Василий Уткин: «Когда я оказался на „Первом“, людей это взбесило»

Синдеева: У меня сегодня в гостях человек, которого, в общем-то, можно не представлять точно на телеканале Дождь, Василий Уткин.

Уткин: Привет, Наташ.

Синдеева: Уже один из ведущих телеканала Дождь, чему я очень рада.

Уткин: Да, к этому все-таки пришло.

Синдеева: Да. Программа «Паноптикум». У нас несколько было заходов к тебе, но с «Паноптикумом» сложилось, благодаря Невзорову. Ты мне уже начал говорить про Невзорова, что он фактически был твоим учителем, благодаря которому ты пошел в профессию.

Уткин: Не учителем, а скорее образцом. Ну, в общем, когда я стал журналистом. Я не учился на журфаке, но журналист была такая, безусловно, профессия культовая, потому что, ну тогда эти люди меняли мир. Невзоров был, безусловно, одним из них. Я бы, ну это как бы разорванные такие взаимоотношения, потому что познакомился я с ним в результате года три назад лично. А может, ну может четыре.

Синдеева: Что ты ему сказал, когда вы познакомились?

Уткин: А это как-то так произошло довольно вялотекуще, как-то это произошло, потому что он, когда появился на «Эхе», вот, сначала он выходил в эфир по утрам по понедельникам. Я не знаю, что нужно сделать человеку, чтобы он хотел выходить по утрам по понедельникам. Ужас какой-то, насилие над личностью. Вот, а потом постепенно все это перемещалось на более удачное такое, нормальное время, и с ним разговаривали Нарышкин и Соломин. Я их всегда встречал на «Эхе» и я им говорил, что вот смотрите, вы вот тут могли его прижать, вот тут еще могли его прижать. И, в конце концов, они как-то ввернули меня в разговор, и Невзоров обо мне однажды сказал: «Уткин? Я знаю, уважаю его очень, смелый парень». Я думаю, нифига себе. Притом, что у него абсолютно нулевой интерес к тому, чем я обычно занимаюсь. Включая еду. Вот. Ну, в общем, а дальше уже слово за слово.

Синдеева: Как трансформация твоя происходит внутри ваших отношений в программе «Паноптикум»?

Уткин: Мне трудно об этом сказать. Скорее, по отношению внутри программы «Паноптикум», это некоторая деформация всех остальных отношений, которые, так или иначе, существуют. Мы переписываемся, во-первых. Вот. Вчера я нашел фотографию черепа одного животного, которое меня очень удивило, послал ему с каким-то восклицательным знаком, он сказал: «у меня есть такой череп, это просто череп тюленя». Вот. Ну, там уже остальное нужно обсуждать, уже глядя на фотографию. Ну, так вот.

Синдеева: Но тебе уже не сложно его так прижимать, подкалывать?

Уткин: А я не думаю, что мне нужно его именно прижимать и подкалывать.

Синдеева: Ну, ты иногда это делаешь.

Уткин: Подкалываю я всех, это мой способ общения, вот. Многие люди на расстоянии принимают это за форму неприязни, на самом деле это не так, вот. А когда я неприязненно к кому-то отношусь я, как правило, просто не замечаю. Просто нет и все человека. Вот, а вообще, ну, у меня вот был случай один, была какая-то очередная годовщина, юбилей у ребят из «Квартета И», они любят устраивать какие-то праздничные вечера. Юбилеев у них, по-моему, было больше, чем просто годовщин. Ну, умеют люди. То спектакля, то театра, то еще чего-нибудь. И вот, однажды, так мы уже были немножечко знакомы, значит, был вечер в Театре Эстрады, потом afterparty где-то на Стрелке, там выступала группа «Сплин», все ждали, «Сплин» начал играть, все пошли танцевать, а я тогда весил 220 килограмм, я не танцевал. Вот, и я сидел, смотрел, как все танцуют, уже было поздно, и вот все пляшут. Я и Жванецкий просто как-то соединились, мы немножко были знакомы, конечно. И Жванецкий мне говорит какую-то очень элементарную фразу, говорит: «Знаете, Вася, я вот футбол только с Вами смотрю, я вот». Я дальше могу больше ни у кого не спрашивать. В принципе, больше ничье персональное мнение меня не интересует. Вот, с Невзоровым примерно такая же ситуация, это очень бодрит, когда, я, конечно, его сейчас не боготворю, безусловно, как и никого другого, но как я могу забыть свои юные годы и то, что была тогда программа «600 секунд», сейчас страшно вспомнить, как мало на самом деле тогда выходил «Взгляд»? Как недолго выходили «600 секунд».

Синдеева: Я до сих пор помню их.

Уткин: Ну да, это было очень ярко. Тот момент, когда менялось время. Поэтому, конечно, для меня все это очень значимо, я даже не знаю.

Синдеева: Вот ты сказал сейчас, в самом начале, что журналисты, которые реально меняли мир. Что сейчас происходит, на твой взгляд с журналистикой? Есть ли журналисты, которые сейчас что-то меняют?

Уткин: Мне кажется, сейчас это невозможно. Потому что вообще конец 80-х – начало 90-х – это было слишком уникальное время. Мы просто огромного количества вещей не знали. Это касается как огромного количества книг, которых мы не читали, фильмов, которые мы не смотрели, и в том числе и фактов, которых мы не знали, не представляли себе. Все это обрушилось моментально, это в один момент изменило мир, конечно. Сейчас такого быть не может, потому что мы вообще живем в информационном обществе, и сейчас и роли журналистов, и СМИ не столько раскрывать, сколько ограждать, наверное, от огромного количества информации. Например, сегодня я записал программу, которая точно будет скандальной. Это моя футбольная передача, но информация, которая является ключевой, это была информация, которую в открытом доступе просто никто не мог, не было повода обращать на нее внимание, на заштатный матч там футбольный. Тем не менее, по виду совершенно понятно, что одна команда сдала другую.

Синдеева: Это договорной матч, да?

Уткин: Да, так в футбол играть невозможно. Ну, просто на это нужно обратить, информации очень много. Задокументировано практически все. Этот ровно имеет такой же эффект, как если бы не было задокументировано ничего.

Синдеева: То есть, правильно я сейчас….

Уткин: Пойди – найди.

Синдеева: То есть, задача сейчас журналистам не просто дать информацию, а вот в этом огромном потоке и открытой информации и так далее найти важное и об этом рассказать.

Уткин: Ну, в общем, да. Но дело все в том, что так же было и раньше. Нужно куда-то пойти, к чему-то присмотреться, кого-то найти, расспросить, но, тем не менее, сейчас совершенно другая ситуация, потому что для этого все-таки нужно стронуться было с места, потом найти какой-то рупор для того чтобы сказать, а сейчас, на самом деле, все то, что я могу найти, ну 95% того, что я могу рассказать открыто и так.

Синдеева: Но важно же, понимаешь, чтобы не просто я нашла информацию, а важно, чтобы тот, кто мне расскажет и обратит мое внимание, у меня к нему было доверие.

Уткин: Разумеется. Поэтому я и говорю, что это здесь вот именно поэтому и, собственно, сейчас любой серьезный журналист, в сущности, является самостоятельным СМИ.

Синдеева: Да. Как поступать людям, зрителям, аудитории, которая вот в этом огромном потоке информации, более того, например, в том же Youtube, где теперь ты тоже беллетрист. Беллетрист?

