Психолог Юлия Десятникова: «Нам с вами не дано перегрузить наших детей»

Синдеева: Программа «Синдеева». В студии «Дождя», мне кажется, сегодня у меня будет очень интересная программа, потому что у меня в гостях психолог практикующий, основатель двух образовательных направлений Юлия Десятникова. И, как выяснилось сейчас, у нас столько общих знакомых, друзей и пересечений, и мы никогда не были очно знакомы.

Десятникова: Это правда.

Синдеева: Но я столько посмотрела ваших интервью, когда готовилась к программе. И я поняла, что как бы так нам все уместить, о чем я хотела бы с вами поговорить. Юль, вопрос первый. У вас есть два проекта больших. Один называется «Русская гимназия». Сейчас семь уже гимназий по всему миру. Основные, как я понимаю, с чего все начиналось, это Лондон, Тель-Авив и Париж. У вас есть бизнес, сейчас, сейчас, я должна правильно сказать, вот я опять я слепая, Лондон, сейчас.

Десятникова: London Gates Education Group, я вам помогу.

Синдеева: London Gates Education Group, их тоже уже несколько штук. В Москве, в Риге.

Десятникова: И в Санкт-Петербурге.

Синдеева: В Санкт-Петербурге. Давайте вот мы коротко об этом расскажем, почему вообще, уехав много лет назад вначале в Израиль, потом переехав в Лондон, решили создать «Русские гимназии»? Чем было продиктовано это?

Десятникова: Давайте, я отвечу, потому что, на самом деле, этот ответ, на мой взгляд, вообще такая хорошая затравка для нашего разговора в целом, потому что я вообще делаю все время одно и то же. Всю жизнь! Знаете, мне недавно мама рассказала, что когда мне было 10 лет, меня спросили, что ты больше всего любишь? Я сказала людей, зверей и театр. Шли годы, ничего не поменялось. И вот я психолог, занимающийся образованием. В каждом моем проекте, Наташа, без исключения есть театр. Нет ни одного, где нет. А весь мой, ну, вот досуг, это все про зверей. Первым местом моей работы был Московский зоопарк, так, для смеха, чтобы было понятно, о чем идет речь. Я работала с человекообразными обезьянами, это тоже важная история.

Синдеева: Как психолог уже?

Десятникова: Нет, нет, ну, что вы! Мне было 16 лет. Как никто, как рабочий по уходу за животными.

Синдеева: Дети в какой категории здесь проходят?

Десятникова: Ой, вы знаете, это как раз очень стандартная вещь. Когда я веду подростковые группы, всегда находится какой-нибудь подросток, когда идет представление. И я всегда не упускаю случая рассказать про Московский зоопарк. Он говорит, ну, вам же, наверное, это очень помогает в работе с нами? На что я просто всегда говорю, вы вообще не понимаете, насколько. Вот. Я действительно уехала очень много лет назад, больше 30. жила в Израиле, работала тоже в образовательном проекте. Работала как психолог практикующий. С очень тех еще давних пор появилась еще такая в моей жизни история, которая тянется через всю жизнь. Это то, что называется «профессия – родитель». И у меня была такая колонка на радио в Израиле. Потом я оказалась в Лондоне, и тут я впервые в жизни растерялась. Потому что, знаете, как-то у меня не было английского языка. Я приехала вместе с мужем, который профессор математики, и как-то я на минуточку так зависла в ощущении, вот что? Я понимала, что в Лондоне много русскоязычных школ. В ту пору их было, например, 12. сейчас, чтобы вы понимали, размер бедствия 40 кроме нас. 40 центров русского образования на русском языке в Лондоне. И тогда мне просто, ну, повезло случайно. Я познакомилась с молодым человеком, который работал в экономическом отделе «Русской службы ВВС». Он меня послушал, я что-то там махала крыльями, и он говорит: «Слушай, так прикольно! Давай сделаем сами?» И я сказала, давай.

Синдеева: Почему вы решили вдруг сделать? Ведь было уже 12 школ. У вас сын, вам нужно было его куда-то отправить?

