас просто нос к носу столкнулись и который, уже очевидно, начинается с завтрашнего дня.

«Бессмертный», реж. Ксения Охапкина, 2019 год

«Бессмертный», кадр из фильма

Это картина, которая замыкает историю путинского периода, когда Россия проваливается в такую полярную ночь, превращаясь в поезд, который упирается в стену, в эту стену безликих людей-функций, которые становятся функциями в момент своего рождения. Вся идеология, вся система их формирования мировоззренческого, человеческого, ментального, гуманитарно-образовательного их объема превращается в эту парадигму, так сказать, милитаристски функциональную парадигму, где дети становятся элементами этих «юнармий».

Конечно, это то документальное кино, которое скорее создает образ, и этот образ, может быть, даже еще пока не на 100% соответствует той реальности, в которой мы живем, потому что в реальности небо бывает солнечным, лица бывают радостными. Жизнь бывает прекрасной. Но в этом образе бессмертия, который очень точно и умело создает Ксения Охапкина, мы подводим черту под этим путинским периодом.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Также по теме