Уткин: Доверять всем – не доверять никому.

Синдеева: Как? Вот как?

Уткин: Руководствоваться доверием, 100% не доверять никому, потому что

Синдеева: И потом идти проверять?

Уткин: Потому что любой человек может ошибаться. Нет, проверять необязательно. Просто если тебя, например, привлекает какая-то рассказанная история, ты же не можешь знать, когда тот же самый человек о ней снова расскажет. Ты начинаешь интересоваться ею, и выясняется, что есть немножко другие подробности, может быть, что возможен другой взгляд.

Синдеева: Ну, раньше смотри, фактически эту роль выполняло аккредитованное СМИ. То есть, если ты СМИ, если ты получил лицензию СМИ, вот как мы, мы не можем, мы должны проверять факты. Ну, условно, если у тебя есть доверие к этому СМИ, то ты, в общем-то, тебе не надо ничего.

Уткин: Когда человек сам по себе СМИ, ему не нужно получать лицензию, потому что люди ему доверяют, у него есть авторитет. Вот, и он бережет авторитет не потому, что его могул лишить лицензии, а потому что он может лишиться репутации. Ему перестанут доверять, и он потеряет все.

Синдеева: Ну, сейчас, наверное, в большей степени, вот ты говоришь, условно, про себя, про Леню Парфенова, который тот же журналист, Юрий Дудь. Вот они как журналисты и даже не будучи СМИ, они понимают важность вот этой репутации. Мы же видим много блогеров, например, да, у которых нет журналистского прошлого, которые взялись ниоткуда, из небытия, при этом имеют миллионы подписчиков, миллионы просмотров, вот как здесь?

Уткин: Ну, во-первых, подавляющее большинство относится к области развлечений, в первую очередь. Это, в крайнем случае, инфотейнмент. Это не информация в чистом виде.

Синдеева: То есть навигация какая-нибудь может быть для зрителей?

Уткин: Во-вторых, в любом случае, во-первых, исключительно по-другому устроен зрительский интерес, и мы к этому вернемся. Но самое главное, что здесь это просто две стадии верификации. СМИ – это то, что должно иметь лицензию, отвечать перед законом. Журналист, если он заработал себе, он отвечает только перед зрителем, и это, в общем, не лучше и не хуже, это ровно то же самое.

Синдеева: Зрителю всегда подвергать сомнению, да? Я сейчас как совет нашим зрителям. Как им?

Уткин: Да ну нет в этом ничего такого сложного. Ну как вот вы выбираете место куда пойти, как фильмы выбираете, которые смотреть? Возможно, ожидать разочарование, но ничего страшного, в крайнем случае, потеряете 300 рублей за билет.

Синдеева: Недавний кейс.

Уткин: Кем рискует человек, который посмотрит не тот Youtube-канал?

Синдеева: Ну, да, ну смотря что ему там рассказывают, понимаешь, если ему там заведомо рассказали какую-то ложь, и ты после этого там сделал какой-то вывод, но ты не знаешь, что это ложь, понимаешь, а у тебя нету никакого другого способа это проверить.

Уткин: Послушай, все, что нам рассказывают вокруг, может быть ложью. У меня есть один знакомый, мой ровесник, который 13 лет думал, что презерватив – это призыв в армию. Кто-то его ввел в заблуждение. Слава богу, что он не оказался в ситуации, когда его это очень сильно подвело. Но опять-таки, ну мало ли что? Кто-то считает, что он снимает хороший фильм, а на самом деле он снимает говно. Он сам по себе, допустим, замечательный человек, Сарик Андреасян, да? Ведь это же удивительный человек, так любит человек кино, такие люди уже бывали. Я, кстати, отношусь к нему с глубокой симпатией, вот, с глубочайшей симпатией, но фильм ужасный. Просто ну невозможно смотреть, ну что поделать. Но вот, тем не менее, вот если бы не Сарик Андреасян, может быть Нагиев так бы и не дал интервью Дудю. А так была промо-кампания и нужно было давать интервью. Бац! Отлично, все выиграли.

Синдеева: Слушай, недавно, вот мы уже начали с тобой обсуждать за кадром, случилась вся эта ситуация с Ваней Голуновым, за которым мы все наблюдали, более того, все были глубоко внутри. И я, перед тем как мы с тобой обсудим это, когда готовилась к программе, прочитала вот что: в 2006 в советском спорте вышла своя статья о договорном матче

Уткин: Да.

Синдеева: «Ростов» – «ЦСКА». Я просто к тому, как изменилось время. И тогда, значит, Гинер, который владелец «ЦСКА» просил опровержение. И главный редактор газеты «Советский Спорт» тогда написал ему.

Уткин: Коц, Игорь Коц.

Синдеева: Что журналисту гарантированы права выступать и излагать свою точку зрения и т.д. Вот в итоге Гинер все равно подал иск, суд этот иск удовлетворил, потом вы подали апелляцию.

Уткин: Да, мы дошли до высшей инстанции.

Синдеева: И смотри, как это круто. Я думаю, это же всего 2006 год, но это все было возможно. Сейчас...

Уткин: Это и тогда было удивительно.

Синдеева: И тогда уже было удивительно?

Уткин: И тогда было удивительно. При Лужкове, если лишали чести и достоинства, в отношении жертвы удовлетворялись, по-моему, в девяти случаях из десяти.

Синдеева: Как ты думаешь, почему тогда это получилось?

Уткин: Я не знаю. У нас был хороший юрист, но я думаю, что у хорошего юриста, при всем уважении, найти не сложно. Дело-то простое. Я не знаю, как так получилось.

Синдеева: Как ты думаешь, что произошло с Ваней? Почему мы наблюдали молниеносный откат такой назад, ну, в смысле, для нас вперед, а для спецслужб - назад? И почему так быстро произошло, вот как ты считаешь? Наблюдая, я так понимаю, ты был не в Москве.

Уткин: Я был рядом, я был в Москве. У нас с Орехом в пятницу был эфир на «Эхе». У нас накануне был эфир, мы по пятницам работаем по утрам. Был «Счастливый случай». Мы как раз сидели и выбирали, о чем говорить будем. В общем, темы интересные есть, но все они не сегодняшние. И вот мы с 8-ми до 11-ти, и в 8:30 – бац! - падает новость: вчера была премьера «Рокетмена», вырезали сцены с сексом - и вот это счастье! Ну, просто на нас сваливается, ну прекрасно! Замечательно оттянулись по этому поводу. А тут нам дико не повезло, потому что мы, выходя из студии в 11 часов, в 11 часов появилась новость о том, что вот случилось, задержан Иван Голунов. Вот, но, тем не менее, разумеется, история развивалась очень бурно. Мне по ряду причин нужно было уехать из Москвы, но я, честно говоря, не уверен, что я в любом случае пошел бы в пикет, исключительно по личным причинам. Вот, ну, я бы жалел, я жалею, что я не смог этого сделать. Вот, но когда-нибудь еще постою в пикете, не последний случай. Но я, конечно, следил за этим абсолютно безотрывно. Я занимался весь день тем, что я обновлял социальные сети, смотрел, что происходит, я боролся с желанием позвонить там знакомым, вовлеченным во все это, потому что я понимал прекрасно, что это.