Десятникова: Просто потому, что, нет, сын уже к этому моменты был вполне студент, и мы уже вместе с ним и с моим мужем. Это были первые те люди, с которыми я, собственно, все эти проекты делала и продолжаю. Они все в них как-то участвуют. Наташ, я всю жизнь это делаю. Я всю жизнь занимаюсь выращиваем человека. Я вообще считаю, что это самый действенный способ повлиять на энтропию вселенной – выращивать следующую генерацию. Мне это дико интересно до сих пор. Поэтому для меня это была очень естественная история. Поэтому когда он мне предложил, говорит, давай сделаем сами школу, я сказала: давай. Но у меня одно условие. Я ни с кем не собираюсь обсуждать, кто будет в этой школе учиться, кто будет в ней преподавать, и что мы там будем делать. А вот все остальное, деньги, маркетинг. Я за это потом довольно дорого заплатила, за эту позицию, сильно позже, сильно ее пересмотрела. Но как бы я всегда точно понимала, что я знаю, как это надо делать. Поэтому для меня это была очень естественная история. И дальше как бы вот была гимназия, у меня не было вообще никаких амбиций. Я и бизнес? Ну, это прям анекдот. Господь бог, я думаю, смеется каждый день на эту тему просто. А дальше что-то произошло. В какой-то момент, знаете, из серии «королевство маловато, развернуться негде». И тут Остапа понесло. И я придумала London Gates, и почти сходу через год после этого появился Париж. Это все очень личная история. Почему Париж? Потому что бабушка всю жизнь любила Париж. Ну, знаете, это поколение, увидеть Париж и умереть. Вот я в этом выросла. Мне хотелось иметь легитимное право там бывать. Что я и получила. Знаете, мне в Париж по делу срочно, это вот моя история. Точно так же London Gates, второй филиал, где Питер. Почему? Потому что, опять же, меня так расти дома, потому что бабушка говорила мне, мне было пять лет, она говорила мне: «Ты разговариваешь, как москвичи. Интеллигентные люди так не говорят». Я понимала, что интеллигентные люди, это, видимо, где-то там. Потом выяснилось, где они. Я их там, собственно, обнаружила. Вот. Понимаете, поэтому для меня это была такая прям, ну, вот абсолютно на уровне дыхания естественная история – выращивание следующего поколения. Не знаю, помните вы или нет, я в этом смысле такой очень ретроградный человек. Помните, у Аксенова был такой очень-очень советский роман, назывался «Коллеги»?

Десятникова: И там есть такой образ, ну, такого вот совсем интеллигента питерского, в очках, вот такой с тонкой шейкой. Его в фильме играл Ливанов в старом. Я была совсем маленькая, когда я его видела. И вот он там говорит: «Мы в ответе за теми, кто вот там, перед теми, кто дальше». Вот это вообще ни разу не фигура речи. Поэтому мне это было всегда очень интересно. А дальше это все уже про одно и то же: гимназия, London Gates. Дальше, понимаете, вы можете это завернуть в любую упаковку, которая продиктована социальными запросами, средой, иммиграцией или ее отсутствием. Это все совершенно неважно. Это все про выращивание человека. Кто те люди, которые этим должны заниматься? А кто те люди, которые лучше бы не надо? И как, в какой форме и зачем они это делают.

Синдеева: По какому принципу тогда происходит это выращивание детей у вас? В ваших как раз?

Десятникова: Вы знаете, очень простой. Значит, во-первых, я когда-то очень давно, еще, наверное, в пору времен Московского зоопарка, поняла две вещи. Во-первых, что самые скучные люди, которых я видела в своей жизни (потом я увидела еще и других, но их очень мало), это были те, кого я видела в школе.

Синдеева: Преподаватели?

Десятникова: Стандартные учителя. Это были самые занудные персонажи, которых я видела. И тогда мне пришла в голову идея, что, наверное, нужно привлечь к образованию каких-нибудь других людей. Не этих. И это была первая такая вот история, да? Потому что ребенок же, он же, понимаете, Наташ, он же считывает с нас не то, что мы с вами хотим ему сообщить на уровне того, что мы тут решили, и тут ему, значит, что-то сообщили, мы такие молодцы. А он же считывает, он же непосредственно сразу подключается, так сказать, к достаточно нашему глубокому внутреннему Я. И хотим мы с вами или не хотим, любой взрослый, который оказался перед нашим ребенком, он вне зависимости от нашего желания, он все равно воспринимается как некоторая ролевая модель. За это кто-то должен отвечать в моем понимании. А отвечаем мы за это неважнецки. Мы, мир взрослых, перед миром наших детей на этот запрос отвечаем средненько. А потом мы все в больших расстройствах, у кого чего не вышло, да? И дальше у меня ворох историй, понимаете? А потом перед тобой сидит замечательный папа-олигарх с миллиардами и говорит: «Юль, за любые деньги!» Потому что его отпрыска нашли под наркотой в ночном клубе в Лондоне. А что за любые деньги, если он его в 10 лет в Boarding School отправил? За любые деньги что? Я же не Игорь Кио, понимаете? Вот это я не умею. И вот эта честность в вопросе выращивания следующего поколения, для меня вот все это, это все история про это. Поэтому, знаете, как я говорю? В образовании есть три главных вопроса: кто, что и как.

Синдеева: Как и везде, кстати.

