«Вам витрины важнее жизней». Михаил Козырев отвечает российским хейтерам Black Lives Matter

Я опубликовал у себя в фейсбуке новую обложку журнала New Yorker. Эта картинка, на мой взгляд, очень сильная — она показывает, из чего состоит Джордж Флойд. Это коллаж из портретов жертв полицейского произвола. Здесь есть пара известных людей: Мартин Лютер Кинг, Малкольм Икс. Но в основном там изображены обычные афроамериканцы, которые были застрелены полицейскими при разных обстоятельствах. Некоторым 17-18 лет. Есть семилетняя девочка, убитая у себя дома в 2010 году в Детройте. Есть знаменитый портрет трех полицейских, избивающих Родни Кинга в Лос-Анджелесе в 1991 году. Маленькие фигурки внизу — это тысячи рабов, у которых не было имен, их называли по имени хозяев. Их неназванные могилы разбросаны по всей Америке.

Вот из чего, по мнению редакции New Yorker, состоит Джордж Флойд.

А вот несколько откликов, которые вызвала эта картина в комментариях под моим постом:

— Очень грустное фото. СМИ сделали героя из банального уголовника.

— Эстетика, блин.

— Обычный афроамериканский преступник.

— Натуральный ушлепок!

— В коллаже не нашлось места для фото, где он приставляет пистолет к животу беременной женщины.

— А мне неприятно видеть эту обложку почему-то. Не могут быть такие герои.

— То, как он здесь подан, — это манипуляция.

— Ну, как же так, Миша? Ну, он же злодей? Ну, с каких пор и по какой логике жертва жестокостью своей смерти искупает все свои злодейства, становясь символом? Почему это должно быть так?

Вот здесь самое главное: никто не делал из Джорджа Флойда героя, но его смерть сделала его символом. И так часто бывает в истории.

Проезжая по улице Фрунзе в Москве, вспомните, что уже после формального окончания Гражданской войны Михаил Фрунзе занимался уничтожением белых офицеров, оставшихся в стране и даже выразивших симпатии новому правительству. Чтобы упростить поиск таких офицеров, Фрунзе обещал безопасность тем, кто сдастся и сложит оружие самостоятельно, но потом эти гарантии не выполнялись.

На карте нашей страны красуется Кировская область. Сергей Киров решал проблемы на местах просто — репрессиями. Во время его председательства в Военно-революционном комитете, когда в Астраханском крае начались голод и забастовки, артиллерия просто открывала огонь по людям. После этого Киров работал и в других регионах, но методы работы не поменял — насилие применялось и к крестьянам, и к оппозиции в Ленинграде, и к заключенным на «великих стройках», и к ученым Академии наук.

Нам ли не знать, что в историю входят люди с не самой белоснежной репутацией?

Я вырос в городе, названном именем Якова Свердлова. Яков Михайлович разогнал Учредительное собрание, приветствовал расстрел последнего русского императора и его семьи, участвовал в организации красного террора. Не самый хороший был человек. Город переименовали, область нет. И памятник в центре стоит нетронутый.

Я помню одну жуткую картину из детства. В парке Энгельса выясняли отношения две бандитских группировки. А я просто шел из школы. На моих глазах в пяти метрах от меня на траве лежал человек в крови, а над ним стоял другой. И тот, что лежал, умолял: «Все, хватит, пожалуйста!» Второй отвечал: «Ладно, все, больше не буду!» — помогал ему вставать и тут же бил в лицо, снова сбивая его с ног. И так продолжалось очень долго. Или мне так показалось, я был маленьким, время растягивалось.

Я вспомнил эту картину, когда увидел, как хрипел Флойд: «Хватит, пожалуйста, я задыхаюсь…» Восемь минут 46 секунд. Последние две минуты — без признаков жизни. Две экспертизы подтвердили: это была асфиксия, которая привела к сердечно-легочной недостаточности. Он умер не от наркотиков, которыми так победно размахивают сегодня возмущенные разбитыми витринами люди. Наркотики точно ему не помогли, но он погиб от удушения.

И вот что не укладывается в моей голове: почему нас так взбесили разбитые витрины и горящие автомобили, а не убитый человек? Кем бы он ни был, каким бы он ни был. Мы сострадаем разнесенным супермаркетам и ворованным кроссовкам гораздо больше, чем убитому человеческому существу.

