Максим Галкин: «Мечтаю о встрече в верхах — я, Зеленский и Мартиросян от Армении»

Жегулев: В следственном управлении МВД рассказали, что эти четверо присягнули Исламскому государству, запрещенному, (Верховный суд России признал организацию «Исламское государство» террористической, ее деятельность на территории России запрещена), а один из них назвал вас в числе заказчиков покушения на Киркорова. Конечно, вы посмеялись, вы ответили как бы, да. Все это прорефлектировали именно так, но это на самом деле свидетельское показание, которое дается, в том числе, под присягой. И когда вы про это услышали, когда вы про это узнали, как вы отреагировали?

Галкин: Посмеялся я чуть позже. Во-первых, я про этих людей знал, ну если не сразу после концерта Филиппа в Махачкале, полтора года назад, то через какое-то время, когда их задержали. То есть мы с Филиппом, я это очень хорошо помню, это обсуждали, тогда никому не хотелось распространять эту историю. Поэтому никаких сомнений, что у этих ребят были серьезные намерения, у меня не было, когда появилась вот эта новость.

Жегулев: И про показания вы знали, до новости?

Галкин: Нет, показания появились там же как, их арестовали, какое-то было предварительное заключение, которое достаточно долго длилось. Им сформулировали обвинение в начале марта, и как только им сформулировали обвинения, у них родилась вот такая версия. Понимаете, это не совсем фейковая новость.

Жегулев: В том-то все и дело.

Галкин: Это какая-то, какой-то странный симбиоз, с одной стороны это касается очень серьезных вещей, тут сильно не похохмишь, с другой стороны, в отношении той части, что я оплатил, и что это покушение было на Филиппа, конечно, это очень весело. И это приобрело какие-то фантасмагорические масштабы, потому что затронуло такое количество СМИ, я даже не ожидал. Я вообще не хотел на это никак реагировать, но когда все это вышло в топы новостных порталов, я, естественно, должен был как-то добавить…

Желнов: Вообще-то вас обвинили в заказном преступлении, это…

Жегулев: Это серьезно. Вы испугались вообще?

Галкин: Чего? Нет, я ничего не испугался вообще.

Жегулев: Это обвинение и свидетельские показания.

Галкин: Да нет, ну чего испугался. Просто очень были смешные реакции, мне позвонил Винокур и говорит: «Макс, я тебя умоляю, если ты меня будешь, ну чуть дороже, ну унизительно, конечно». Потом мы с ним говорили: «Ну как, ну такое не придумаешь, я вообще не помню за всю свою жизнь, чтобы такую *** новость подхватили серьезные издания, с такой охотой. Конечно, ты опять маятник качнул, снова у тебя будут полные залы. Надо мне что-то с Левой придумать».

Но больше всего мне понравилось, я заходил в аэропорт, буквально летел на концерт, заходил в аэропорт, там досмотр багажа. И какой-то кавказец передо мной прошел, лет 35 ему, и его что-то «стопорнули», типа что-то с багажом, и он ждет детального досмотра. Видит меня и улыбается: «Э, это вы?». Я говорю: «Да. Что я?». «Это вы на Киркорова покушались?». Я говорю: «Да». — «Поздравляю!». Вот эта мне реакция, «Поздравляю». Поэтому это действительно повод для шуток. То есть изначальная новость, что кто-то вообще пытался такое сделать, это не повод, а здесь…

Арно: То есть все равно на данный момент имя фигурирует пока в деле ваше?

Галкин: Да нет, меня никто же не вызвал.

Желнов: Просто решили не вызывать, потому что, как следствие считает, обвиняемые, подозреваемые затягивают процесс.

Арно: Вводят в заблуждение.

Галкин: Ну да, я их понимаю. То есть я их не понимаю в их изначальных действиях…

Желнов: То есть вам следователи не звонили даже на предмет сообщения этой новости вам первому?

Галкин: Нет. Вообще я это все из… И они бы не позвонили, это все утечка какая-то, вы же видели, ходил по телеграм-каналам этот документ, кто-то слил этот документ, так бы никто и не узнал, что это фигурировало в деле. Откуда это узнали-то? Откуда?

Желнов: А вы с Филиппом когда об этом покушении узнали?

Галкин: Я сразу ему, во-первых, Филипп об этом покушении узнал от меня.

Желнов: Готовности покушения.

Галкин: Не важно, что уж теперь. Я ему позвонил, говорю, ты вообще новости видел? «Нет, а что?». И я ему это все пересказываю. «Твою мать, почему так дешево?». Он реально был очень расстроен.

Милова: Нет, а именно о том, что пытались совершить теракт на концерте?

Галкин: За здоровье Филиппа!

Милова: Всегда! Сразу ли он был в курсе?

Галкин: Нет, ну чего это обсуждать, это грустно. Нет, он сразу не был.

Арно: Давайте к серьезным вещам тогда перейдем. Фильм Neverland, его должны были показать в эфире Первого канала, потом сняли с эфира. Тем не менее, он есть на сайте. Успели ли вы посмотреть?

Галкин: Даже не хочу смотреть.

Арно: Так.

Галкин: Вот как бы при любом развитии событий, верить в это или не верить, со всех точек зрения я не хочу смотреть.

Желнов: Речь идет о картине, где несколько участников фильма обвиняют Майкла Джексона в сексуальных домогательствах и в педофилии.

Арно: Вы же наблюдаете наверняка все равно за низвержением звезды. Несмотря на то, что Майкл уже не с нами, тем не менее его песни снимают с эфира, люди отказываются от него, отрекаются.

Галкин: Человека уже давно нет, его обвиняют люди, которые до этого отказывались от своих показаний. Мне сказали, еще раз, я не смотрел, мне сказали, что звучат они очень убедительно, эти выросшие дети.

Арно: Это правда.

Галкин: С какими-то подробностями. Это внушает мне дикий ужас, потому что… Почему я не могу такое смотреть, не потому что там я не хочу разочароваться в Майкле Джексоне, я достаточно так отделяю музыку от фигуры, если я буду слушать музыку Джексона, мне не обязательно представлять, какой он был человек. Вообще среди гениальных людей было много негодяев, и необязательно совершенно талантом наделен человек порядочный. Конечно, мне хочется думать про нашего кумира, что это чистый человек, но никто от такого, наверное, разочарования не застрахован. Поэтому я не понимаю, зачем мне это смотреть?

Если это действительно так было, то это ужасно, и мне тяжело такое смотреть, потому что ты сразу переносишь, ты думаешь про своих детей, это страшно. Короче говоря, это ужасно. А с другой стороны, независимо от того, правда это или нет, человек уже оправдаться не может, ничего сказать не может, это произошло очень спустя много лет.

Конечно, можно говорить о том, что это важный фильм, потому что он предупреждает всех, как, и так далее, и тому подобное, но можно еще и подумать о том, что он сделан, в том числе, ради коммерческого успеха, ради скандала, ради того же хайпа и всего остального. Поэтому я не хочу смотреть, у меня много других, я, например… Нет, сейчас не буду проводить параллели, никакой связи с этим нет.

Арно: А если перенестись в Россию, могло бы такое теоретически, а может быть, и практически, произойти у нас, чтобы ушедшая звезда или звезда, которая еще с нами, вот открылась бы какая-то страшная правда, и все бы отвернулись?

Галкин: Почему нет? Наверное.

Арно: Потому что у нас там, не знаю, Марат Башаров, про которого говорят все, что он избивает своих жен, тем не менее, он работает прекрасно. У нас в этом смысле закон на стороне…

Галкин: Таня, это неудачный пример, потому что все-таки Марат, чтобы он ни делал внутри семьи, он живет со взрослым окрепшим человеком, со своими женами, которые делают некий сознательный выбор, и поэтому параллель, скажем так, неудачна.

Арно: Ну все равно…

Милова: То есть он как-то уже серийно ломает им носы, тут можно…

Галкин: Я имею в виду…

Милова: Они влюбляются в артиста, а оказываются один на один с тираном, какими бы окрепшими они не были.

Галкин: Я имею в виду не насилие домашнее, которое как раз в нашей стране процветает, и более того, в отношении женщин закреплено прекрасным русским фольклором, «бьет, значит, любит», что меня всегда поражает чудовищностью формулировки. В моем понимании бьет, значит, не любит.

Желнов: Закон.

Галкин: Да, к тому же вот сейчас этот закон же приняли.

Жегулев: Декриминализация статьи о побоях.

Галкин: Чудовищная история, но это все вписывается в ряд замечательных чудовищных историй, которые принимала наша прекрасная Госдума в самых разных составах. Поэтому, я не про это говорю, это есть все, но все-таки человек, который подросток, не сформировавшаяся еще личность, которой легче манипулировать, это гораздо более тяжелое преступление, чем жена, которая вступает в брак с человеком, про которого она знает, что он предыдущей нос сломал.

Арно: А если просто, без имен, вот может быть такое низвержение у нас сейчас каких-то звезд, если они совершили какое-то…

Галкин: Да легко. У нас с легкостью.