Десятникова: Как и везде, совершенно правильно. Ну, вы у себя решаете этот вопрос тоже, я вот сейчас тут походила, посмотрела на лица людей. Видимо, мы во многом решаем этот вопрос одинаково. Для меня первичный вопрос – это «кто». Потому что если вы правильно выбрали того, кто, и чуть-чуть помогли ему с тем, «как», и помогли ему сформулировать «зачем» и «что», то мы в порядке. Вот, собственно, об этом история.

Синдеева: Какую цель вы ставите перед собой и перед вашими преподавателями, которых вы нанимаете?

Десятникова: А вот ровно ту, которую я вам сейчас озвучила. Вот прямо хочу растить людей ярких, успешных, амбициозных и социально активных.

Синдеева: Да, но не все же амбициозные. Не все яркие. И есть очень приличные люди, которые не обладают этими качествами. Вот как здесь? Это тоже получается такое отсечение.

Десятникова: Вы знаете, нет. Потому что яркость, и тут мы с вами, тут я поменяю шапочку с шапочки, скажем так, человека, занимающегося образованием, бизнесом, на шапочку доктора психологии с большим стажем. Яркость – это не всегда то, что блестит ярче. Понимаете, есть люди, которые заходят в класс, разговаривают на полутонах, ощущение, что ты вообще не понимаешь, что там происходит. Они совершенно лишены какого бы то ни было уровня демонстративности, понимаете? Они совершенно не похожи, типажи там, на таких людей, как я, которая вот это вот «га», «гу», вот это не про это. У них есть такая мера внутренней тишины, просто потрясающая! Я всегда стараюсь. Например, в среде математиков таких очень много. Они ребята негромкие. Но при этом при всем, знаете, как говорил покойный профессор Гельфанд: «Математик сделает это лучше». Вместо «это» можно поставить все, что угодно. Понимаете? Поэтому, из серии, понимаете, надо очень внимательно относиться к словам и к смыслам. Яркость – это не то, что мы с вами привыкли считать. Это не всегда публичность, это не всегда демонстративность, это не… Я вчера сходила во МХАТ на «Идеального мужа» второй раз. Я когда пошла в 2013 году, мне не понравилось очень, а сейчас пересмотрела, мне безумно понравилось! Так вот, яркость – это же не про то, что демонстрируется там, понимаете? Яркость – это про другое. Вот, собственно, это ответ.

Синдеева: Родители, ну, как минимум в нашем кругу, стали осознанно ответственны. Больше задаются этими вопросами, больше об этом думают. Иногда думаешь, как бы не переборщить, да? Что мы слишком много начинаем об этом думать. Вот вы уже затронули, и это очень важная тема. Про детей Boarding School, им там 10-12 лет. Я интуитивно чувствую, что это категорически делать нельзя, но, с другой стороны, сколько примеров! И действительно очень часто аргументы у родителей. Это такая закалка! Вот он сейчас уедет, сейчас он самостоятельным станет!

Десятникова: Давайте, про это поговорим коротко. Это настолько очевидная тема, что про нее не очень интересно. Коротко скажем.

Синдеева: Просто сейчас тренд такой, что чем дальше, тем больше родители пытаются, если у них есть возможность, отправлять детей.

Десятникова: Нет, Наташ, нет, нет. Вот как человек, который очень в теме, этот тренд очень пошел на спад. Вот когда я начинала проект в Москве, это было 10 лет назад. Прям вот в этом году юбилей 10 лет. Это было безумно в тренде. Я до сих пор удивляюсь, почему агентства меня до сих пор не пришли и не убили, потому что количество людей, которых я сняла с этой истории, имя им легион. Попустило. Так сказать, люди немножечко в этом смысле начали лучше соображать. Почти полностью отпустило, по крайней мере, в нашем кругу, например, в Британии. Потому что я задаю вопрос, у меня же в гимназии в лондонской, которая первая самая - 15 лет мы отметили в этом году, в мае месяце сыграли «Мастера и Маргариту» на русском языке в профессиональном театре; продавали билеты. Была большая сатисфакция. И я спрашиваю родителя. Серьезный английский папа, зав отдела «Сити-банк». Ну, прямо все очень…

Синдеева: Английский папа.