Синдеева: А кто вовлеченные? Что?

Уткин: Муратову, конечно. Вот, и когда, в конце концов, ты понимаешь, что все равно его приводят в суд, вот ты уже видишь его в этой клетке с этим вот перехватывающим горло, в конце концов, его все-таки отпускают домой.

Синдеева: Как ты думаешь, в какой момент произошло... вот когда ты почувствовал, что откатывается назад и есть шанс, что его выпустят?

Уткин: Когда домашний арест объявили.

Синдеева: Когда домашний арест объявили. Как ты думаешь, почему?

Уткин: Я даже этому не радовался, это было полное опустошение.

Синдеева: Ну, ты знаешь, мы уже даже этому стали радоваться. Но появилась действительно надежда в тот момент.

Уткин: Я тебе скажу больше, я же, ты знаешь, чем отличается вот, грубо говоря, отличие нашего времени от всей предыдущей истории человечества. Уж давно, ну последние года два-три, это очень важно, молодые учат людей более старшего возраста, как им жить. Гаджеты всякие, это очень важно, без этого же жить невозможно. Вот я идиот, я не могу поставить себе «Амедиатеку», не могу. У меня не получается, у меня есть другие платные подписки.

Синдеева: Но подписка-то на «Дождь» у тебя есть.

Уткин: Я не посмотрел «Чернобыль». Вот у меня есть сейчас выходные, я собираюсь поехать на дачу, я буду там смотреть. Я не могу понять, где, как, вот чего. Боже мой, уже пятая серия вышла, наверняка же есть на «Горбушке» диски!

Синдеева: Да ладно! Ты хочешь сказать, что ты поехал за диском?

Уткин: Я купил диски, да, я купил диски. Я поехал. И вот вместо того, чтобы смотреть диски с «Чернобылем», я смотрел, я больше не могу делать ничего.

Синдеева: Ну, так, все-таки, как ты думаешь, почему власть откатила назад?

Уткин: Я ужинать пошел к соседям, потому что я не мог отвлечься на приготовление какой-либо еды.

Синдеева: Почему откатили назад так быстро? Насколько роль вот этого общественного внимания, интереса, сыграла роль?

Уткин: Ну, предположим, мы не знаем, где тот маленький рубильничек, который оказал решающее воздействие.

Уткин: Нужно сделать абсолютно все, что можно. Вот и все. А что именно сработает?

Синдеева: Что мы сейчас должны еще сделать дальше? Вот Ваню выпустили, дело закрыто. Но действительно это статья, по которой сидит огромное количество людей, и она очень плохая, эта статья.

Уткин: Про наркотики?

Синдеева: Движение есть, да.

Уткин: Ну, а что? Разве наркотики не являются величайшим злом?

Синдеева: Конечно, зло. Но там же, там в другом дело.

Уткин: Мы должны предавать гласности случаи, мы должны указывать на… Ситуация с Голуновым, она не может поменять общество вот в каких-то ключевых вопросах. Она просто напоминает о той роли, которую играет даже не пресса, а огласка. Вот. Как важно следить и наблюдать за тем, что происходит. Кто-то написал: «Как Ване повезло, смотрите, его лучший врач отвез на суд, лучший милиционер его бил, какого-то года». Все лучшие там собрались прямо, да? Вот эти все прекрасные лучшие, ну, наверное, когда-то они были хорошими и в чем были действительно, каким-то образом они были признаны лучшими. А вот выясняется. Это же все бесконтрольность. Насильственное причинение добра. Даже в сказках описано неоднократно! Гендальф ведь не взял у Фродо кольцо, хотя он мог силой добраться до горы и бросить его туда, чтобы оно умерло. Потому что это соблазн для сильного человека.

Синдеева: Но, знаешь, все равно. Вот я тебе могу сказать, вот я, когда все это развивалось очень быстро, проводила такой эксперимент. Я разговаривала с разными людьми, включая там, не знаю, с мастером, который мне укладывал голову, я спрашивала: «Вы что-то про это слышали?» Это когда уже вышло три газеты, когда мне казалось, что все информационное пространство заполнено Иваном Голуновым.

Уткин: Когда три газеты вышло, я понял, что это победа.

Синдеева: Они не знают. Люди, мы живем в какой-то все равно параллельной жизни. И очень многие люди вокруг не знали о том, что это происходило. И вот это вот совершенно удивительно.

Уткин: Ну, так вот структурирован мир, да.

Синдеева: Да. Вот сейчас мы настолько, мне кажется…

Уткин: Вот поэтому я за то, чтобы телек умирал, и побеждал Youtube. Потому что телек – это такая вещь. Вот Тодоровский недавно об этом говорил. Что такое цензура на телевидении? Женщина старше 45 - вот что такое цензура на телевидении. Потому что телек своим прайм-таймом берет людей в определенное время, совершенно определенное беззащитное время. Тем более, он от них не требует, чтобы они что-то искали. Они должны сесть на диван, когда у них есть свободное время, и включить телевизор. И все. А зритель Youtube, он устроен по-другому. Он точно знает, что там найдется, что ему интересно. Он должен поискать. Это другой способ смотрения.

Синдеева: Но при этом ты понимаешь, что вот эти люди, которых я спрашивала, они не знают, понимаешь? И вот возможно, что как раз телевизор бы им рассказал об этом, понимаешь? А вот Youtube наш и все наши соцсети…

Уткин: Вот это нарастало. Кто-то узнал об этом, как ни парадоксально, от Скабеевой.

Синдеева: Да, так вот я говорю, что телек все-таки…

Уткин: Скабеева пригодилась – это же тоже хорошо, в конце концов! Она, может быть, ждала этого многие годы.

Синдеева: А я ходила на пикет первый раз, кстати. Знаешь, это вот за всю мою жизнь первый раз, когда я пошла…

Уткин: Я на пикете еще ни разу не был. На митинге был.

Синдеева: На митинги я тоже ходила. На пикет я пошла первый раз, потому что я поняла, что я прям не могу не пойти, знаешь? Для меня это тоже было очень важно. Как сказал когда-то Парфенов, что у общества нет запроса на правду, на журналистику. А на самом деле он есть! И вот это проявилось в ситуации с Ваней. То есть, те люди, которые, возможно, о нем не знали, возможно, прочитали теперь его расследования, теперь понимают, почему это важно. Потому что я не знаю, как по-другому объяснить людям, почему нужна журналистика.

Уткин: Вот, смотри. Есть такой классический рассказ о войне, один из подвигов, многократно повторенных, когда там где-то перебило провод, да? И человек ползет, чтобы его соединить. В конце концов, доползает до этого провода, у него там критическое такое состояние, что он может только вот в зубах у себя это сделать, да? И умереть. Вот, кажется, что для этого нужен человек. Но для этого, извините, нужно, чтобы еще место нашлось, чтобы он дополз. Нужно, чтобы еще провод был. Чтобы из него не кусок вырвало, а вот в одном месте соединить можно было. В общем, очень много обстоятельств. Это к вопросу о том, что оказалось решающим усилием. Вот наступает такой момент сейчас, я не люблю разговоры о роли журналистики. Роль журналистики всегда одна и та же. Просто иногда она существенная, а иногда в меньшей степени. Вот сейчас происходит так, что, с одной стороны, люди со своими страстями и событиями стучатся откуда-то снизу, сбоку, справа, слева. Некоторые сверху стучатся, да? Лесин вот, он же сверху не достучался, да? Погиб так страшным образом. Или умер – это неважно. Но все равно он не так видел, я думаю, свой уход из жизни.