Арно: Нет неприкосновенности?

Галкин: Нет. У нас вообще нет никакой неприкосновенности, ни в отношении никого. Если вам кажется, что у нас в русском обществе есть неприкосновенная фигура, нет ни одной, включая самого главного. У нас нет неприкосновенных фигур. И самая главная сила, которая может ниспровергнуть любого, это наши люди. Я не люблю слово «народ», он очень обезличен.

Желнов: Но все-таки, Максим, это не артист, хотя в какой-то степени тоже артист, депутат Госдумы Леонид Слуцкий, которого женщин несколько, в том числе и в этом эфире, год назад обвинили в сексуальных домогательствах, только пошел на повышение, ничего с ним не случилось.

Галкин: Это другое.

Желнов: Поэтому вопрос про неприкосновенных, что вы имеете в виду? Кто именно неприкосновенный?

Галкин: Это немножко другое. Может быть, ты действительно прав, может, я хватанул, действительно. Я сейчас подумал, что у нас в принципе все, кто доходит к власти, они в любом случае неприкосновенны.

Милова: Есть безусловно обратный прецедент, когда сенатора Арашукова лишают неприкосновенности и так далее.

Галкин: Ну вот, кстати. Но мы же не знаем, за что.

Желнов: Но лишают неприкосновенности не из-за сексуальных домогательств, а по политическим причинам все-таки.

Жегулев: По уголовным.

Милова: Это правда.

Желнов: У нас если дела заводят, то причины на это другие.

Милова: От 30 миллиардов и выше.

Галкин: Это предлог.

Желнов: Максим, я шире позволю себе тогда расширить этот контекст. Вообще на примере кампании, которая несколько лет уже происходит в Америке, так называемая МeТoo, на примере того, что сейчас происходит, мы видим это низвержение кумира. для кого-то укрепление его, для кого-то низвержение, но в целом некое движение вокруг имени Майкла Джексона. Вот это все, что происходит со звездами, с мифами, с репутациями, в каких-то случаях с недопуском уже на запустившиеся проекты, как в случае «Карточного домика» и Кевина Спейси.

Как вообще можно осмыслить, что происходит с институтом звезд сегодня в мире? Потому что все равно, для миллионов людей звезды — это какие-то небожители, кумиры, которым позволено чуть больше. Да, не преступление, но там гаишник всегда отпустит, сфоткается, в баре всегда без очереди, банк выдаст кредит и так далее.

Галкин: Можно, я тебя прерву? Все, что ты перечисляешь, это про нас, но не про Америку. Я помню еще двадцать лет назад, когда я попал впервые в Лас-Вегас, на влете в аэропорт там стоит рамка, или не помню, на вылете, и там шел такой фильм, где загримированные двойники под звезд демонстрируют, что все равны. И там был и Майкл Джексон, и Мадонна, и все проходят эту рамку, то есть в Америке всегда постулировалось равноправие, несмотря на то, кто бы ты ни был.

Более того, у меня был случай в моей жизни, когда я должен был, слава богу, не вступил, в судебный процесс в Америке. Я разговаривал и договорился с адвокатом, который был адвокатом Дональда Трампа, когда он еще не собирался быть президентом. Это был англоязычный, без русских корней, очень серьезный, я имею в виду, что с ним общение шло на английском языке, и он был погружен именно в американскую жизнь полностью с детства. Значит, меня оклеветали в газете, там было, не хочу ворошить прошлое, но меня оклеветали в газете, которая была зарегистрирована в штате Нью-Йорк. И он мне говорит: «Максим, если бы вы были слесарем, сантехником, строителем, вы не представляете, сколько бы денег я бы срубил сейчас с этих людей. Но вы известный человек, и в Америке существует понятие — если вы известный человек, звезда, популярный, то клевета в газетах, ложь, грязь входит в часть вашей работы, вашей популярности. Вы не сможете доказать суду, что вы потеряли деньги из-за того, что вас оклеветали». Вот и все.

И я бы сказал, в Америке всегда было наоборот, перекос, и я считаю, что может быть, это и нормально, потому что действительно меня любая клевета ранит в тысячу раз меньше, чем человека неподготовленного, потому что я к этой клевете привык как к инъекции, как к вакцине от укуса змеи с конца прошлого века.

Желнов: Какая вас клевета в последний раз ранила сильно?

Галкин: Вообще не помню даже. Я не помню. Я помню, я раскрыл «желтую» газету, это был 2000 год, когда пришла вот действительно такая большая популярность ко мне, после чего меня пригласили в «Кто хочет стать миллионером?» и так далее, 2000 год. Я открываю газету, «желтую» газету, не было никакого интернета такого распространенного, открываю «желтую» газету, и там написано «Максим Галкин прячется в гей-клубах от чеченских террористов», ну такой заголовок. Я в жизни не был не то что в гей-клубах, я вообще в клубах не был, ни в каких!

Желнов: А среди чеченских террористов, не дай бог?

Галкин: И среди них тоже не был. И в Чечне был всего лишь один раз за всю свою жизнь, в 2000 году, когда-то выступал перед нашими солдатами во время второй чеченской кампании, мы летали по всей Чечне, это было все, больше я никогда. Я думаю: «Какой ужас! Что же это такое, как они могут!». Я помню, еще на родительской даче, на 13 сотках, летом, открываю. А я хотел, чтобы про меня писали, про пародии, про все. И вот это — в гей-клубах от чеченских террористов. И я вдруг перевожу взгляд на противоположную страницу, и там написано «Джанет Джексон лесбиянка» статья, и «Сильвестр Сталлоне онанирует в интернете». Я думаю: «Ну, я не в плохой компании».

Жегулев: Так вот в России, в отличие от Америки, другая ситуация, я так понимаю, по поводу клеветы?

Галкин: Да, конечно, у нас другая. Но у нас, мы прошли путь за 20 лет, который Америка 100 лет проходила.

Жегулев: Но тем не менее, я так понимаю, как вы сами говорите, низвергнуть любую звезду в принципе просто.

Галкин: Да.

Жегулев: Собственно говоря, любой человек может подойти к вам, какая-нибудь девушка, которая скажет, что от вас сын, и с помощью этого вас шантажировать. Были ли такие случаи?

Галкин: Ну, значит, все в нашей стране уравновешено. У этой девушки доказать, что у нее от меня сын так же сложно в нашей стране, в отличие от Америки, как и мне доказать, что у нее от меня нет сына. Понимаете, у нас все хорошо, у нас очень гармоничное общество. Другое дело, что в отличие от США, у нас нет института уважения к заслугам, вот этого у нас нет вообще. Там, если ты чего-то когда-то достиг, я сейчас не говорю про…

Жегулев: Кевина Спейси.

Галкин: Да, я не говорю про таких. Если ты когда-то чего-то достиг, если ты получил «Оскара», если ты ведешь суперпопулярную программу, есть уважение. Уважение у молодых, уважение у коллег, там это более развито. У нас сейчас мы переживаем период ниспровержения всего: авторитетов, уважения, все где-то на земле лежит, и поэтому гораздо легче наплевать на звезду, не на звезду, на заслуженного человека, на ветерана. Нету этого, нету этого в крови, сколько у нас случаев, когда наших ветеранов грабят, убивают. Нету… Понимаете, о чем я говорю?

Жегулев: Становились ли вы все-таки когда-нибудь предметом шантажа?

Галкин: Да нет. Я всех своих девушек очень хорошо помню, знаю, сколько у них детей, от кого. Я имею в виду период до Аллы Борисовны. Поэтому, чего меня шантажировать?

Жегулев: Так это же не зависит от того, кого вы знаете и кого нет. Может, вообще чужой человек.

Галкин: Ну, мне так легче. Чужой человек, так я уверен, что он чужой.

Милова: Скажите, пожалуйста, к вопросу об уважении. Многие ваши знакомые, даже друзья, даже друзья семьи, регулярно после 2000 года летают в Грозный, в гости к Рамзану Кадырову. И многие говорят о том, что вообще в принципе, когда он зовет в гости, то отказаться уже очень сложно, и кто там только не был. Кажется, у него никогда не было вас. Это ваша принципиальная позиция, или такие приглашения вас миновали каким-то образом? Если все-таки вы отказывались, то какими словами?

Галкин: Лично меня, вот лично, Рамзан Ахматович не звал, это первое. Второе — я вообще мало куда езжу. Я вообще человек ленивый, я никуда не езжу, мало выступаю. Я вообще чаще веду программы, концерты, потому что, вы понимаете, не за всяким застольем я умею себя адекватно вести. Это моя проблема. Я, бывает, вот выпиваю, я не хочу оскорбить ничьи традиции нарушением правил.

Милова: Ну, в Чечне вам просто не дадут выпить.

Желнов: А если всерьез, а если позовет Рамзан Кадыров приехать к себе в гости?

Галкин: Вот если бы да кабы, да во рту росли грибы. Что же, он меня еще не звал, а я сейчас буду говорить, а вот если он позовет. А дальше он позовет, а я откажусь, будет неудобно. А если он меня не позовет, мне будет неудобно, что меня не позвали.

