Руководитель театра «Практика» Марина Брусникина, вдова режиссера Дмитрия Брусникина рассказала о том, как она восприняла смерть мужа и как с этим справилась, а также с каким напутствием он ее оставил.
Синдеева: Я, конечно, я так думала, я же Марину пригласила, мы же должны не только говорить про Дмитрия, который так неожиданно для всех ушел, Дмитрий Брусникин. Но я посмотрела нашу с ним программу, которую мы снимали несколько лет назад, года два назад, и я поняла, что мой диалог с вами, это, в том числе, это диалог с ним, потому что мы с вами не были вот так знакомы, а как-то с Димой мы пересекались больше. И вот этот его уход, я могу сказать, я не то чтобы часто плачу, но в тот момент у меня была прямо истерика, я не могла с этой мыслью смириться. Вы извините, что я с этого начинаю.
Брусникина: Ничего, сейчас обе будем плакать, если на эту тему.
Синдеева: А давайте, знаете как, мы не будем плакать, а мы просто, в том числе, поговорим о нем, потому что он был очень светлый, яркий, сверкающий.
Брусникина: Конечно.
Синдеева: Представим, что он сейчас за нами наблюдает, и ему просто…
Брусникина: Он точно за нами наблюдает. Потом, чем больше о нем будем говорить и чем больше людей вообще будет его помнить, тем как бы, мне кажется, правильнее.
Синдеева: Марин, что случилось вот тогда с вами, в тот момент, когда вы об этом узнали?
Брусникина: Когда он ушел? Мы сейчас с вами до эфира немножко говорили про справедливость, вообще есть ли она в мире. Конечно, первое ощущение, когда ты уже понимаешь, что происходит… Я правда сейчас буду плакать, это вам надо?
Синдеева: Ничего страшного.
Брусникина: Это чувство жуткой несправедливости. Я помню момент, когда прямо четко, еще была какая-то такая погода, шел дождь очень сильный, мы были уже дома, и вдруг так страшно, на меня обвалилось вот это ощущение катастрофы и невозможности ничего изменить. И только одна мысль, даже не «За что?», а что происходит с нашей жизнью, вот когда вроде все очень гармонично, все очень хорошо, все очень интересно, и в общем прекрасная жизнь. И вдруг вот кто-то, я даже не могу сказать что-то, берет и все это ломает. И я помню, что я тогда сказала: «Дима, что происходит с нашей жизнью?» Он сказал: «Не задавай мне этого вопроса». Первое, конечно, несправедливость какая-то, ощущение такого бунта внутреннего, что это все происходит. Это вначале, потому что вопрос «За что?», наверное, всех в этот момент посещает, когда такое начинает происходить. Потом он уходит, и потом ты понимаешь, что жизнь, она очень разная, что она в принципе трагическая, но в ней много замечательного, много хорошего, и нужно быть благодарным за то, что в ней есть хорошего. И нужно быть очень мужественным, потому что по большому счету от нас мало что зависит. Вот именно в этом соединении жизни и смерти.
Синдеева: Понятно. С чем он вас, с каким напутствием он вас оставил?
Брусникина: Напутствиями…
Синдеева: Какими, знаете, как говорят, оставляет завещание, но у него не материальное, а…
Брусникина: Понимаете, это такая вещь, это же происходило очень быстро, то есть даже не было двух месяцев, вот он за два месяца ушел, даже чуть меньше. И ты вот уже сейчас понимаешь, ты всегда слышала эту фразу, что надежда оставляет последней или что надежда всегда остается, но вот так вот точно, как я это поняла в этой ситуации, наверное, трудно было себе представить, что это так. То есть надежда существует каждую секунду, но если начать говорить с того, что мне приснился сон, что это конец, это было еще до всякого диагноза. Мне просто приснился сон, что это не какое там, как думали сначала, когда начались боли в спине, что это там, не знаю, продуло. Мне прямо четко приснился сон, он умер у меня на руках во сне, я знала, что это такое, я знала, что он умрет. И при этом все эти два месяца каждую секунду у тебя надежда, каждую секунду. И мало того, что ты каждую секунду надеешься, потом смотришь и думаешь, а на что. Но ты надеешься. И ты не позволяешь говорить реально о том, что происходит. И как бы этой реальности, ее нет, потому что ты все время надеешься. У тебя нет возможности, ни у него, ни у меня не было возможности, как ты говоришь, с каким напутствием он оставил. До последнего момента не было такой ситуации, потому что и он делал вид…
Синдеева: Он тоже не принимал это?
Брусникина: Он делал вид.
Синдеева: Делал вид и не принимал.
Брусникина: Да, чтобы меня не пугать. И я делала вид, хотя понятно, что все понимали, и он, наверное, тоже все понимал. Поэтому напутствий как таковых не было. Потом меня это на самом деле мучило, почему как бы интересно, что мы на эту тему стали говорить, меня это мучило, что не было такого разговора, какого-то глобального прощания, его не было. Был один момент, я про него не буду говорить, но такого прощания не было, до последнего момента надежда. А напутствие, только сейчас я вот так вот вспоминаю, что в какой-то уже момент, практически накануне, перед смертью, к нам приехал Мездрич, уже как бы его назначили директором «Практики», Бориса Михайловича, и он приехал к нам домой, и они с Димой очень долго сидели разговаривали про все как бы дела. Потому что понятно, да, что раньше в «Практике» был только директор, а Дима добился разделения этих должностей, когда туда уже пришел. То есть он хотел быть художественным руководителем и чтобы был директор.
Синдеева: Несколько недель, как его назначили, это была мечта.
Брусникина: Ну, это не была мечта, это скорее, так сложилось.
Синдеева: Нет, ну мечта была чтобы в конце концов у «брусникинцев» была…
Брусникина: Если хотя бы мечта была, чтобы дом, но это не совсем дом, это все-таки коммунальная квартира. Но было просто необходимо, чтобы ребята там существовали соответственно тому, как Дима планировал, нужно было, конечно, менять все там. И вот когда уже назначили Бориса Михайловича Мездрича, он приехал к Диме, и он мне все время, Дима, говорил, ну посиди с нами. А я вообще же принципиально не хотела участвовать в таких вот в его делах, связанных с мастерской. В смысле принципиально не с точки зрения что-то там делать, ставить, с ребятами работать, а с точки зрения как-то на себя что-то брать не хотела. И я ушла, я не стала сидеть и слушать, а он, конечно, там все планы, наверное, рассказывал. И я все время думаю, а почему ты не сидела, почему, вот тоже какая-то такая штука странная. Но потом все равно, видите, пришлось все это взять на себя.
Синдеева: Марина, а вы ему рассказали тогда про этот сон?
Брусникина: Нет, конечно.
Синдеева: Не рассказали?
Брусникина: Ну, как, это невозможно. Нет, конечно.
Фото: ТАСС
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.