Десятникова: Английский папа. Смешанные семьи. Очень большой процент смешанных семей. И я ему говорю: «Ну, что», - говорю, - «дорогой? Вот там ребеночку скоро 11? Бординг?» И он на меня смотрит как на безумного. А он сам, Итэн, Кембридж, ну, вот это все со всеми остановками, да? Он говорит: «Я? Своих детей? Никогда!» Вот. А так, чтобы было понятно, все очень просто. Понимаете, опять, есть же вещи, которые происходят с нами вне зависимости от того, хотим мы этого или не хотим. Они происходят. Стандартно, когда в основном, отправляют в бординг? Обычно это подростковый или предподростковый возраст. Значит, у того возраста есть свои задачи. Они от нас с вами вообще не зависят. Социальные, психологические, гормональные – какие угодно. Их миллиард! Да? И человек должен эти задачи решать как-то. Мы сейчас даже не будем углубляться в то, как именно, но он должен их решать по любому, потому что он не может по жизни двигаться без этого решения. А теперь представьте себе, что мы ставим перед ним одну задачу – витальную. Как выжить? И он ее решает. И дальше оставим в покое страшилки, у меня их миллиард про разрезанные руки, про анорексию. Даже вот опустим про ночной клуб, про наркоту – вот это все бог с ним. Да? Неустойчивый, не повезло, ни то, ни се, не сложилось – миллиард таких случаев. Но уберем их прям все чохом в сторону. Оставим благополучных ребят, которые решили эту задачу. И вот они в вожделенном Оксфорде. Но вы же понимаете, как эта машинка-то работает? Все, что ты не решил вовремя, ты идешь по жизни с таким рюкзачком, да? Ты туда в этот рюкзачок сложил и пошел дальше. Но ты вовремя это не достал. И вот этот рюкзачок, в котором все больше и больше, и больше, и он тебя гнет, и гнет, и гнет.

Синдеева: Все то, что ты не смог реально реализовать вот тогда, когда это нужно было.

Десятникова: Все, что ты, в нужный момент. Понимаете? Потому что есть понятие время и место, когда это должно случиться. И если оно не случилось, а дальше, понимаете, никто же не проводит статистику, как этот человек строит свои отношения дальше со своим партнером, со своими детьми, с коллегами по работе. И вообще как протекает его жизнь?

Синдеева: То есть, никто не анализировал. А британцы тоже не анализируют? Ведь у них же это столетняя, в смысле, многолетняя, я не знаю, сколько лет, история, как раз бординг и так далее. Много столетий.

Десятникова: Ну, там много столетий, да. Смотрите, они сейчас очень от этого сильно отходят. По крайней мере, интеллигенция.

Синдеева: Почему? Появились такие исследования? Вот интересно.

Десятникова: Я думаю, что они, смотрите, я вам честно могу сказать, что я не знаю, проведены ли мощные социальные исследования. Да? То, что абсолютно известно, что эти люди обращаются чаще за психологической помощью, что там больше каких-то нарушений, больше каких-то перверсий – да. Такого ода информация есть. Но я не думаю, что есть такое прямо, знаете, вот такое проверенное исследование в рамках прям вот. Серьезное научное исследование. Вот про билингвизм, например, сегодня есть серьезные научные исследования.

Синдеева: Да, коротко можете сказать, кстати?

Десятникова: Да, да, все известно. С тех пор, знаете, как говорит мой сын, который тоже доктор психологии, он говорит: «Наше поколение прекратит вашу лженауку в науку». Почему? Потому что у них появились способы померить. С тех пор, как развивается нейропсихология, как только, короче, появилась электроэнцефалограмма, МРТ, ты можешь просто, картиночка. У билингвов развиваются другие зоны мозга, дополнительные, которые они потом счастливо везде использовать. Поэтому если ты можешь человеку такой подарок сделать, ну, естественным путем, то почему бы не сделать. Вот, собственно, все.

Синдеева: Еще один, извините, буду.

Десятникова: Да ради бога.

Синдеева: Сейчас очень много говорят, что смещается возраст. И что в 25 это еще там подростки. И вот эта инфантильность некого вот этого нового поколения, там Z и так далее, что она сейчас вот просто заметна. Это так или это не так?

Десятникова: Нам так удобно про это думать. Мы же не очень к ним готовы оказались, к этому поколению Z в основном.

Синдеева: Но они все-таки другие?

Десятникова: А мы разве не другие?

Синдеева: Я не знаю.

Десятникова: Как бы я имею в виду, каждое поколение, оно, в общем-то, другое, да? Поэтому в каком-то смысле другие. Но как бы нам просто, нам очень удобно считать, что они настолько другие, что надо по-другому как-то. А надо все одно и то же на самом-то деле. Просто другие, ну, как вам сказать? Другие формы, да, например? Другие какие-то дополнительные, совершенно другой объем информационного потока. Абсолютно другие скорости. И дальше мы говорим уже, а значит другие нагрузки. А значит, еще больше, еще важнее становятся такие вещи, как родительство. Потому что, понимаете, когда мы уязвимы? Чем больше на нас нагрузка, тем мы более уязвимы. Мы, что, это новая информация? Нет! Мы это отлично знаем. Если человек устал очень, если у него затяжная усталость, он быстрее заболевает. На эту тему было все известно во времена доктора Пирогова, понимаете? Это вообще ни разу не новая информация. Поэтому, их запрос к нам очень другой. А мы, ну, так себе справляемся.