Милова: Что вы отвечаете Яне Рудковской, когда она передает вам подобного рода приглашения?

Галкин: Яне? А она передавала?

Милова: Судя по всему, она многим их передавала, из тех, кто поехал.

Галкин: Да?

Милова: Да.

Галкин: Да я уже не помню, что-то ответил.

Арно: Сейчас включим телефон после эфира, а там уже…

Желнов: Максим, но если все-таки всерьез по поводу приглашений и поездок наших звезд в Чечню, где мы знаем о нарушениях прав человека и так далее, целый букет. Как вы к этому относитесь, когда публичные люди, в том числе ваши друзья, совершают эти поездки, встречаются с руководством республики, где, мягко скажем, не все просто.

Галкин: Вы знаете, я считаю, что это личное дело моих друзей. Потому что в принципе, понимаете, мы живем в обществе, в государстве, где по разным вопросам нарушаются права человека. Можно подумать, у нас в Москве не нарушаются права человека! Не выселяются же мои друзья из Москвы, потому что здесь кого-то незаконно посадили на Болотной или еще где-то, понимаете.

То есть вообще в принципе, с точки зрения правового государства, у нас, у нашей страны, есть большие сложности. И сейчас выделять один регион, потому что вот, «Ох, они туда поехали», ну они искренне верят, они же говорят, что они искренне верят, и я уважаю их право искренне верить человеку, доверяться, они его уважают. И я уважаю право моих друзей уважать их друга, это было бы странно, если бы я их осуждал. Понимаете, вот с точки зрения именно правовой, у нас проблемы есть во многих республиках с точки зрения правовой дисциплины, как это назвать.

Желнов: Но все-таки нигде она не стоит так остро, как в Чечне, это вам любой правозащитник подтвердит, Москву здесь нельзя сравнивать.

Галкин: Может быть. Но я в принципе, я вам сейчас объясню, я вообще в принципе не очень люблю выступать перед власть имущими, потому что я изначально сатирик, я юморист. Свою первую популярность я заработал политическими пародиями. Я один раз выступал перед Владимиром Владимировичем Путиным, и то смущаясь, может быть, сейчас бы так не сказал, это было в 2004 году.

Желнов: Это была избирательная кампания какая-то, нет?

Галкин: Нет-нет, просто было мероприятие, условно.

Желнов: Закрытое?

Галкин: Да.

Жегулев: Корпоратив.

Галкин: Нет. Неважно.

Желнов: Ну, неважно, закрытое мероприятие.

Галкин: Короче, я выступал перед Владимиром Владимировичем.

Желнов: Да. С его пародией, на него пародией?

Галкин: И его изобразил, и Бориса Николаевича, царство ему небесное, еще жив был, это был 2004 год. И я сказал Владимиру Владимировичу: «Знаете, Владимир Владимирович, все-таки лучше, если вы на концерт мой придете. Я не очень умею быть талантливым вот так вот, тет-а-тет». Потому что это мне действительно сложно, потому что я не умею приспосабливаться, я люблю поддеть, пусть по-доброму, но посмеяться. Разрешения у них я никогда не просил, понимаете, я считаю, что я свободный человек, достаточно толерантный, добрый, все свои пародии я всегда делал с учетом того, что вот если будет сидеть человек, я ему это в лицо могу сказать. Нет, там были подколы, всегда были какие-то подколы, но тот же Путин всегда смеялся, все это было прекрасно. Но все равно мне комфортно так.

Я много раз выступал перед Нурсултаном Абишевичем Назарбаевым, но у меня сложились с ним, я не могу так сказать, это будет слишком смело с точки зрения моего возраста, дружеские отношения. Но я перед ним не «выступал», то есть я говорил чего-то, вспоминал Бориса Николаевича, что-то изображу, он вспомнит Бориса Николаевича, я анекдот расскажу, он анекдот расскажет. То есть это было скорее совместное застолье, понимаете. Но это исключение.

И я когда-то по юности впервые приехал, и я понял, что вот с этим человеком так возможно. Но я знаю, что с большинством людей так невозможно, а я не могу как бы… Я не могу и поклониться, и поиронизировать, тут надо либо лбом землю пробивать, либо стебать. А стебать я там точно никого не смогу, мне же еще оттуда уехать надо, кроме того, что приехать.

Милова: Скажите, пожалуйста, а сейчас кто из политиков, собственно, господин Назарбаев буквально сегодня решил перестать быть президентом, Бориса Николаевича больше нет, кто из политиков сейчас стоит пародии?

Галкин: Да многие, наверно, стоят. Проблема в разобщенности нашего общества, я выступаю перед очень широкой аудиторией с точки зрения возраста. То есть на мои концерты, я просто их вижу, этих людей, приходят от детей пяти лет до людей пожилого, преклонного возраста, самые разные люди. И к сожалению, узнаваемость политических образов не такая высокая. Те, кто знает, как говорит Навальный, это вот эта молодежь, а вот эти люди уже не узнают его манеру, просто манеру. Поэтому мне очень сложно, я все равно оперирую образами, которые, то есть это Владимир Владимирович и три его оппозиционера, которые его сопровождают всю жизнь, они идут на эти выборы…

Желнов: Зюганов, Миронов и Жириновский?

Галкин: Нет, Зюганов, Явлинский, Жириновский. Понимаете, они еще в наследство от Бориса Николаевича остались. У меня полное впечатление, что Борис Николаевич…

Милова: Каждый из них уже пародия на себя самого за эти годы.

Галкин: Я не могу так говорить о людях, это некрасиво. Ну, как я скажу, они пародия на самих себя. Нет, они просто, ну представляете, я их первый раз изобразил в прошлом веке? В середине девяностых, понимаете. Я Явлинского изобразил на пятилетие «Яблока».

Милова: В вашей жизни с тех пор многое поменялось. Вы были на Первом канале, на «России», теперь снова на Первом канале.

Галкин: Да, погулял.

Милова: Вы стали папой. А в их жизни, кажется, не поменялось примерно ничего за все это время.

Галкин: Нет, как же, у них все поменялось! Они же каждый раз должны как-то приспособиться к этой власти, которая все более суровая, понимаете, она все на более высоком стуле сидит, и им же надо приспосабливаться. Это же тяжело, это такой неподъемный груз, я бы давно свалил на их месте.

Пытался же Геннадий Андреевич на Грудинина смениться, но он же, зараза, неожиданно стал люб народу, то ли благодаря усам Сталина, то ли этому совхозу. Его же стали тут же «мочить», понимаете. То есть при любой попытке вмешаться в это триединство оппозиции случаются какие-то страшные пертурбации. Власть в панике начинает опять их подтягивать, а они уже не могут, уже им тяжело, я понимаю их по-человечески. И главное, каждый в отдельности замечательный умнейший человек, включая Геннадия Андреевича Зюганова.

Желнов: Максим, а вы упомянули Алексея Навального, вы его пародировали?

Галкин: Нет, я до сих пор, к своему стыду, это лень моя.

Желнов: Не пробовали?

Галкин: Конечно, он достоин пародии.

Желнов: Есть там что пародировать, в смысле образа, как вам кажется?

Галкин: Проблема в том, что его, конечно, надо поддевать за его деятельность, за то, что он… То есть его можно пародировать, я как понимаю, если по содержанию, за то, что он откапывает то, чего нет, или приписывает уже какие-то совсем невероятные дома, я не знаю, ну что-то. Но он же выбрал себе такую классную, понимаете, в чем дело, Навальный выбрал себе такую классную стезю, она так хорошо легла на пролетарское подсознание масс. Ведь все равно он-то играет на большевистской пролетарской ненависти в действительности, обличая чиновников, он все равно играет на дудке ненависти к богатству. Это же все понятно, что он говорит, «Этот законно нажил, незаконно». Но вы меня простите…

Желнов: Богатство и воровство все-таки разные вещи, согласитесь.

Галкин: Секундочку, при всем моем уважении к рабочей деятельности Алексея Навального, но когда он обвиняет моего телевизионного коллегу Владимира Соловьева в его недвижимости, у меня возникает вопрос: «А почему ты его обвиняешь? Он приносит колоссальные рейтинги своему каналу, его канал «Россия 1» продает рекламу гораздо дороже, благодаря существованию Соловьева на телевидении. Он ему должен, независимо от того, это государственный канал или нет, платить большие «бабки». И он, Соловьев, имеет право на эти «бабки» покупать недвижимость где угодно.

Желнов: Я чиновников имел в виду в данном случае, а не Соловьева, когда говорил, все-таки надо разделять.

Галкин: Секундочку, но это же тоже деятельность Алексея Навального. Поэтому, конечно, ему большая благодарность за то, что он рассказывает, как люди живут, мы можем ориентироваться, что еще можно где купить, это важно.

Желнов: Максим, вот я, раз мы заговорили про «телек»…

Болецкая: Можно я…

Галкин: Что ты не даешь Ксении сказать?