Синдеева: Ну, да.

Уткин: Вот сейчас крайне важна вот эта потребность в коммуникации. Ты можешь, опять-таки, вот это издержки. Вот оборотная сторона Youtube: ты можешь там найти все, что угодно, но если ты не будешь искать, скорее всего, ты этого не найдешь. Youtube – это такая «выручай-комната» из «Гарри Поттера». Еще надо найти. Там есть вот это вот, да? Один из, как называется? Крестражей.

Синдеева: Ну, да, плюс есть алгоритм, который начинает тебе что-то подсказывать. И ты, может быть, никогда не найдешь то, что существует в параллельных интересах.

Уткин: Да, да. Он тебе подсказывает, а в остальном он тебя будет сбивать, хотя он будет работать как обычно. Вот наступает необходимость, приходит время, когда опять нужно, чтобы все друг друга более-менее услышали.

Синдеева: Скажи, вот я находилась в нескольких группах, где было там порядка 300-400 человек, и в основном это были журналисты либо правозащитники, известные люди. И это был такой, знаешь, виртуальный штаб, вообще что делать. И, собственно, там принимаются решения, какие напечатать майки, какие будут макеты. Знаешь, это была удивительна история. Консолидация людей, которые просто вот, знаешь, так быстро организовались! А потом…

Уткин: Так консолидация тем и прекрасна, что она происходит очень редко!

Синдеева: Да! А потом произошло, ты знаешь, в какой-то момент уже в этих группах люди начали ругаться.

Уткин: Так это нормально. Что в этом плохого? Потому и радует консолидация, что это редко бывает. Поэтому надо ее ценить.

Синдеева: Но мне так хотелось, чтобы продолжилось вот это.

Уткин: Она была бы обременительной сразу же. Сразу же была бы обременительной, да.

Синдеева: И вообще, знаешь…

Уткин: Куда в сторону пошел? Мы вот сюда собрались все вместе идти! Давайте дальше вот это вот! А дальше очень много самых разных вариантов. Ну, что ж сделать?

Синдеева: Ты где-то сказал, что журналист может огрести за то, что делает, и ты сам решаешь, идти на этот риск или нет. Вот у тебя была ситуация, когда и на тебя нападали.

Уткин: Неоднократно!

Синдеева: И неоднократно. И вот с Ваней такое случилось. Да и вообще мы знаем много примеров. Как ты думаешь, для молодого-то поколения журналистов это, ну, это такой сигнал?

Уткин: Это офигенно!

Синдеева: То есть, офигенно для смелых?

Уткин: Это для пассионариев, для харизматиков, да, безусловно. Конечно. Настоящему журналисту школа и образование нужны, чтобы научиться себя сдерживать! Вот и все.

Синдеева: Скажи, а тебе когда-нибудь хотелось стать военным журналистом?

Уткин: Никогда. Ну, у меня было желание съездить на войну. Потому что все-таки у меня взглядовская школа вот репортерская. И когда вот, потом я работал на НТВ, тоже, в общем, такой центр репортерской работы. А я рассказываю о футболе. Но я все это умею, мне казалось, что я как бы до известной степени стою в стороне. Мне хотелось съездить на войну. Не то, что хотел увидеть там, я хотел просто разделить эту работу со всеми. Ну, там, кстати, вот я туда не поехал по причинам довольно прозаическим.

Синдеева: Почему?

Уткин: Все очень хотели. Это были 10-кратные суточные.

Синдеева: 10-кратные суточные?

Уткин: Ну, это ни для кого не секрет. Тогда тем, кто работал на войне, суточные были, они же премиальные, как в футболе в советском, да. Платили суточные в 10 раз. Вот. Но зарплаты были еще небольшими достаточно. И страховки, в общем. У нас тогда погиб оператор, Женя Молчанов погиб, НТВ-шный оператор. Погиб в аварии, но это, опять-таки, совершенно неважно, в стычке или в аварии. Там экстремальность была во всем. Вот. Там было специальное решение, принималось о том, все очень грамотно с ним сделали. Там и семье, и детям какое-то образование было гарантировано. И пенсия какая-то.

Синдеева: Но это еще НТВ богатый, позволял себе такое, да. Это не то, чтобы практика.

Уткин: Ну, так или иначе. Я не помню случая, чтобы в такой ситуации было принято какое-то жадное решение.

Синдеева: А сейчас тебе никогда не хочется?

Уткин: Но это не было, но при этом не было страховки у каждого. Было понятно, что если вдруг с тобой, не приведи господь, что-то случится, тебе помогут.

Синдеева: Вот, с одной стороны, ты говоришь, надо придавать этому публичность. Вот и все случаи по этой статье. Я посмотрела твой Телеграм-канал в эти дни, та мне было ни слова про Ваню, только везде все про спорт. Скажи, это вот почему? Ты боишься здесь обмануть свою аудиторию?

Уткин: Во-первых, я в Фэйсбуке об этом писал. У меня Телеграм-канал…

Синдеева: А вот как ты делишь это, расскажи? Тут одно, тут другое.

Уткин: Надо уважать аудиторию. Во-первых, я написал, в конце концов, про Голунова в Телеграм-канале. Дело в том, что Телеграм – это очень заточенное средство. Я никогда не писал ни о чем кроме спорта и футбола в Телеграме.

Синдеева: Да, но просто в этот момент я так понимаю, у тебя тоже сильно откликалось как-то.

Уткин: Ну, если бы у меня был только Телеграм, во-первых, если бы у меня был только Телеграм, я бы писал там обо всем. Но поскольку у меня довольно внушительный Твиттер, у меня довольно внушительный Фэйсбук, у меня заслуживающий уважения Youtube-канал, я немножечко делю. Вот так сложилось.

Синдеева: Ты делишь. Вот расскажи, как ты это?

Уткин: Так сложилось, что в Телеграме только о спорте. Вот.

Синдеева: А вот в Youtube-канале?

Уткин: И если бы я там написал, это просто бы не достигло своего внимания, вот и все.

Синдеева: А скажи, в Youtube-канале ты про это можешь что-то говорить?

Уткин: В Youtube-канале я сделал про Голунова немножко, да. Да, но уже особо ни на что не влияло, потому что у меня программа выходит в понедельник. Я утром записываю, потом ее монтируют, делают картиночку.

Синдеева: Но это я, опять же, к вопросу, как достучаться до разных людей, понимаешь?

Уткин: Я купил как раз три газеты, я специально пораньше встал, я понял, что их расхватают. Там у меня были все эти три газеты. Кстати, очень рад, что купил, не знаю, может быть, лет через пять их можно будет удачно продать?

Синдеева: У тебя есть вот эта твоя фраза: «В профессиональном плане я ничего больше не хочу. Я хочу счастья». А вот можешь немножко раскрыть это? И что такое счастье?