Синдеева: А какой у них запрос к нам сейчас?

Десятникова: Я думаю, что просто мы им гораздо в большей степени, им нужна наша какая-то…

Синдеева: Психологическая?

Десятникова: Да. Понимаете, мы же очень путаем поддержку, вот, демократию в поведении, приятие, да? Давайте, мы его примем? Что это значит на самом деле? Как бы, понимаете, мы же на самом деле принимаем, и вот мы начинаем их поддерживать. Дальше мы изо всех последних сил. И очень уважать. И дальше начинается полная катастрофа, потому что ему три года, он выходит, например, с занятия в London Gates у нас, я это наблюдаю. Очень прекрасный айтишный папа современного образца, он явно все книжки изучил, он молодец. Он присаживается на корточки, он уже знает, что не надо сверху, что надо в глаза. Он вообще молодец, с ним все отлично. И он отличный. И он задает вопрос, говорит ему следующее: «Давай, мы с тобой посоветуемся и решим, мы будем ходить в London Gates или не будем?» И на этом месте начинается катастрофа, потому что представьте себе, человеку три года, да?

Синдеева: А в каком возрасте надо так сказать?

Десятникова: В таком возрасте смотря о чем, да? Очень аккуратно надо эти фразы произносить. Потому что что понимает человек в три года? У него, значит, смотрите. Про бога он еще ничего не знает, да? Ему пофигу. У него есть ощущение мира огромного, и в этом мире у него есть столпы. Единственный – это мама, с которой в норме (сейчас, давайте, не будем про патологию), с которой у него есть аттачмент, да? И в хорошем варианте папа. И он все свое представление о мире, свои вообще, ну, вот все, все, что с ним происходит, это происходит вот в его контакте с этими людьми, он на них ориентируется. Теперь что сообщил ему папа? Папа ему сообщил, что, значит, он, понимаете, вообще ничего не знает типа. И он почему-то должен сам решить. Что этот человек несчастный испытывает? Значит, так. Значит, вообще непонятно. Значит, этот мир неуправляем никем! Катастрофа, говорит он. И тут у него прямо, знаете, я прям физически вижу, как у него начинает формироваться невроз прямо в этот момент. Потому что страшно жить! Безумно страшно. Если никто ни за что не отвечает, да? То как же я в этом мире живу? А дальше что происходит? А дальше папа бедный не понимает, а он еще через пять минут лежит на полу, орет дурным голосом, притом, что мы его только что выпустили, он был прекрасный, он был золотой, с ним все было отлично. Он прекрасно интеллектуально подвергся нагрузке, он был в чудесном настроении. И он бьется на этом полу и орет. И папа несчастный, его тоже жалко, потому что он вообще ничего не понял, потому что он был молодец только что, да? Он провел ресеч, привел ребенка в приличное модное место. Ребенок вышел в роскошном настроении, а он всего лишь его спросил, говорит, давай решим. И вот он уже орет. И он бедный, и, понимаете, не знаешь, кого раньше жалеть. Хорошо, если ты тут мимо походил.

Синдеева: Так. Что надо сделать в этом возрасте, и когда надо сказать «давай обсудим и посоветуемся».

Десятникова: Нет, смотри. «Давай обсудим» - это давай поговорим. Сказать можно в любом возрасте. Но ты должен понимать, где мера готовности человека. А для этого надо просто прознать про возрастные особенности. Сейчас мы в лучшем, мы сейчас живем в отличном мире. Родителю в основном стали любопытны дети. Это вообще модно, то в тренде. Единственное, что пока что еще печаль какая? Мы же все формалисты. Знаете, вот у меня сейчас потоком идет набор в London Gates, колоссальный. Мы прямо в тренде, очень модные ребята. Потоком. Я сижу на интервью, а у нас отсев, да? Мы не берем всех, у нас выбор. В гимназии та же история. Я не про осчастливить человечество, я считаю, что ты должен с людьми договориться. Если ты с ними вместе начинаешь некую историю жизненную, про жизнь, то ты должен вступить с ним в партнерские отношения. Если ты не можешь вступить в партнерские отношения, то не вступай. Поэтому это в основном история про диалог с родителем, но тем не менее. И, значит, идет этот поток. И вот родитель, они же, знаете, подтягиваются и начинают все рассказывать: «Он у меня занимается». И пошло: шахматы, шашки, пешки, конный спорт. И чувствуется, что ему прямо очень надо, чтобы вот, ну, поскольку про меня, в общем, известно, что я такая девушка своеобразная как бы, очень хочется, чтобы я его похвалила этого родителя и сказала: «Какой ты молодец! Как ты все клево сделал!» Я обычно задаю один уточняющий вопрос. Я говорю, слушайте, здорово как, и это, и то, и то. А шахматы вы сказали, да? А расскажите мне про учителя. К кому вы ходите на шахматы? А что он, расскажите, очень интересно. Понимаете, да, что 9 из 10 говорят: «Что? Кто? А! Ну, говорят, очень хороший». Я говорю, что значит «говорят, очень хороший»? Вы отдали своего ребенка в некую структуру, да? Которая на него будет оказывать существенное влияние. Что значит, вы не знаете, кто этот человек? Я вообще не понимаю.