Желнов: Сейчас, я про телевидение хочу зацепиться…

Галкин: Просто неудобно.

Желнов: Я вот как раз про «телек», Максим, хотел спросить, вот вы упомянули ВГТРК. В 2008 году, по-моему, вы как раз перешли с Первого на ВГТРК. До 2008 года, я специально сегодня поднял цифры, которые там делали телевизионные аналитики, телекритик, например, Арина Бородина в своей публикации на Ленте

Галкин: Да, это замечательный профессионал.

Желнов: Абсолютно, да.

Болецкая: Она передавала вам большой привет.

Галкин: Спасибо.

Желнов: Привет Арине, и она вам передавала привет большой.

Арно: Смотрит небось сейчас наш эфир.

Желнов: Смотрит, да. Вот у нее была заметка «Антология самых популярных проектов за 12 лет». Заметка была в 2014 году, на Ленте, тогда еще на старой Ленте, так вот вы там были названы абсолютным рекордсменом эфира. Например, ваш там вечер предновогодний «Мне 26», доля 64, то есть у президента Новогоднее поздравление — 65, для сравнения, рейтинг — 31. Апрельский концерт «Улыбайтесь, господа», 45 доля.

Галкин: 55.

Желнов: Ну, еще выше, да. То есть так смотрели только президента, вы второй.

Галкин: Не делай меня первым, я и так много наговорил.

Желнов: Почему тогда вы в 2008 году решили уйти с канала и перейти на ВГТРК? Что это было за такое предложение? Хотя вот этот ваш взлет, все связано с Первым каналом, как раз тот отрезок, когда вы стали суперзвездой, вы сами про это сказали, нулевые годы, в данном случае 2002-2008 год.

Галкин: Да, конечно. Безусловно, цифры, которые ты называешь, это 2002, 2003, 2004 год. Еще был концерт «Не последний герой», который в итоге вошел в пятерку самых рейтинговых программ за всю историю подсчетов, потому что сейчас больше каналов стало, и так далее, и тому подобное, они там так и останутся, слава богу, я буду всегда, по гроб жизни, в лидерах. Дело не в этом, безусловно. Ушел я в 2008, и до 2008, включая 2007, 2006, 2005, мои концерты и новогодние вечера выигрывали рейтинг новогодних эфиров.

Могу сказать, справедливости ради, что когда я ушел на канал «Россия», те самые новогодние вечера, а я стал их автором, я в первые года был автором, а потом просто ведущим, с 2008 года по 2014 год включительно, канал «Россия» выигрывал Новые года, как до этого выигрывал Новые года Первый канал, на котором я эти Новые года делал. Я выиграл с «Новогодним парадом звезд» Новый год в 2008, когда я вел его с Николаем Басковым, в 2009, когда я его вел с Аллой, в 2010, когда я его вел сам, в 2011… Секундочку, еще раз, ты называешь программы праздничные, ну так я их и продолжал выигрывать на «России».

Желнов: Арина Бородина бы с вами поспорила и привела бы цифры, что на «России» была ниже доля, как раз где Басков. Ну ладно, сейчас не будем.

Галкин: Потом все было ниже, ниже, и сейчас все ниже, ниже. И скоро будет в интернете выше, чем там было ниже, это все нормально. Я имею в виду, что это все не касалось будней. А в будни я на протяжении восьми лет вел программу «Кто хочет стать миллионером?», которая мне поднадоела, мне хотелось чего-то нового. Чего-то нового мне так яро не предлагали. Да, я вел «Две звезды», которые тоже были очень популярны. Я захотел чего-то нового. Это не значит, что я был прав. Я захотел чего-то другого и шатнулся на «Россию 1».

Я не шел туда потому, что меня перекупили, слава богу, мне и на Первом канале неплохо платили, и на «России 1». Это не был вопрос заработка, это был вопрос попробовать чего-то нового. Я пошел, попробовал, я семь лет вел «Танцы со звездами», семь сезонов «Танцев со звездами». «Десять миллионов», игру, еще чего-то, еще чего-то. Конечно, по сравнению с теми, вот этими вот небоскребами… Потом я почувствовал, что на «России» уже ничего нового мне не предлагают, и я пошел, поклонился в ножки Косте, я сказал: «Костя, был неправ, бери меня обратно».

Жегулев: Сами?

Галкин: Да, ну не Константин Львович же мне предложил. Я был неправ, и был неправ в том, что я ушел не попрощавшись, его не предупредив, и это было некрасиво с моей стороны, о чем я ему сказал. Это правда. Почему я ушел? Ошибался. Он мне говорит: «Ты там семь лет потерял». Я не считаю, что я потерял, но я повернулся обратно, и мне что-то свежее предложили. И уже программа «Лучше всех» в 2017 году 15 недель возглавляла рейтинг всех программ на всех телеканалах, и уже была четвертой в 2016 году среди всех программ за год, и пятой в 2017.

Желнов: Комфортнее вам все-таки где, в чьей команде работать?

Галкин: Мне всегда комфортнее на Первом канале, по одной простой причине, потому что аудитория и сфера моего общения смотрит больше Первый канал. И вообще, те люди, с которыми я знаком, которые могут мне позвонить, они по каким-то причинам «Россию 1» смотрят гораздо меньше. Поэтому, когда ты уходишь на «Россию 1», это, кстати, и вас касается, в отношении меня, ты уходишь куда-то в тень немножко как будто.

Арно: Малахов в тени?

Галкин: Конечно. По сравнению с тем, что он был на Первом, безусловно, он ушел в тень. А так вышел опять на свет, мы его ждем.

Болецкая: Я бы хотела немного назад вернуться, вот в эту историю с Владимиром Соловьевым. Она мне интересна даже не потому, что это Навальный, разоблачение, а вообще история о том, что люди, которые работают на российских каналах, занимаются сейчас очень часто так жестко очень продвижением пророссийских, прогосударственных интересов, очень часто высказывают в эфире мнение, что в Европе какая-то неправильная политика, откровенно прямо «наезжают» на европейские власти, на американцев, которые «вредят России» и так далее, но при этом владеют, и покупают, и ведут какие-то свои бизнесы за рубежом. Вот вы считаете, для вас это моральная дилемма или нет, когда ты в эфире говоришь, что Европа вредит России, бабушка там Елизавета опять гадость подложила, Трамп, а потом такой, раз, и домик в Лондоне. Есть в этом дилемма?

Галкин: Мне кажется, они там эксперимент какой-то ставят. Может, они там покупают, чтобы навредить им? Мы же не знаем, что в итоге. Может быть, когда занавес упадет, мы узнаем, что Соловьев развалил экономику Италии, или Брилев покушался на Терезу Мэй. Мы же не знаем, может, они внедрены туда.

Болецкая: Окей. Я поняла.

Галкин: Ну не все же как те, которые на солсберецкий шпиль смотрели, может, эти-то самые у нас такие продвинутые. Я бы их оценивал уже после их смерти.

Болецкая: Чьей смерти, Соловьева?

Галкин: Ну, когда они, дай бог им здоровья, всех надо оценивать уже отойдя на расстояние.

Болецкая: Хорошо. Еще один вопрос, который меня заинтересовал. Вы сказали, что про политическую сатиру сейчас сложно, потому что нет героев, как я поняла.

Галкин: Нету. А что делать?

Болецкая: Казалось бы, мы можем воспринять, что у вас меньше стало каких-то политических высказываний, именно в сатире стендапов, потому что цензура, как-то неудобно, работаете на госканале, а вы говорите, что просто материала нет.

Галкин: Нет, у меня, на моем концерте, когда я езжу по городам и весям, его вот, но естественно, это не все показывают. Я и не требую, чтобы это показывали, странно было бы, «Ты давай, лишись своего места, но покажи эту хлесткую шутку». Ну, как это? То есть я уважаю право не показывать это, к тому же сейчас столько альтернативы, если уж так неймется, а у меня нет такого состояния, что мне прямо неймется, я не диссидентствующий товарищ, но если так неймется, вон, в ютьюб выложил, это даже сейчас популярнее будет, чем телевизор.

Желнов: А что такого нельзя вам показывать? Какой-то пример? Вы сказали, что-то там вы не показываете, потому что не хотите лишиться места. А что это такое?

Галкин: Я вам скажу так, вот смотрите, я никогда себя не корректировал, не урезал, в смысле, а вдруг что-то подумают не то. Я себя урезал по соображениям, я про церковь не шучу, у нас это общество не поймет, я не все могу пошутить про женщину, есть какие-то моральные вещи, которые я… Все остальное я шучу, и у меня бывали разные программы.

Но я вам могу сказать, конкретный пример, что далеко ходить. Два года назад у меня был эфир, не то, что вы приводили, два года назад, тоже был рейтинговый, тоже было первое место на неделе среди всех каналов. Мой концерт показал Первый канал 20 января 2017 года, показал, там были какие-то политические шутки. Я перед тем, как это выпускать, я показал Константину Львовичу, все, что я показал, все было в эфире, он не урезал ничего. Но я посчитал…

Жегулев: А вы всегда показываете, Константину Львовичу в первую очередь?