Уткин: «Я в профессиональном плане ничего не хочу – это в смысле, что нет ничего такого, ради чего мне вот хотелось бы все бросить и на чем-то одном вот зациклиться. Я очень открыт для новых испытаний. Я сейчас руки уберу, потому что обычно этот символ закрыт. Новых историй, вот. Недавно вот мне предложили компьютерную игру озвучить, стрелялку. Я специально консультировался у своих ребят-футболистов, которые, в общем, к другому поколению относятся совершенно и разбираются, это стоящая стрелялка или нет. Стоящая, но пока что-то не продвинулась как-то. Вот. Я в театре играл, я в кино снимался, я разные передачи вел самые. Вот «Паноптикум» же очень разные передачи, правда? Поэтому… Но вот так, чтобы сказать себе: «Я хочу вот этого, я вот к этому бы», у меня такого нет сейчас.

Синдеева: А про счастье?

Уткин: Про счастье? Ну, это философский вопрос. Дело в том, что я как-то не очень верю в существование какого-то вот счастья, как некого уровня дохода. То есть, достиг, и дальше вот в этом живешь. Бывают моменты удивительного счастья, это да. Такие, ну, скажу так, для этого еще существует слово «катарсис».

Синдеева: Ну, вот когда последнее было? Что такое было последнее?

Уткин: Ну, последнее не знаю. Как сказать? Последнее – трудно сказать. Ну, конечно, я не хочу быть здесь ни банальным, ни, напротив, слишком правильным, но, конечно, я был очень счастлив, когда отпустили Ивана. Я его лично не знаю, и я, в общем, много разного о нем и разных мнений по этому поводу почитал в эти дни. Но, конечно, был момент, когда я был очень счастлив за то, что это произошло. Они, конечно, нашли, на кого напасть.

Синдеева: Вообще! Мы-то его тоже знаем очень хорошо.

Уткин: Это просто удивительный был выбор фигуры, да. Это спонтанно, но вот, что называется, судьба-то направила. Не докопаться, парни.

Синдеева: У меня в программе Вячеслав Полунин…

Уткин: И собака у него еще прекрасная. Даже это, даже это.

Синдеева: Да. У меня в программе Вячеслав Полунин, который лицедей, когда мы с ним заговорили про счастье, он сказал: «Ну, знаешь, вообще очень просто стать счастливым человеком. Вообще, очень просто! Надо сделать всего два шага главных. Первый шаг: ты должен делать только то, от чего дзынькает. Вот что бы ты ни делал, у тебя должно от этого дзынькать. И второе: делать…»

Уткин: Ну, тогда я обречен быть несчастным. Мне предстоит худеть, как-то заниматься здоровьем. Я ненавижу это все!

Синдеева: Ну, подожди! Ты же делаешь то, что сейчас делаешь. У тебя спортивная сейчас команда, ты ведешь блог, ты – свободный человек.

Уткин: Нет, там получалось слово «только».

Синдеева: Нет, ну, слушай, это не отрицает того, что тебе надо иногда, наверное, что-то сделать не самое приятное, но как бы в творческой в реализации…

Уткин: А в этом смысле да.

Синдеева: Ты же счастливый человек! Мне кажется, ты сейчас то, что делаешь, тебя от этого…

Уткин: Мне кажется, это счастье… Ну, я бы просто сказал «удачливый», «везучий».

Синдеева: А второе: это то, что ты должен, то, от чего у тебя дзынькает, делать с людьми, которых ты хочешь обнять. У тебя так получается?

Уткин: Как он сказал?

Синдеева: Вот ты то, что ты делаешь, от чего у тебя дзынькает, делаешь с теми людьми, с которыми ты хочешь обняться, можешь обняться.

Уткин: Да, это совсем несложно. По-полунински я счастлив абсолютно.

Синдеева: Ну, вот тебя скоро в Академию дураков к нему могут принять, потому что у них в эту академию входят прекрасные...

Уткин: А я недавно с ними работал на одном мероприятии. Там, правда, Полунина лично не было, меня уже приняли в Академию дураков.

Синдеева: Приняли, да? Ну, вот видишь, ты потому что…

Уткин: Я не знаю, имели ли они право принимать, но приняли.

Синдеева: Скажи, по поводу похудения, можно я тебя спрошу? Я же девочка, это же вечная проблема. Вот ты говоришь, ты весил 220 кг. Это же тоже у тебя набор случился после стресса?

Уткин: Ну, нет. Это просто я себя запустил. Нельзя сказать, что это была какая-то конкретная причина. Это просто долго было, вот и все.

Синдеева: А скажи, пожалуйста, когда ты первый вот раз сильно похудел после вот того веса, это сколько было? И что, как тебе это все далось?

Уткин: Ну, на самом деле, я худел много раз, и худел самыми разными способами. Я должен сказать, что я никогда не отвечаю на этот вопрос конкретно, потому что чем сложнее ситуация, тем важнее выбрать способ, который подходит именно тебе. Вот. Что касается похудения, то здесь точно совершенно есть миллион способов, все правильные, важно выбрать такой, которого ты сможешь придерживаться, который тебе поможет. И если нужно это делать радикально, то обязательно нужно советоваться с врачом.

Синдеева: И сейчас у тебя опять, ты опять поставил цель?

Уткин: Мне придется этим заняться. Что ж? Мне тяжело ходить, я не получаю удовольствия от ходьбы, мне не нравится. Не получаю удовольствия от ходьбы по лестнице. Это, в общем, не то. В конце концов, у меня футбольная команда!

Синдеева: Вот! Расскажи мне, пожалуйста, про футбольную твою команду. Честно, я даже позвонила нашему с тобой общему другу Леше Казакову. Я говорю, Леш, расскажи мне, пожалуйста, что такое любительский футбол, и что у Васи за команда?

Синдеева: Что это значит – ты владеешь футбольной командой? Ты как Роман Аркадьевич?

Уткин: Владею – это очень неточное слово, потому что нечем владеть. Это не… Я владею комплектами формы, которые, ни один из них на меня не налезет, и, если я их заберу обратно, ничего не случится. Я не смогу из этого получить никакой выгоды. Вот. Скорее, я ее содержу. Скажем так.

Синдеева: А ты чем зарабатываешь, чтобы содержать?

Уткин: Ну, во-первых, у меня должно быть хобби, и я могу себе это позволить. Во-вторых, меня увлекает просто процесс. Миллион людей играют в компьютерную FIFA, а у меня все происходит с живыми людьми. Я с ними еще и поговорить могу.

Синдеева: А ты зарабатываешь блогерством своим сейчас? Рекламными контрактами?

Уткин: Да, я зарабатываю…

Синдеева: У тебя же нету постоянной сейчас работы, вот которая бы тебе зарплату бы кто-то платил?

Уткин: Ну, во-первых, у меня есть, поскольку мне есть что продавать. Я могу, так или иначе, продавать рекламу на своих платформах. У меня есть постоянные партнеры. У меня есть долгосрочные контракты соответствующие. Это, в общем, заменяет зарплату в смысле, что это происходит регулярно.

Синдеева: Что ты хочешь с этой командой сделать?

Уткин: Это процесс! Вот никакой…

Синдеева: Как? А амбиции? Цель?

Уткин: Цель может быть на сезон. Ну, как? Это молодые ребята. Во-первых, мне с ними очень интересно общаться, потому что я вообще вот… Как-то так получилось, что почти одновременно появилась футбольная команда в качестве предмета заботы и некоторый курс студентов, которые хотели, которых мы с товарищами учили спортивной журналистике, и я в частности учил их комментировать. Вот. И это были, ну, там, конечно, есть люди разного возраста, но в целом они, в общем, ровесники ребята. Просто в одном случае это такие более-менее продвинутые гуманитарии в массе своей, да?