Откуда это в нас взялось? Это же всего лишь стекла и обувь. Сколько ненависти к этим погромщикам выплеснулось в сеть! Не роликов с полицейским произволом, не избиения дубинками лежачих протестантов, а именно роликов с хулиганами, громящими витрины. Хулиганы обязательно чернокожие. Хотя это были только те случаи, где протест перешел в беспорядки. А страна взорвалась именно ненасильственными протестами.

Что-то внутри нас заставляет становиться на сторону власти. Всегда. Видимо, то, как мы живем с несменяемой властью уже 20 лет. А скоро еще скажем: «Правь нами, отец родной, еще 16 лет, не видим проблем, только рады будем!»

Как я отношусь к этим погромщикам? Отвратительно. Но чернокожие не рождаются хулиганами. Никто не рождается хулиганом. Хулиганами становятся из-за того, как и где растут, из-за отсутствия воспитания, образования, из-за отсутствия возможностей стать кем-то еще.

Каждый ролик с афроамериканцем, ударяющим белого человека, сейчас моментально провоцирует расизм, тем более что добрая половина из них снята давным-давно. Но мы словно стараемся доказать: «Смотрите! Они отребье! Они заслуживают свои унижения!»

Неужели вы думаете, что сложно на каждый из таких роликов найти съемку бесчинств и насилия из неблагополучных районов-кварталов российских городов? Неужели вы думаете, что в нашей стране в криминальных бандитских группировках меньше отребья и меньше мерзавцев, несмотря на белый цвет кожи?

Черные кричат: «Наше общество несправедливо к нам относится! Мы унижены! Наши права попираются! Black Lives Matter!» А мы им: «Секундочку, All Lives Matter!»

Конечно, все жизни важны, но сейчас речь идет о конкретных жизнях. Не понимаю, почему не прислушаться? Почему не попытаться понять?

Я вообще родом из меньшинств. Я еврей. Поэтому я всегда на стороне меньшинства. Большинство всегда само справится, можно не волноваться.

Таджики стонут: «Мы в России люди второго сорта».

Кавказцы усмехаются: «Посмотрите на мой цвет волос и акцент. Неужели не понятно, как ко мне здесь с детства относились?!»

Геи говорят: «Нам плохо, нас унижают».

Женщины стонут: «Нас бьют и насилуют за закрытыми дверями».

А мы им в ответ: «Да вы сами виноваты!»

Да не говорите вы ничего! Просто послушайте. В какие-то моменты можно промолчать и попытаться вдуматься. Это называется эмпатия. Или по-русски сострадание.

Сострадания сейчас очень не хватает, и я не знаю, откуда его взять. Были бы такие фитнес-центры или качалки: «Слушай, сегодня в сострадалке была. Серьезно эмпатию подкачала! Прокачала прямо чувство сострадания, сейчас на душе светло и радостно!» Часть бы времени, которое мы тратим на физическое здоровье, потратили бы на душевное здоровье, на сострадание — мир бы стал только лучше.

И еще одно по поводу витрин. Знаете, иногда разбитые витрины приводят к серьезным переменам в жизни. Власть вдруг понимает, что нужно что-то менять и самой меняться: отдать под суд убийцу-полицейского, прекратить беспредел своих силовых служб, начать реально бороться с коррупцией и несправедливостью, инвестировать в образование, просвещение и благоустройство. Или даже просто встать на одно колено из уважения к чужой боли. Так происходит в Америке, и это здорово. И не стоит кудахтать: «Какой позор белой расы!» — из нашей страны, где через пару недель мы покорно поучаствуем в очередном лохотроне под названием «поправки к Конституции». Мы-то с вами не гордые. Мы сдались заранее. Мы проглотили все, что с нами сделали. Когда нам обещали и не выполняли. Когда убивали журналистов и политиков в подъездах и у стен Кремля. Когда лишали детей будущего «законом людоедов». Когда рвали в лоскуты подростков на московских площадях и бульварах прошлым летом. Мы же не вышли. Мы все схавали и продолжили дальше ходить в супермаркеты с нетронутыми товарами и целыми витринами.

Видимо, нам витрины поважнее будут.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.