Галкин: Во-первых, я не всегда показываю, и не каждый год выпускаю концерт. У меня с Костей дружеские отношения, я ему показал, посоветовавшись, «Скажи, вот как ты думаешь, вот это может быть в эфире?». Я сам монтирую свой концерт, «Может быть в эфире?», я просто не хочу, чтобы это вырезали на уже непосредственно, когда в эфир отдают, я хочу чтобы я монтажно сформировал так, и все вышло.

Желнов: Максим, для вас для самого вот эти темные табу, темы, это церковь, как я понял, женщина.

Галкин: Да.

Желнов: А что вы имели в виду, когда говорили «женщина»? Что нельзя шутить, чего нельзя в отношении женщин?

Галкин: А я понял, что вообще редко про женщин что-то едкое говорю, поэтому, наверное, я хватанул… Просто надо было к церкви еще что-то сказать, что же одна церковь, надо же иметь еще какие-то табу. И я приписал женщину, потому что здесь три женщины сидят.

Желнов: Про Сталина, наверное, нельзя?

Галкин: Почему?

Желнов: Или шутите? Я просто, может…

Галкин: Нет, я всегда шутил. Особенно я любил, когда в Украину я приезжал, я шутил, у меня папа, при том, что он высокопоставленный военный, он очень любил, и в моем детстве всегда была шутка, пересказ знаменитого стихотворения, знаменитых стихотворных строчек:

Як умру, то поховайте,

не тягніть резину,

з ями в яму не кидайте,

як того грузина.

Арно: Хорошо.

Болецкая: Вот смотрите, когда вы вернулись на Первый канал, там была история с идеей Late Night Show, и вообще вот эти вот Night Show, сделать ваш, «МаксимМаксим» была история. Чем изначально отличаются для вас ночные вот эти, вечерние шоу, от дневных, от ток-шоу, которые идут в дневном эфире? Почему этот формат вам интересен, и хотите ли вы к нему как-то снова вернуться и сделать второй заход, вторую попытку?

Галкин: Очень сложно. Вообще самое сложное всегда поставить юмор на конвейер, это самое сложное. Когда я показываю свой концерт, раз в два года, то я отвечаю за каждое слово, которое звучит в этом концерте, потому что я это езжу, проверяю, это как просеяно все, отбор. А когда ты каждую неделю должен веселить, самое главное, что я понял для себя и в случае с «МаксимМаксим», и почему собственно «МаксимМаксим» не существует сейчас, потому что никогда, я для себя зарекся, никогда не делай программу, в которой ты обещаешь смешить людей.

Вот допустим, Иван Ургант, безумно талантливый человек, делает вечернее шоу, которое является шоу-анонсом, интервью и т.д. и т.п., к котором прилагается его блестящее чувство юмора. И Ваня король! Есть моя программа детская, где я раскрываю талант детей, и там шучу, и я там король. Но как только ты говоришь «Каждую субботу я вас так повеселю, что вы надорвете животики», ага, во…

Желнов: Провалилось, да.

Галкин: Оно не провалилось.

Желнов: Не провалилось, но низкий рейтинг.

Галкин: Знаешь, что, провалилось, сложи все Hard Day's Night за всю жизнь, существование, и ты получишь один рейтинг моей программы «МаксимМаксим». Это важно, доля «МаксимМаксим» была очень хорошая, просто… Враги, кругом враги, в том числе на канале, какие-то с…

Болецкая: Как раз про Урганта. Насколько известно, для него шутки пишет целая команда. А вот кто пишет шутки тебе? Есть ли люди, которые тебе пишут шутки?

Галкин: Секундочку, насчет целой команды.

Болецкая: Есть несколько человек.

Галкин: Я не знаю, какая команда пишет для Вани, но я столько раз попадал с ним в ситуации, когда мы вели совместно какие-то вечера, когда не было никакой команды!

Болецкая: Нет, я не спорю, что он отличный, но тем не менее есть команда, которая работает.

Желнов: Все равно команда делает звезду во многом, Максим.

Болецкая: Есть ли такие люди у вас?

Желнов: Наверно, ты не будешь с этим спорить, что команда важна.

Галкин: Нет, у меня периодически возникают очень талантливые люди, и сейчас есть какие-то авторы, с которыми я начинаю работать, работаю, да. Есть, да. Просто я не всегда их упоминаю, потому что бывает так, что упомянешь ― и все, их забирают от тебя, предлагают им большие деньги, а ты сидишь у разбитого корыта и думаешь: «Доколе?». Конечно, конечно, есть.

Желнов: Сейчас вы своей командой довольны, которая работает с вами на двух проектах?

Галкин: Значит, так: 80% болтовни, которую я исполняю со сцены, ― это моя болтовня. 20% мне кто-то пописывает иногда. Сейчас очень талантливый человек, но, боюсь, зазнается, если я скажу, кто он.

Жегулев: А почему именно такой процент? То есть почему вы не делегируете?

Галкин: Так в жизни. Я бы с удовольствием. Дайте мне современного Жванецкого.

Жегулев: Не хватает?

Галкин: Аркадия Хайта дайте мне, и я вообще ничего не буду придумывать.

Желнов: Максим, а как сработала программа с детьми? Я имею в виду «Лучше всех». Вы сказали, что в какой-то момент то не получилось по разным причинам, пришли вот к этому формату.

Галкин: Это параллельно было.

Желнов: Где выстрелило?

Галкин: Да.

Желнов: Выстрелило ― наверно, можно проанализировать, почему, но вы сами для себя как этот формат нащупали?

Галкин: Я ничего не нащупывал. Я ничего не нащупывал. Константин Львович, мы вместе отдыхали, он увидел, как я общаюсь со своими детьми, как я общаюсь с его детьми, с его ребенком на тот момент, да. Он это где-то у себя на полке отложил. И когда к нему пришел продюсер «Красного квадрата» Илья Кривицкий с предложением и с вопросом, кто мог бы это провести, он сказал: «Только Максим Галкин». И все, я даже не предлагал. Потом Илья мне это принес, я как это увидел, я говорю: «Конечно! Гениально!».

Желнов: Насколько вообще аудитория федеральных каналов за то время, что вы там работаете, а это уже больше… Скоро двадцать лет будет как.

Галкин: Да.

Желнов: Насколько поменялась? От чего, от какого материала люди устали, и вы понимаете, что это сейчас уже им неинтересно смотреть, эти шутки неинтересно слушать? Как меняется качественно аудитория? Даже по фидбэку, когда вы это чувствуете, приезжая на концерт какой-то свой, общаясь со своими друзьями.

Галкин: Сейчас, последние полтора года, я вообще слышу две реплики в свой адрес от самых разных людей, которых я встречаю. Одна реплика: «Вы с детьми ― это!» ― это, значит, «Лучше всех». Просто название такое, никто не может запомнить, все это называют «Галкин и дети». «Вот это, где вы с детьми, вот это!». И второе ― «Мы смотрим ваш инстаграм». Я перестал получать фидбэк от телевидения, только иногда от программы «Сегодня вечером» и от детей. Все остальное ― «Мы смотрим ваш инстаграм, ну вы в инстаграме сказали, ну вы в инстаграме показали! А вот ваши дети! А вот ваша жена!».

Болецкая: А почему так?

Галкин: Да слава богу, хоть так. Какая разница, где они меня видели? Главное, что они меня знают.

Жегулев: А вы сами являетесь аудиторией телеканалов?

Галкин: Конечно, конечно.

Жегулев: То есть вы сами смотрите? Катя Андреева, Екатерина Андреева говорила, что не смотрит телевидение.

Галкин: Это исключение.

Жегулев: А вот вы сидите с Аллой Борисовной по вечерам и смотрите телик.

Галкин: Алла Борисовна побольше моего смотрит. Я сейчас тайну какую-то рассказал, нет? Нет, конечно, мы смотрим, смотрим.

Болецкая: А что смотрите?

Галкин: Алла любит сериалы.

Жегулев: Так.

Галкин: Хорошие сериалы если идут и на «Первом», и на «России», она смотрит. Причем по ее телесмотрению я всегда могу определить рейтинг: если ее зацепило, значит, все, сериал выстрелит. Это 100%, проверено. Несовпадений не бывало. Мы смотрим всю желтуху, потому что периодически нам там кости моют.

Жегулев: Какую желтуху по телику?

Милова: Ток-шоу.

Галкин: Как? Вот эти все ток-шоу.

Арно: «Пусть говорят» вот эти все?

Жегулев: То есть Малахова.

Галкин: Да, «Прямой эфир», «Пусть говорят». Я называю это «желтуха». Жанр такой ― желтуха. А как это, что?

Жегулев: А новости?

Галкин: Новости? Поменьше, поменьше. Проще открыть. И Алле, и мне проще открыть интернет, посмотреть новости, да. Очень интересно с точки зрения даже актерской «Время покажет», как там орут они все, вот это все.