Синдеева: Они просто любители. Вот приходят, не знаю, два раза…

Уткин: А это ребята разные, в общем. Парни с района, что называется. Необязательно необразованные, вовсе нет. Но просто совершенно разные вещи. Я понял, что меня это дико заводит, потому что я понял, что, ну, во-первых, это моя аудитория, с которой я так же снова завоевать. Она, оказывается, случает совершенно другую музыку, она использует совершенно другие слова, другие фильмы смотрят. Я понял, что, старик, это, конечно, классика, но сколько же можно ее цитировать? Данелия вот интересный репортаж.

Синдеева: И что? То есть, ты от них получаешь совершенно…

Уткин: Я от них получаю значительно больше, чем они от меня.

Синдеева: А скажи, что значит, все равно. Вот ты меняешь игроков, выбираешь.

Уткин: Больше или меньше, то, что мне нужно я просто получаю.

Синдеева: Как это? Что происходит? У тебя есть трансфер игроков? Я не знаю, что это.

Уткин: Трансфера в прямом смысле слова нет, но я могу тебе сказать. Вот мы сейчас с тобой разговариваем, мне придется восстанавливать отношения со своим хорошим другом. Потому что я не пошел на прощальный концерт Шнура в Москве из-за того, что у меня была игра.

Синдеева: И Шнур на тебя обиделся?

Уткин: Ну, во всяком случае, я так понял, что вот он мне не…

Синдеева: Прям сказал тебе?

Уткин: Нет, он мне не сказал, мы не общались, но я так заключил, что, видимо, он меня сейчас немного… Я виноват, что я, не знаю что ли? Но я не мог. Мы играли с командой там, я сейчас не буду рассказывать всю структуру турниров, но, в общем, у нас команда растущая, и мы каждый год вот подрастаем в классе. Мы опять выиграли…

Синдеева: А какой потолок в этой любительской лиге, или как это назвать?

Уткин: Мы уже на этом потолке. То есть, турнира выше нет. В Москве есть вот Высшая Лига, она разделена по кругам, потому что одной лиги общей нет. Есть общий турнир, который можно сравнить там с Еврокубком, например. А так по кругам. Есть высший дивизион, мы сейчас пробились в высший дивизион Северо-Восточного округа. Он не самый сильный в Москве, но это округ, в котором команда родилась, где ребята живут

Синдеева: Что главное? Вот какая верхняя точка, что надо победить, чтобы стать, не знаю, самой лучшей командой?

Уткин: Дело в том, что здесь немножко другая задача. У нас нет необходимости стать лучшей, мы хотим этого, мы для этого не можем идти на абсолютно все способы. Во-первых, у нас в команде игроки не получают денег. Вот.

Синдеева: А в других любительских командах получат деньги?

Уткин: Самые богатые и самые сильные команды приглашают бывших профессионалов, конечно.

Синдеева: А это нормально для любительского футбола? Извини, я вообще…

Уткин: Это не запрещено. Это не запрещено. Ну, есть ряд ограничений. Это скучная подробность. Мы ставим такой вот опыт. У нас, во-первых, команде, подавляющее большинство молодые, вот. У нас есть регулярные тренировки, у нас настоящий тренер, тоже молодой парень, с которым я познакомился совершенно случайно, он пришел просто в школу…

Синдеева: Он тоже не получает зарплату?

Уткин: В школу журналистики. Нет, он получает небольшую зарплату, потому что он, в сущности, 4 дня в неделю работает. Это единственное исключение. Вот. Но у нас с ним главное другое соглашение. Он парень, который получил финансовое образование высшее, вот, и он понял, что все-таки хочет заниматься футболом, это то, чем он занимался с детства. Он не смог стать футболистом, у него было две тяжелые травмы. И мы с ним договорились, что вот, давай. Он получает образование сейчас, у него лицензия категории С. Когда мы с тобой разговариваем, не знаю, когда это выйдет в эфир, но не скоро, но здесь, когда мы с тобой разговариваем, он сегодня вечером идет на стажировку в футбольный клуб «Краснодар».

Синдеева: Ну, так, подожди, какая цель-то? Подожди.

Уткин: Это процесс. Мне интересно, что из этого получится.

Синдеева: Так, а что может получиться? Вот скажи, какой есть, она же не может попасть в профессиональную лигу потом, команда эта?

Уткин: Черт его знает, Наташ.

Синдеева: Или такое бывает? Так же не бывает?

Уткин: Хорошо. Какая цель перед моим Youtube-каналом стоит?

Синдеева: Нет, ну, слушай, тут ты доносишь свою мысль, тебе важен процесс. Ну, подожди, но у процесса спортивного всегда есть какой-то результат. Это не только процесс, у него есть результат.

Уткин: Ну, хорошо, я могу тебе сказать, что мне, конечно, хочется стать блогером-миллионником. Но это не означает, что я ради этого стану убивать, воровать… Хотя, воровать, может быть, и стану, но неважно. Я еще не решил просто. Мало ли, что будет.

Синдеева: А что воровать? У кого воровать?

Уткин: А?

Синдеева: Что воровать? У кого воровать?

Уткин: Если я буду идти по улице и увижу, лежит видеокамера, что я, не возьму что ли? Конечно, возьму. Я оглянусь и скажу: «Чья?» Если ничья, я взял ее и понес. Что такого удивительного? И нечего рот разевать.

Вот начинается процесс, будем играть в высшем дивизионе. Мы там вот в прошлый, вот сейчас мы выиграли первый дивизион за 4 тура до конца – это очень круто. Вот. В Испании первый год. В вышке мы не сможем прям так вот рассчитывать. Ну, можем, но это будет очень сложно. Я очень хочу, чтобы мы выиграли высший дивизион, стали чемпионами Северо-востока.

Уткин: Но то, что в этом есть бизнес – это совершенно точно, потому что если бы вся лига не приносила людям, которые ее организуют, деньги, то ее бы не существовало. Это очевидно совершенно. Я не собираюсь, я к этому совершенно не стремлюсь. Я сейчас думаю, я еще не решил, у нас вот последняя стадия, но я, видимо, открою детскую школу у нас в районе.

Синдеева: Футбольную?

Уткин: В районе, где команда, собственно говоря, живет, на Северо-востоке. Футбольную школу. Это бизнес, это бизнес. Сейчас в нашей стране есть несколько успешных франшиз детских футбольных школ, которые предлагают, ну, как бы, не стать, не тем, кто интересуется спортивной специальностью, да? А вот как занятия для детей. Это может, это как бы предшествующая стадия. Вот я был на «Спортконнекте» в Сочи, узнал о существовании такой интересной франшизы, я стал копать и понял, что это то, что мне интересно.

Уткин: Я, видимо, сейчас в это нырну. Я вот сейчас нахожусь как бы вот на стадии последнего такого…

Синдеева: Вась, ты обрати внимание, наверное, что я совсем с тобой не говорю про твое комментаторство и твои вот эти ходы-заходы, вообще вот эти расставания с разными каналами, потому что я, опять же, смотрела кучу интервью. Ты про это очень много уже говорил, но я, у меня только один как бы вопрос. Ну, мне показалось вот из всех твоих интервью, что все равно вот это вот комментаторство, что это какое-то самое любимое твое.