Синдеева: Буду перебивать.

Десятникова: Давайте, давайте. Вообще не волнуйтесь.

Синдеева: Вот вы уже тоже, я буду цепляться к вашим словам. Вот вы говорите про загрузку высокую. Действительно, вот как тут найти эту меру, где найти эту грань между высокой нагрузкой? И в каком возрасте?

Десятникова: Скажу. Значит, Наташ, с одной стороны, сейчас всем нам отпущу все грехи, а, с другой стороны, смотрите. Нам с вами не дано перегрузить наших детей. Это отличная информация. Это, кстати, доказано.

Синдеева: А что это значит?

Десятникова: А в смысле того, что если мы правильно выбираем, кто и как, и правильно, то, в принципе, мы просто физически не можем их перегрузить. Потому что уровень жизненного любопытства, с которым эти люди приходят в мир, он таков, и готовность воспринимать все, что ни попадя, такова (если мы говорим о норме, давайте аккуратненько). Как только зашла речь о любой какой-то специфике: психологической, физиологической, тут надо отдельно вымерять все. Представим себе, что мы говорим о среднестатистической норме.

Синдеева: То есть, если ребенок с радостью, горят глаза, интересно.

Десятникова: То есть, если вы нашли то место, где вы готовы с этими людьми, допустить их к тому, чтобы они вместе с вами выращивали вашего ребенка, все, что угодно. Два языка, три языка, четыре языка – прекрасно! На одном языке у него балет, и он выходит, и у него горят глаза. И он говорит: «Вау!», да? На другом языке у него там условный London Gates, а на третьем языке он ходит в художественную школу, например. Или он делает это все на одном языке, а, например, там он ходит только в англоязычный центр, да? Там любой.

Синдеева: Но вот физически, например, в какой-то момент дети все равно могут уставать, да?

Десятникова: Но это вообще хорошая вещь, когда ребенок устает. Усталость…

Синдеева: Я вспоминаю себя, я тоже уставала. Нормально.

Десятникова: Наташа, усталость – это вообще хорошая человеческая такая особенность. Но просто эта усталость, она тоже должна быть какой-то здоровой, понимаете? Давайте, не будем путать усталость и, например, скуку. Усталость и то, что туда не пойду, потому что мне занудно. Опять, что должен на мой-то вкус родитель? Он опять должен точно камертонить. Или родитель, или, как я говорю, заменяющий его взрослый. Я, кстати, очень за привлечение квалифицированной помощи, если родитель много и тяжело работает, например, и не имеет возможности ходить со своим ребенком по всем вышеназванным кружкам. Да не ходи на здоровье! Но пусть тебе помогает человек, который не переносит его в зубах как поноску, понимаете, по этим, а с которым и ты можешь быть в диалоге, и твой ребенок может быть в диалоге. И пусть он за тебя, сверившись с тобой, состроившись, выполнит эту функцию. Вообще неважно!

Синдеева: Вот мы с вами говорим об идеальном мире, когда ты понимаешь, кто твоего ребенка учит, воспитывает, и с кем он проживает эту жизнь, и это идеальная картинка, это все здорово. Что делать вот нам обычным, живущим в Москве людям, у которых нет возможности там, не знаю, выбирать эту школу?

Десятникова: Смотрите. Мы вообще по многим аспектам, как мы с вами знаем, вот прям по очень многим аспектам очень много чего не выбираем. Мы не выбираем огромное количество вещей социальных, политических, национальных там. Мы не выбираем качество социальных институтов разных, в том числе и такого института как школа. Ну, наверное, так устроен мир, поэтому в данном случае, ну, то, что я всегда говорила, давайте, попробуем выбрать лучшее из того, что есть. Это так все делают, уж в нашем кругу точно. Люди стараются, да? Люди стараются, выбирают, так сказать, что-то вот более-менее, пусть хотя бы не вредит.

Синдеева: Домашнее образование, очень много сейчас об этом говорят.