Жегулев: Действительно интересно?

Галкин: Я все забываю у Кати Стриженовой спросить, как она живет вот в этом. Интересно. Очень хорошее ток-шоу, мне нравится очень с точки зрения уже нормального смотрения, не ернического, «Большая игра» на «Первом канале». Замечательное, замечательно. Спокойное, там действительно что-то они обсуждают, все то же самое, та же повестка, которой нас изнасиловали, но все равно как-то интеллигентно.

Жегулев: Но при этом ваш интерес все-таки тоже смещается в сторону интернета. Вы говорили про ютуб.

Галкин: Да я из него не вылезаю все время.

Жегулев: Вот!

Галкин: Сериалы там смотрю. Очень, очень классные сериалы на ТНТ сейчас выходят, очень.

Жегулев: А если брать контент тоже ваших, можно ли считать их конкурентами, да? То есть вы про Поперечного высказывались, да.

Галкин: Да.

Жегулев: Вы чувствуете, что тот же Семен Слепаков, да, ваш конкурент?

Галкин: Я в силу, может быть, собственной глупости считаю, что у меня нет конкурентов. Я живу в совершенном ощущении, что я такой один. Я никогда, честно вам скажу, никогда ни с кем не соревновался. И настолько я преисполнен собственной самости, что я с такой легкостью хвалю тех, кого мне приписывают в конкуренты! Поэтому я обожаю и Слепакова, и Урганта.

Желнов: Это всегда было, врожденное качество?

Галкин: Да, да.

Желнов: Вы не соревнуетесь. Просто очень счастливый человек.

Галкин: Я родился с ощущением, что я должен быть принцем датским, я не знаю.

Жегулев: Я уже самый лучший.

Галкин: Да.

Арно: А вчера ваш коллега и наш любимый Леонид Парфенов запустил наконец «Намедни» в ютубе, и многие сказали: «Ну все, телик теперь умирает». Раз Парфенов, которому запретили быть в телеэфире, может в ютубе провернуть, и зарабатывать, и получать просмотры.

Галкин: Да.

Арно: Что вы думаете про эту битву ютуба и телевидения?

Галкин: Я думаю, что ютуб ― это совершенно другое. Это совершенно другое. Я желаю удачи Леониду Парфенову, но у меня есть большие сомнения, что можно с телевизионными какими-то инструментами подойти туда. То есть я с удовольствием бы зашел в ютуб, но это тут же войдет в противоречие с тем, что я делаю на мейджоре, на «Первом канале». И я не могу быть официальным лицом «Первого канала» и жечь на ютубе, потому что я там начну жечь, потому что я там себе позволю гораздо большие политические вольности, мне тут же постучат и скажут: «Алло? Алло?».

Желнов: Но вы пробовали заводить ютуб-канал при этом?

Галкин: Нет-нет.

Желнов: Была попытка.

Галкин: Нет-нет.

Болецкая: Он только заявлял, но, насколько я понимаю…

Галкин: Я просто говорил о своих мечтах. Но я знаю, что, если что, если меня уволят, я туда пойду и там начну вот это все.

Жегулев: Вы в инстаграме высказываетесь.

Болецкая: А есть какие-то ютуберы, за которыми вы наблюдаете? Не знаю, в инстаграме какие-то люди, которые скетчи выкладывают, еще кто-то? Смотрите? Есть ли там люди, которые вас вдохновляют, вы говорите: «О, крутыши!»?

Галкин: Есть, но все-таки все равно давайте так будем говорить. Все равно основная масса тех, кто популярен в ютубе, с точки зрения юмористического контента, уровнем-то немножко примитивным таким. Там все равно рассчитано на определенную аудиторию. Вы знаете, я могу сравнить с тем, что массовое кино в кинотеатрах стало рассчитано на 16-летних, и ведущие сценаристы и режиссеры Голливуда с мозгами ушли в сериалы. Поэтому интеллектуальная часть ушла в сериалы.

Так и ютуб пока что не является пристанищем интеллектуального юмора. Все равно это юмор пока что на потребу, с матом, с пошлостью. Такое. Поверьте мне, им лучше не желать смерти телевидению, потому что мы все придем туда.

Арно: Исход уже идет. Уже Пивоваров завел свою новостную программу.

Галкин: Вот!

Жегулев: Так же в свое время говорили про индустрию Comedy Club и все остальное. Говорили, что они на потребу, они пошлые и так далее.

Галкин: Подождите секундочку.

Жегулев: Говорили не вы конкретно.

Галкин: Я никогда так не говорил. Мне всегда нравился Comedy Club. Конечно, они выдавали много продукта, и там было что-то не очень, но там было столько талантливого и столько осталось! Слушайте, и Мартиросян, и Павел Воля, и Руслан Белый, и замечательный Романов ― те, кто зачали стендап у нас, да. А какие ребята сейчас в «Импровизации», в шоу «Импровизация» на ТНТ!

Да нет, это неправильно. Это скорее целый жанр родился, в котором было разное, и плохо, и хорошо.

Жегулев: Я скорее про то, что это временное явление.

Галкин: Нет, я никогда к этому так не относился.

Арно: Да. Вы сами сказали, что очень успешный инстаграм, все о нем говорят. Это правда так, он очень крутой и искренний.

Галкин: Спасибо. Maxgalkinru, подписывайтесь.

Арно: Все верно, дадим бегущую строку. Но очень странно, то есть, вернее, недоумеваем: почему не зарабатываете на нем? То есть там такой контент: там дети, семья, работа, там нет рекламы, там нет никакой социалки.

Галкин: Да. Нет рекламы, потому что я жду больших денег.

Арно: Серьезно?

Галкин: Конечно. Я сижу…

Болецкая: А сколько?

Галкин: Столько, сколько…

Арно: Вы сейчас лукавите, Максим.

Болецкая: Сейчас рекламодатели посмотрят и скажут: «Десять миллионов». Мало?

Галкин: Нет, я не буду говорить цифры, мы же не у Дудя.

Жегулев: 500 тысяч, как говорила Собчак.

Болецкая: А почему нет?

Жегулев: Собчак говорила, что она зарабатывает за один пост 500 тысяч.

Галкин: Вот! Я не хочу быть как Ксения Собчак, поэтому я пока…

Арно: А Шнур сейчас говорил, что у него два миллиона за пост. Такая ценовая политика вас устраивает?

Болецкая: Понимаете, мы уже начинаем торговаться, Максим, так что можно объявить ставки.

Галкин: Нет, давайте мы сначала посмотрим.

Милова: А Ольга Бузова ― три миллиона.

Жегулев: Пятьсот хватит?

Галкин: Смотрите, Ксюша выбрала свою стратегию: много по 500. А я хочу мало, но побольше.

Жегулев: А, вот так.

Галкин: Да, и собираюсь зарабатывать. То есть я сначала площадку развиваю, а потом жду предложений. Но опять же я жду предложений не чтобы себя прокормить, а только в том случае, если эти предложения поступят. Если они не поступят, мне, как это говорят, just for fun развлекать аудиторию, я получаю от этого удовольствие чисто психологическое, потому что я, как всякий человек, особенно экстраверт, люблю, чтобы меня лайкали, чтобы мне писали хорошее.

Арно: Сколько подписчиков у вас? Следите?

Галкин: Сейчас пять миллионов.

Арно: Вот один из них сегодня задал вопрос под последним постом.

Галкин: Да.

Арно: Вы не ответили, но можете ответить в эфире.

Галкин: Давайте.

Арно: Svetrazum спрашивает: «Вы, как Бузова, стали снимать свои аншлаги, Максим. Все ее ругают, а сами копируют. Как так?». Вы ругаете Бузову и копируете ее?

Галкин: А я ответил. Я Svetrazum ответил.

Арно: А, да?

Галкин: После этого под Svetrazum растянулось целое обсуждение на 70 комментов.

Арно: Дискуссия.

Галкин: Я ей написал, что я свои аншлаги снимаю с 2001 года, и это правда, с первого концерта, когда я собрал шесть тысяч человек на «Славянском базаре», я снимаю свои аншлаги. Дальше Svetrazum стала отвечать и комментировать, что она это не имела в виду. Притом что я абсолютно не согласен с той волной негатива в сторону Оли Бузовой. Это несправедливо, девочка добилась невероятного совершенно, она большой молодец. Кому-то не нравится, что она поет. Не нравится ― спи, моя красавица! Не надо сталкивать. И там даже Вера Брежнева дальше уже мне смайлики поставила, уже после этого. Нет, там все…

Арно: Сейчас бенефис у Svetrazum просто.

Галкин: Да-да-да. Я даже помню, что это Светлана, я открыл ее аккаунт.

Желнов: Обратитесь к Светлане, да.

Галкин: Светлана, привет!

Желнов: Переходим к главной, пожалуй, теме.

Арно: Да. Какова вероятность, что Алла смотрит нас прямо сейчас?

Галкин: Нулевая. Она репетирует концерт свой.

Арно: В записи же может потом посмотреть?