Уткин: Это драйв. Это драйв. Но я, честно, дело в том, что я не уверен, что я сейчас могу заниматься этим так, как раньше.

Синдеева: Потому что уже потерян?

Уткин: Возможно, я этим перегорел.

Синдеева: Ну, короче, завтра тебе позвонят с Первого канала, ты пойдешь?

Уткин: Так уже звонили, уже ходил.

Синдеева: Ну, я знаю, но сходил на один раз, знаешь.

Уткин: Ну, да. Ну, что ж теперь поделать? Я не знаю. Я никогда, Наташ, я никогда не могу на этот вопрос теоретически, это зависит от конкретных условий. Но мы сейчас находимся вот в стадии переговоров с новой компанией, которая купила права на английский чемпионат. Я вот сейчас буду принимать решение, буду этим заниматься или нет.

Синдеева: А где будет английский чемпионат показываться?

Уткин: А Мамут купил.

Синдеева: Для Рамблера?

Уткин: Для Рамблера, да. Окко, его кинотеатр. Они там создают специальное подразделение «Окко Спорт».

Синдеева: В интервью ты сказал, что вот этот вот заход твой на Первый канал на один там эфир закончился звонком Громова. А ты можешь все-таки? Вот я…

Уткин: От Громова.

Синдеева: От Громова. Скажи, почему? То есть, из-за чего?

Уткин: Послушай, ты просто не видишь всех обстоятельств, это очень просто. Смотри.

Синдеева: Я пыталась смотреть. Когда случилось с Болотной, ты там резко выступал, ты потом два года еще работал.

Уткин: Во-первых, это было, да.

Синдеева: Ты работал, тебя никуда не выгнали.

Уткин: Это никак не связано. Смотри. Значит, во-первых, то, что я буду работать на Первом канале, все знали. Я был у Урганта, была неделя, было недельное промо. Накануне лично со мной разговаривал по этому поводу. Ему, кстати, Неврозов звонил. Вот. Значит, чтобы не беспокоился, что со мной можно иметь дело. Ну, я так примерно представляю себе. Невзоров не сидел рядом со мной, когда разговаривал. Вот. Я был в программе «Время», и потом через полчаса начался матч. И матч хорошо прошел.

Синдеева: Да! Были суперцифры.

Уткин: Да, да. На следующий день мне сказали, старик, извини, мы вот…

Синдеева: Но почему? Ну, скажи.

Уткин: Ну, чем это может быть вызвано?

Синдеева: Чем? Вот я много анализировала.

Уткин: Да потому что Первый охрененно отработал, вот и все. И все.

Синдеева: И что теперь?

Уткин: Потому что матчи ВГТРК оказались в заднице.

Синдеева: То есть, что, Добродеев позвонил Громову, а Громов Косте?

Уткин: Я не знаю, кто лично кому позвонил, я не знаю абсолютно. Ну, то есть, я не знаю, кто, я предполагаю и догадываюсь. И знаю то, что кто-то кому-то звонил, вот. Но я не знаю, кто именно. В общем, ситуация сложилась такая, что… Это было по Первому каналу. Типа, а вы уверены, что он сейчас вам что-то там не устроит? Был звонок. У меня был разговор с… один из ближайших сотрудников Константина Львовича, он, естественно, не сам этим занимался, со мной разговаривал.

Синдеева: С Файфманом

Уткин: Да, ну, предположим. Вот. Он сказал, что ты пойми, сегодня пятница, мы сегодня не успеем. В понедельник мы разрулим ситуацию.

Синдеева: А тут случился Слуцкий с Навальным.

Уткин: А потом Слуцкий вспоминает Навального. А, ну, нет-нет-нет, по этой грани мы больше ходить не можем. Я еду домой. Все.

Синдеева: Что ты вообще почувствовал, когда вот этот звонок раздался?

Уткин: Опустошение. Опустошение. Ну, для меня это было окончание определенного периода в жизни, потому что, ну, конечно, я, в общем, до известной степени тянул в себе ту специальность комментирования. Я, потому что, конечно, хотел поработать на Чемпионате мира у себя на родине, безусловно, очень хотел.

Синдеева: Но это просто ужасно обидно. То есть, мне кажется, это ужасно обидно.

Уткин: Да, я пару дней провел дома, я не хотел никуда… Я просто не хотел отвечать на бесконечные вопросы потенциальные, что и как случилось.

Синдеева: Я помню, помню.

Уткин: Да. А потом я и на матче-то, по-моему, был аз или два. На Чемпионате Мира после этого.

Синдеева: То есть, такая обида?

Уткин: Ну, просто мне не хотелось. Обида? На кого обида? Я своих недоброжелателей очень хорошо знаю, очень хорошо знаю. Но для меня это никогда не было самоцелью. Я думаю, что если бы… Меня ведь звали работать на Чемпионат Мира, на матч, но я им отказал.

Синдеева: После уже вот такого ухода?

Уткин: Нет, до этого, до этого, весной.

Синдеева: Ой, я уже… Нет, подожди. До этого у тебя же был уход.

Уткин: До Первого канала.

Синдеева: До Первого канала, но после того, как ты уже?

Уткин: Да, я, у меня было много разговоров внутри себя, и я сказал себе, что вот, что бы ни случилось, на матче я работать не буду. Я не хочу этого.

Синдеева: И сейчас?

Уткин: Послушай, Наташ. Меня выгнали с матча, так или иначе. Там об этом много существует разных разговоров. Там, я не знаю, пусть бы я, допустим, даже не пьяный, а обколотый вышел бы в эфир какой-нибудь, хотя это была неправда, я действительно заснул.

Синдеева: Ты не был пьяным?

Уткин: Конечно, нет. Но, послушай, так не бывает. Я заснул на последние 15 минут первого тайма, а во втором все было нормально. Так бывает, что здесь пьяный, здесь не пьяный? Не бывает такого.

Синдеева: Разбудили.

Уткин: Ну, вот, что случилось, то случилось. Я еще раз говорю, что бы ни произошло, это дисциплинарный проступок. Но после этого на канале матча люди о футболе говорили, которые «мама» сказать слово не могут, они бы никогда не позвонили ни в одну передачу! Ну что ж это, в конце концов, случайность что ли? Нет.

Синдеева: А что это? Это вот та обида, которая случилась?

Уткин: Я даже не хочу догадываться на этот счет, но я считаю, что, опять-таки, это не повод для меня там злиться, мстить и прочее. Просто я сказал себе: «Ну, понимаешь, да, я очень хочу поработать на Чемпионате Мира, но не с этими людьми». Не с этими людьми, нет. Вот здесь я не хочу. Я им отказал, я знаю, что когда вот я оказался на Первом канале, людей это взбесило.

Синдеева: А, то есть, это еще может быть причиной?