Десятникова: Да, домашнее образование – отличная вещь, но, знаете, почему я его боюсь? Домашнее образование требует фантастического уровня менеджмента. Если есть…

Синдеева: Вот я все время, да, об этом думаю, что очень…

Десятникова: Если есть человек, который готов этот процесс менеджерить, это либо там кто-то из членов семьи, либо специально приглашенный для этого человек, то, в принципе, прекрасная вещь! Домашнее образование, образование в каких-то дополнительных центрах. Сейчас это в Москве тоже появилось. Когда люди в рамках дополнительного образования как бы да, на стыке домашнего образования и дополнительного устраивают для своих детей образовательную среду, вступая с социальными институтами, ну, только в такие вот периодические отношения, да? Там они ходят, сдают вовремя экзамены, где-то получают свои галочки. Отличная история.

Синдеева: Менеджмент, вот давайте немножко уточним. Что значит хороший менеджмент?

Десятникова: Хороший менеджмент, туда входит много вещей. Во-первых, выбор тех институций, из которых это образование сложится, да? Смотрите, бессмысленно начинать, если вы не выигрываете по отношению к массовой системе образования, да? Ну, тогда не надо, тогда надо учить в массовой системе и добирать дополнительное образование. Почему я всю жизнь занимаюсь дополнительным образованием? Вот, кстати сказать, вопрос, который, в принципе, у вас мог бы возникнуть. Такая вот типа вся такая, что ж ты школу сама не откроешь, раз уж, что было бы логично. Ну, во-первых, называется, еще не вечер. А, во-вторых, потому и сижу в нише дополнительного образования, во всех странах. Потому что как только вышел из ниши дополнительного образования, к тебе тут же пришли и спросили: «А почему это доктор физмат наук преподает курс египтологии?» Да вот потому, понимаете? И так далее. Поэтому это дает высокую степень свободы. Отвечая на ваш вопрос про менеджмент. Это должен быть человек, который проделает огромную работу. Во-первых, он провеет ресеч того, что вообще должно быть. Во-вторых, он составит для себя план, из чего это образование будет состоять, чтобы это был не проигрыш системе, а значительный выигрыш по отношению к системе. Система же почему еще настолько неэффективна? Потому что она же на берегу се говорит честно: средняя общая образовательная.

Синдеева: Ужасно звучит, ужасно, да.

Десятникова: Все слова сказаны. А что мы от них хотим, от бедолаг? Они вот это вот, что написали, то и есть. Поэтому должен быть проведен серьезнейший ресеч, построен план. Под этот план, тут еще тоже очень интересная вещь, про которую мне с вами интересно поговорить. Знаете, вот по поводу того, насколько ребенок, вот я-то считаю, что ребенок – абсолютное порождение родителя. Абсолютное! И что все эти разговоры про то, давайте он из себя что-нибудь достанет, это абсолютное ханжество! Почему? Объясняю. Это важная прям, на мой взгляд, вещь. Давайте, мы его послушаем? Давайте! Не вопрос, конечно же, давайте! Только давайте осознаем, что он рождается с неким пулом возможностей, да? Из сосуда может вытечь только то, что было в нем, понятно. Но это же возможность. Она же может реализоваться, а может не реализоваться. А дальше, ну, все зависит от взрослого, который рядом. Это мы выбрали детский сад, няню, кружок, школу, наших друзей, понимаете? Мы говорим: «Давайте, ему представим все возможности!» Давайте. А как мы их возьмем, откуда мы возьмем возможности? Мы все равно возьмем их из своего собственного восприятия. Вам придет в голову, например, вот так вот на голубом глазу, например, использовать возможности, я не знаю, вышивать крестиком? Может быть, придет, может, у вас в семье есть такая какая-то, но вообще не факт, да? А, может быть, что вы можете использовать? Вы используете как мерный инструмент себя и свое окружение. Вы можете достроить эту 3Д историю все равно за счет своего окружения. Вы же не пошли по Арбату? И опять неточно, потому если вы пошли по Арбату, еще вопрос, чего вы там. И не спросили каждого десятого. А честный эксперимент ведь какой? Давайте, съездим в Нью-Васюки.

Синдеева: То есть, надо повышать свой статус как раз родителя?

Десятникова: То есть, надо понимать, что от тебя все зависит, потому что это твой выбор. Если у тебя есть мечта, например, то ничего плохого в этом нет. Если ты, условно говоря, безумно любишь живопись, ну, представим себе, и для тебя это очень важная часть твоей жизни.

Синдеева: И ты начинаешь это тоже навязывать иногда ребенку.

Десятникова: Слово «навязывать», если, Наташ…

Синдеева: Ну, хорошо, предлагать.