Галкин: Да, посмотрит, конечно, она интересуется моей жизнью все-таки. Просто сейчас она…

Жегулев: Готовится к юбилею?

Галкин: В прямом эфире… Мы же в прямом, да?

Арно: Да.

Галкин: Сейчас не смотрит, но потом посмотрит, да.

Арно: В общем, вся страна, не секрет, да, готовится сейчас к 15 числу и так далее.

Галкин: Да. Вся страна ― ладно, хорошо.

Арно: Нет, это правда. Я сейчас вообще не лукавлю. Разумеется, вся страна, конечно.

Галкин: Хорошо, так. И?

Арно: Понятное дело, что вы все-таки это как-то все в атмосфере строжайшей секретности делаете, то есть вы особо не даете никаких интервью, комментариев.

Галкин: Да.

Арно: Хотя пришли сюда, соответственно, мы не можем не использовать эту возможность.

Галкин: Пользуйтесь.

Арно: Как там идут приготовления? Как себя чувствует Алла?

Галкин: Я сейчас объясню. Очень многие из тех, кто берет интервью, хотят интервью у Аллы, каких-то комментариев. Алла решила сделать новую программу. Новую программу не в смысле собрать свои лучшие песни, они ни в какую программу не поместятся. Новые песни. Она давно не выступала, для нее это колоссальный вызов. Она должна с живыми музыкантами вживую на сцене Кремля исполнить спектакль песен. Это спектакль из новых песен с новыми словами, новой музыкой.

Желнов: То есть никто никогда не слышал этих вещей, которые будут исполняться?

Галкин: Да, безусловно. Безусловно, там что-то будет из былого.

Желнов: Хиты.

Галкин: Что подходит, так сказать, для ее концепции. Она просто готовит спектакль, все. Это не повод… Она не относится к своему 70-летию как к событию вселенского масштаба. Она категорически против того, чтобы каналы как-то это отмечали. Ее это тяготит, она вообще считает, что сейчас не время пиарить вот это все, рассказывать, навязывать и так далее, и тому подобное.

Каждый раз, когда она слушает, что канал НТВ снимает какой-то фильм, четыре части на четыре дня, она расстраивается, она не хочет этого. В отличие от большинства, ей это не нужно, более того, она считает, что это несвоевременно. Страна этим сейчас не живет, ей это не нужно. Она хочет сделать высказывание, снять его на кинопленку и сделать концерт, чтобы когда-то для чего-то его показать.

Болецкая: То есть она хочет, чтобы ее уважали не за прошлое, а за то, что она делает ровно сейчас.

Галкин: Нет, она вообще не хочет… Она ничего не хочет, кроме высказывания на сцене.

Болецкая: И публики, которая это высказывание оценит.

Галкин: Да, и публики, которая придет на концерт. Все, ее больше ничего не интересует. Поэтому ей не нужно, она отказывается от пресс-конференций, она не хочет это пиарить, билеты проданы, мы не знаем, куда людей посадить. Да, какая-то часть есть у перекупщиков. Мы ничего с этими перекупщиками сделать не можем, потому что у нас Дума не приняла закон о спекуляции пока что. Поэтому цены, которыми пугают в интернете, «вот уже столько стоит» ― мы-то тут при чем? Люди купили и хотят сделать гешефт.

Арно: То есть сейчас эффект отсутствия, потом будет концерт, дальше мы сможем посмотреть его, да?

Галкин: И дальше будет снова эффект отсутствия!

Милова: Скажите, пожалуйста, когда Алла Борисовна покидала сцену, как-то это не очень активно, но все же проговаривалось, что одна из причин ― это некоторые неполадки с голосом. И тут в соцсетях мы увидели, как на празднике, разрешающем весну, в «Квартире 44» она запела песню «Женщина, которая поет», пожалуй, одно из самых знаковых произведений для нас всех. И она не просто в голосе, она максимально в голосе.

Как это происходило? Насколько это устойчиво?

Галкин: Конечно. Во-первых, Алла работает над голосом. Я построил дом, в котором есть бассейн. Если кто-то в бассейне поет, очень хорошо слышно. Вот она, когда плавает в бассейне, там поет, и я иногда, так сказать, слушаю, потому что она в принципе меня не посвящает в тонкости того, что она делает. Я не знаю точно, что будет на концерте, какие песни. Я отошел в сторонку и ее не беспокою. Вообще весь наш быт подчинен тому, чтобы ее не беспокоить. При этом она все равно думает о детях и так далее, и тому подобное.

Она занималась, она голос тренировала и так далее. Поэтому она пробует, как голос. Поэтому она сейчас, в данный момент, репетирует, то есть она целый концерт поет, да. С голосом все хорошо, конечно.

Милова: То есть слух о том, что…

Галкин: Почему она так говорила, когда ей было 60? Она невероятный перфекционист. Может быть, мы даже не поймем, о чем она говорит. А она тогда вот так могла, а сейчас вот так она не может, и поэтому она считает, что ей нечего делать на сцене.

То есть я знаю только… Я за всю свою жизнь, все-таки тоже уже немало прожитую среди звезд, артистов разного калибра, знаю еще только одного человека, который так критично относился к состоянию голоса. Это был Муслим Магомаев. Он в какой-то момент сказал: «Нет, все, я не хочу выступать». И он ушел со сцены.

Алла ушла. Сейчас ей захотелось что-то сказать. Она видит, что она может, голос позволяет. Она выбрала тот репертуар, который интересен для этого голоса, и так далее, и тому подобное.

Желнов: А кто ставит шоу, сам спектакль?

Галкин: Я ничего не знаю.

Желнов: Не знаете, окей.

Галкин: Она сама ставит. Там есть режиссер…

Милова: То есть то, что это концерт-спектакль, не значит, что это будет такая эффектная мелодекламация.

Галкин: Нет-нет, спектакль в смысле театр песни в лучших традициях Аллы Пугачевой.

Арно: А выбор места, «Гоголь-центр», связан с Кириллом?

Галкин: Нет, не «Гоголь-центр», это в Кремле будет.

Арно: А, это в Кремле.

Галкин: «Гоголь-центр» делает отдельную историю.

Милова: Трибьют.

Галкин: Трибьют, Алла не знает, что там будет, но она встречалась с Серебренниковым. Это что-то они делают.

Желнов: Кирилл Серебренников делает.

Галкин: Да-да, Кирилл делает.

Желнов: Находясь в той ситуации, он все равно делает.

Галкин: Это будет, по-моему, 24–25 апреля.

Желнов: А встречались?..

Болецкая: Как они встречались?

Галкин: Встречались, когда ему можно два часа ходить по улице.

Жегулев: То есть они ходили по улице.

Галкин: По Патриаршим прудам, да.

Желнов: То есть они встретились и с Аллой Борисовной обсудили шоу.

Галкин: Они не раз встречались.

Арно: Представляете, кто-то идет, а навстречу идут Пугачева и Серебренников. Кондрашка!

Галкин: Да. Они не раз встречались.

Желнов: И Кирилл будет ставить шоу, трибьют-шоу в «Гоголь-центре».

Галкин: В «Гоголь-центре». Я подробностей не знаю. Я знаю, что крайний раз они встречались, по крайней мере, две недели назад.

Милова: По крайней мере, это шоу получило ее благословение.

Галкин: Нет, она, по-моему, не знает, что там будет. Я точно не знаю. Но что-то они там обсуждали. Правда, я не знаю.

Жегулев: Как не знает, если они встречались уже не раз?

Галкин: Я не знаю подробностей, правда.

Желнов: Максим, про Кирилла Серебренникова в этой связи, раз сами заговорили, нельзя не спросить.

Галкин: Да.

Желнов: Вы действительно человек с идеальной репутацией.

Галкин: Спасибо.

Желнов: Никогда не вписывались ни в какие кампании.

Галкин: Да.

Желнов: И, в общем, дистанцировались от этого, на мой взгляд, всегда довольно грамотно и удачно. Но в случае с Кириллом, куда вы, по-моему, тоже не вписались, все-таки ситуация совсем не ординарная, поскольку речь идет не просто о театральном режиссере.

Галкин: Да.

Желнов: А еще и о постановщике, как мы выясняем, шоу вашей жены в апреле. Не основного шоу, но трибьют-шоу.

Галкин: Да-да.

Желнов: Какая у вас позиция по делу «Седьмой студии» и не хотели ли вы как-то поддержать Кирилла тем ресурсом, которым вы располагаете?

Галкин: Понимаете, я изначально считал, что вся шумиха, поднятая вокруг Кирилла, к сожалению, на благоприятный исход дела не может повлиять положительно и, более того, может повлиять негативно.

Я до сих пор не понял, почему он сидит. Когда я говорю «почему», мне не нужно показывать вот это официальное, как в случае с Арашуковым показывать мне, что он украл 30 миллиардов или его отец, поэтому его задержали. Я в нашей стране в официальную риторику не верю.