Уткин: Тут много причин. Как и в освобождении Ивана Голунова, в этом значительно более ничтожном случае есть очень много разных причин. Я не хочу об этом думать, это закончено давно. И, опять-таки, здесь настолько все необходимые слагаемые открыты, что… Тут достаточно просто, другого способа-то не придумаешь, как это могло все произойти. Вот. И, ну…

Синдеева: Слушай, а вот знаешь еще удивительно, какое у меня сложилось впечатление, вот когда я сейчас много о тебе читала, и твои интервью смотрела. Вот ты говоришь, я очень вообще такой доброжелательный человек и неконфликтный. При этом, смотри, на протяжении всей твоей карьеры существовало несколько как бы случаев конфликтного расставания разного. Неважно, с твоей стороны или с другой стороны. Извини. Мне показалось, честно, я почему спросила, был ли ты пьяным в эфире тогда или нет, что все твои как бы конфликты или твоя резкая реакция на что-то, которое повлияло потом на твою, в том числе, карьеру годе-то, это всегда происходило в каком-то, видимо, в том состоянии, когда ты говоришь, два раза в год у меня есть два месяца в году, когда я выпиваю.

Уткин: Но это я сейчас так делаю. Это я сейчас так делаю.

Синдеева: А раньше проблема была всегда?

Уткин: У меня не было вообще никаких особенных проблем.

Синдеева: С алкоголем?

Уткин: Никаких особенных проблем с алкоголем у меня не было.

Синдеева: А была вот эта, то есть, ты можешь сказать, что алкоголь все равно провоцирует на какие-то такие, может быть, на резкие высказывания, которые потом оборачиваются боком?

Синдеева: Наташ, Жванецкий однажды сказал очень правильную вещь. Я очень смеялся, когда он это сказал. Он сказал: «Как только у меня начался склероз, я перестал что-либо забывать, я все записываю». Вот. Я никогда ничего важного, если я сел за стол, я больше ничего в этот день серьезного не делаю. И в частности я никогда не пишу в социальных сетях.

Синдеева: Да, то есть, ты вот по пьянке, прости, не пишешь.

Уткин: Никогда! Максимум, что может произойти, я могу ответить на телефонный звонок, но это как бы, а почему бы, собственно говоря, и нет? Вот. Простейшие правила безопасности.

Синдеева: Ой, сейчас ты не выпиваешь, и делаешь это теперь два раза в год. Скажи, это тяжело вообще?

Уткин: Да я думаю, что… Ну, послушай. Я выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел. Вот. Поэтому это совершенно беспроблемная история. Последние два годая работаю очень интенсивно.

Синдеева: В принципе, выпивать некогда.

Уткин: Перед Чемпионатом Мира у меня каждый день что-то происходило. Причем, это была, то это была циклическая программа на РБК, была каждый понедельник. Два эфира на «Эхе» прямых. Один из них утренний. Что-то еще. У меня была футбольная команда, мне нужно было работать, чтобы все это содержать, и так далее. Сейчас другая ситуация. Работа, может, в менее плотном графике, но я ни от кого не завишу. Ну, как это вяжется? Я просто не понимаю. Вот то же самое, вот, послушай. Ты мне задала вопрос.

Синдеева: Вот и давай развеивать это, развеивать. Понимаешь?

Уткин: О моих конфликтах откуда бы то ни было. Ну, послушай, я проработал на одном месте 26 лет! В одной комнате с людьми, которые претендовали на ту же работу, что и я! 26 лет! Сколько это получилось? Ну, может быть, 24, не знаю. У меня с тех пор, как я живу самостоятельно, у меня одна и та же домработница, у меня больше 16 лет работает водитель.

Да, действительно, есть немало людей, которые видели меня выпившим и даже пьяным, может быть. Но зато меня никто никогда в жизни не видел курящим, иначе как сигару, меня никто никогда в жизни не ловил там, я не знаю, на супружеской измене. Я абсолютно чист в этом вопросе! И что такого? Ну, предположим, да. Что теперь?

Синдеева: Я, к сожалению, наблюдаю эту проблему в журналистской среде. Очень многие и молодые журналисты много выпивают. Знаешь, и это, я не знаю, часть профессии или что такое? Или вот мы все просто таким образом убегаем?

Уткин: Ну, это способ переносить стресс. Журналисты же очень часто одинокие, в сущности, люди, потому что даже если у них есть семья, особенно те, кто занимаются достаточно стрессовой работой, они же не могут этим делиться.

Синдеева: То есть, это мы сбиваем стресс, оказывается.

Уткин: Ну, это безусловно, да. Просто это прекрасный способ снять стресс, если это один день. Может быть два для терапии, потому что некоторые плохо переносят, надо еще немножечко. Бывают такие случаи распространенные. Но когда это становится… ты только загоняешь внутрь… это абсолютно бессмысленно. Но все это познается только на личном опыте. Исключительно.

Синдеева: Как не хочется на какой-то алкогольной теме заканчивать.

Уткин: Мне бог дал очень крепкое здоровье, которое я бесконечно испытываю то обжорством, то, безусловно, все этими экстремальные увлечениями...

Синдеева: А ты любишь поесть именно, скажи?

Уткин: Я люблю поесть.

Синдеева: Поесть, да?

Уткин: Я люблю приготовить, люблю поесть и так далее.

Синдеева: Что за твое самое любимое блюдо, которое ты готовишь?

Уткин: Которое я готовлю? У меня много любимых блюд. Ну, да черт его знает, все равно нет ничего лучше стейка. Ну конечно это не то, что можно назвать готовкой.

Синдеева: А для кого готовишь?

Уткин: Ну, я люблю, чтобы компания собралась у меня на даче. Иногда я дома собираю друзей, мы в мафию раньше играли, сейчас в меньшей степени. Вот. Потом что-то так все лень становится постепенно. Ну вот, всегда бывает, у меня мама живет на даче. Это летом всегда бывает.

Синдеева: С енотом?

Уткин: Да, и с енотом тоже. И поэтому день рождения мамы отмечаем на даче, я всегда готовлю в этот день. Ну так, что мама захочет, то я и готовлю.

Синдеева: Ты несколько раз говорил за последнее время, что ты одиночка и…

Уткин: Да.

Синдеева: … что ты не представляешь, что рядом может кто-то оказаться.

Уткин: В жизни, да, одиночка. Мне нравится жить одному. Я не вижу в этом проблемы.

Синдеева: Я просто даже не знаю, позавидовать тебе или огорчиться.

Уткин: Нет, я же не отказываюсь ни от чего, просто я не ищу исхода из этого состояния, оно меня устраивает.

Синдеева: Ладно, это до поры до времени, как влюбишься в кого-нибудь и все.

Уткин: Ну, так это хорошо, я тогда об этом обязательно расскажу. Я не буду этого скрывать.

Синдеева: Вась, у меня для тебя подарок.

Уткин: Ух-ты! Вот я, кстати, обратил внимание на эту коробочку.

Синдеева: Да, компания DeLonghi, вот такие очень красивые, смотри, бокалы, из которых мы с тобой ….

Уткин: А, это которые не нагреваются.

Синдеева: Знаешь, они правда очень клевые, очень красивые…

Уткин: Напиток не остывает, рука не обжигается. Здорово! Спасибо.

Синдеева: Спасибо тебе большое, подписывайтесь на телеканал «Дождь», на канал Васи в YouTube. Как он у тебя правильно называется? Просто канал Василия Уткина?

Уткин: Канал Василия Уткина, я не помню, на самом деле легко найти. Супер.

Синдеева: Спасибо.

Уткин: Спасибо.

Синдеева: Ну, вообще ничего с тобой я, конечно,не поговорила. Все не успела.

Уткин: А что ты хотела спросить-то?