Я не знаю, почему, кому он перешел дорогу, чем он не угодил власти, я не знаю. Но я все равно считаю, что, безусловно, это имеет какой-то политический оттенок. Но это каким-то таким быльем поросло, что, по-моему, даже те, кто исполняет, уже не помнят, кто попросил. И совершенно непонятно, куда это должно закончиться. Я считаю, что это должно закончиться совершенно, потому что при чем тут Серебренников? И, конечно же, я за то, чтобы он уже вышел на свободу и работал.

Жегулев: Если уж мы заговорили о политике, вспомним опять-таки, что у вас был рейтинг таких масштабов, что, если убрать президента, вы были на первом месте.

Галкин: Секундочку. Вы сейчас сказали впроброс чудовищную вещь, учитывая мой шлейф общения с дагестанскими ребятами. Что значит убрать президента? Хорошо.

Жегулев: Нет, не таким образом!

Галкин: Переформулируйте, пожалуйста, потому что я при всей своей словоохотливости не буду отвечать на такой вопрос.

Жегулев: Вы невероятный популярный человек в стране были и сейчас, в принципе, тоже. Но при этом вы работаете в известном нам жанре, да, легком, комедийном.

Галкин: Да.

Жегулев: Есть такой же человек.

Галкин: Да.

Жегулев: Зеленский.

Галкин: Володя Зеленский.

Жегулев: Наверно, ваш коллега.

Галкин: Не просто коллега. Я с ним вел «Рассмеши комика», я с ним вел два новогодних парада звезд на канале «Россия».

Жегулев: Вот!

Галкин: Просто…

Болецкая: Вы до сих пор хохочете, когда представляете его президентом?

Галкин: Нет, я совершенно серьезно.

Жегулев: Да-да. Как вы к этому относитесь?

Галкин: Прекрасно я отношусь.

Жегулев: Это комедия? Вы считаете, что он сможет поменять что-то в Украине?

Галкин: Почему не сможет? Послушайте, у нас у власти в некоторых государствах, не буду показывать пальцем на эти государства, пребывали такие индивидуумы, что Володя Зеленский, умнейший человек, который… Все эти претензии, которые ему предъявляют, типа «у него нет экономической программы»…

Жегулев: У кого она есть?

Галкин: Сколько разворовали те, у кого она была? Это смешно просто, понимаете? Я с восторгом отношусь к этому факту, с восторгом. В свое время во Франции был комик Колюш, который, по-моему, одновременно ― сейчас не буду врать ― то ли с Миттераном, то ли с Жаком Шираком, по-моему, с Миттераном баллотировался в президенты свободной демократической Франции.

Колюш сделал из этого шоу, а он был очень народный юморист, он был такой Боб Хоуп и Евгений Петросян в одном флаконе. Он на свои плакаты, лозунги вывел заведомо провокационные слова: «Я вас оберу так, как еще никто не обирал! Вы думаете, чиновники ― казнокрады? Да вы не знаете меня!». И как ни странно, со всей этой ересью в свободной Франции Колюш стал опасным соперником для действующих политиков. И ему прислали такое количество писем с угрозами, что он испугался за свою жизнь и своих близких и свернул все это.

Поэтому я мечтаю, что хотя бы один юморист, один сатирик их всех… Понимаете? Это же здорово совершенно, это прекрасно! Потому что клоунада, в которую превратилась политика на просторах Советского Союза, нуждается уже в том, чтобы туда пришел профессиональный клоун, вы понимаете, тем самым завершив эту картину.

Желнов: Клин клином, да?

Галкин: Я считаю, что Володя Зеленский добьется гораздо большего. Если у вас следующий вопрос про меня ― никогда в жизни, потому что любая политика для меня будет серьезным делом, и это колоссальная несвобода. Да, я с удовольствием в мечтах бы представил встречу в верхах ― я и Зеленский.

Милова: И Мартиросян от Армении.

Галкин: Да, и Мартиросян от Армении. Это было бы гениально! Но я слишком люблю свою свободу, я слишком люблю жизнь своих детей, я желаю им быть достаточно свободными, потому что семья руководителя ― это несвободная семья. Сам руководитель ― это бремя колоссальное.

Жегулев: Вы и так публичны, вы не очень свободны в целом.

Галкин: Нет-нет, я абсолютно свободен. По сравнению с президентом ― абсолютно. Абсолютно! Вы не представляете насколько.

Жегулев: А вы говорили на эту тему с Зеленским?

Галкин: Нет, я ему не звонил. Вообще, вы понимаете, я на него подписан в инстаграме, я его лайкаю.

Желнов: Сейчас после эфира позвонит, не сомневаюсь, Максим.

Галкин: Он знает, он же на меня тоже подписан. Но я боюсь потревожить эту хрупкую конструкцию. Ты никогда не знаешь, как твое слово отзовется.

Желнов: У нас последний вопрос, к сожалению.

Милова: Собственно, да. Скажите, пожалуйста, каким вы видите свое будущее, коль скоро вы не видите его в выдвижении на выборы президента?

Галкин: Нет-нет-нет. Я вижу свое будущее… Я хочу быть, я просто не могу сказать кем, потому что я боюсь сглазить.

Болецкая: Говорят, вы книжку хотите написать.

Галкин: Вот все, я больше ничего не буду говорить. Да, я хочу вот туда.

Желнов: В писательство?

Галкин: Да, я хочу вот туда. Я вообще всю жизнь думаю, что, может быть, это ошибка.

Болецкая: Художественный роман?

Милова: Нон-фикшн.

Жегулев: Мемуары?

Галкин: Я мечтаю о другом романе, но не буду говорить, о каком.

Желнов: Почему так книжка для вас важна? Потому что она останется, в отличие от программ, от шоу? Или почему?

Галкин: Нет-нет-нет. Потому что я считаю, что я и в этом могу что-то сделать. Смотрите, вот я сколько говорю. Вы запишите то, что я сказал. Как складно, как классно, какие обороты художественные! Это же перлы. Можно это, конечно, свести к алкоголю, просто человек выпил, и ему показалось, что он талантливый. Но, с другой стороны, бог что-то дал, надо попробовать. А вдруг?

Желнов: Максим, а вообще каким вы не видите себя в будущем, а каким вы войдете в будущее? Оно так или иначе когда-то у всех наступит. Вас заботят эти мысли? Понятно, что вы молодой человек.

Галкин: Нет-нет, я всегда вспоминаю…

Желнов: О будущем в смысле вечном есть у вас мысли?

Галкин: Я всегда вспоминаю «Графа Нулина», и там скучающая вот эта дама в деревне спрашивала: «Какой писатель нынче в моде? ― Всё d’Arlincourt и Ламартин». Это какие-то реальные писатели времен Пушкина, Д’Арленкур и Ламартин! Кто их помнит? Кто это такие?

Желнов: Но вы цитируете тем не менее «Графа Нулина».

Галкин: Я цитирую Пушкина. Мы Пушкина помним.

Желнов: Пушкина, да.

Галкин: И Д’Арленкура с Ламартином мы…

Желнов: Я понимаю.

Галкин: Может быть, я войду в историю только как слова из песни Фейса к фильму «Юморист». Может, просто потому что Фейс меня упомянул, через 50 лет вспомнят, что старик Фейс упоминал Галкина! Я серьезно сейчас говорю. Только в отдалении, только в отдалении мы можем понять, кто мы такие.

Желнов: Максим Галкин. Спасибо вам огромное за этот эфир.

Галкин: Спасибо.

Желнов: Мы аплодируем, потому что это было очень интересно, откровенно и блестяще, Максим.

Галкин: Спасибо!

Желнов: Спасибо тебе.

Галкин: Постскриптум надо сказать?

Желнов: Минутку. В конце еще мы очень тебя хотели попросить, почему я сказал про секунду до постскриптума. Поскольку Назарбаева ты сам упомянул, никто за язык не тянул.

Галкин: Да.

Желнов: Можешь ли ты изобразить ситуацию, как какой-то политический лидер, например, я не знаю, кого ты сам изберешь, отозвался бы об этой отставке сегодняшней?

Галкин: Какой? Ты скажи мне, какой.

Желнов: Лукашенко, например, которого ты исполняешь, да, нередко.

Галкин: Лукашенко. Это туда надо сказать?

Желнов: Да. Вот он комментирует или отзывается как-то.

Галкин (голосом Лукашенко): Можно я скажу? Подожди, сейчас, это же надо войти. Ч, дз… Ага.

Нурсултан Абишевич, шо ж ты меня так подвел? Зачем? Ты же знаешь: мы с тобой ровесники института президентства в наших странах. Пока ты оставался президентом с тех пор, как эту страну учредили, то я был не единственный. А сейчас я для своего народа один! Мне не на кого сослаться. Даже Володя с Димой менялся. И что? Я ровесник страны, ты ровесник страны. Не дури! Возвращайся!

P. S.

Галкин: Я Максим Галкин. Это была программа Hard Day's Night. Я хочу сказать большое спасибо, что вы так дали мне хорошо и долго поговорить о себе. Зовите еще! Я еще не все про себя рассказал.