Десятникова: Нет, а все зависит. А вот тут вот это очень принципиальная точка. Навязывать нельзя. Но знаете, колобок, колобок, заинтересуй зайца. Понимаете, если вы так исхитрились, таким образом зашли… Знаете, у меня есть пример. Один, значит, молодой человек в возрасте 4-х лет, олигархический ребенок в моей жизни такой, есть такой опыт тоже. Я с ним пришла в Третьяковку, ему 4 года. Я зашла туда ровно на 15 минут. Когда мы вышли, я спросила, скажи мне, что вот, ну, как бы, а что было? Он сказал: «Значит так. Клево был вот этот висящий мужик». Я говорю, так. «Демон» зашел. Потом, говорит, «Три богатыря». Так, думаю я, зашибись. И «Волшебный мостик». Значит, волшебный мостик, я ему показала Левитановский «Омут», и мы бегали туда-обратно, и мостик все время смотрит на тебя. Ну, и говорит, этот, я забыл, как его зовут, ну, мужик, который все собирал. Тут я дала сбой, потом я сообразила, что это я байку про Третьякова рассказывала. Мужик, который все собирал, оказался, значит. Прошло после этого случая, прошло, значит, два плюс четыре, шесть лет. Его младшая сестра. История повторяется, ребенок в Москве. И я говорю, ой, я тебя сейчас, пойдем, угу. Она мне говорит: «А ты мне покажешь волшебный мостик? Я, надо сказать, обалдела, потому что, я говорю: «Откуда ты знаешь?» Она мне говорит: «Ну, как? Он мне рассказал, то ты со мной пойдешь в место, где есть волшебный мостик». Понимаете? Вот это не называется «навязывать». Понимаете?

Синдеева: Что делать, чтобы быть родителем профессиональным? Я понимаю, что это такой длинный разговор. Вот есть какие-то важные поинты?

Десятникова: Смотрите. Искать. Есть, есть важные поинты. Искать. Во-первых, первое. Выбор. Очень часто ты живешь с ребенком параллельной жизнью. Знаете, вот тут у меня есть моя жизнь, и в ней есть мои друзья, мои страхи, мои интересы, мои удачи, мои победы, мои поражения. А вот тут я детей воспитываю. Это такое место, я туда повернулся, и я такой вот, воспитываю детей. Деловой такой я в этот момент, вот осуществляю процесс воспитания. Вот это такая история, она возможна, но тогда надо понимать, что тут… Ну, как бы, опять же, все зависит от того, что ты хочешь получить. Вы же понимаете, что все, что я говорю, основано на чем? Мне всегда было очевидно, понимаете, я со своими, у меня единственный сын собственный, но у меня много выращенных. Я с ними в огромной дружбе. И для меня эта дружба – это смысл всего, что я делаю. Понимаете? У меня есть еще совершенно дико мной любимый проект интернациональный, в который вовлечены все. Это лагерь, выездные программы. У нас их много, они разные, но центральная наша…

Синдеева: А как называется?

Десятникова: Так и называется – лагерь London Gates. Он проходит у нас в этом году уже восьмой год в Латвии. Мы его делаем в районе Сигулда, и мы живем на хуторе. 25 детей, 5 инструкторов и врач. И мы живем там жизнь. Как в этом году сказал один из подростков, лагерь – это жизнь, у нее есть начало и конец. А когда, как любой конец, это очень больно. И там прямо происходят процессы. Там квинтэссенция выращивая человека просто. Этот лагерь на английском языке, две недели, полное погружение. Но полтора часа в день мы говорим вечером по-русски и проводим осмысление всего, что с нами происходит. И вот там формулируются какие-то очень значимые и очень важные вещи. Я в какой-то момент сижу в кругу, вот в этом финальном, значит, хоумтоке.

Синдеева: Это он для какого возраста?

Десятникова: Мы берем с 7 до 17. у нас есть, мы еще очень заняты самопроизводством в рамках и London Gates, и «Русской гимназии», я же оголтелая, понимаете? Поэтому я кую кадры. Поэтому они начинают, где-то с 10 лет начинают дергать меня за штанину, когда мне можно, когда в инструкторы, когда в ассистенты? Знаете, эффект Тома Сойера у нас поставлен просто вообще! Здоровые, представляете, Наташ, мужики по 17 лет, сейчас мы их взяли, закончили курс младших инструкторов, самых достойных взяли в London Gates работать ассистентами, водят писать детей, счастливы до состояния просто вот полного невменоза, как они собой гордятся. Потому что они чувствуют принадлежность к референтной группе, которая для них определяет суперценность. Еще одна история про то, что важно для своего ребенка создать, помочь найти и закрепиться в той референтной группе, которая будет делать его лучше, сильнее и качественнее. И ты выбираешь эту референтную группу.

Синдеева: Где найти грань между тем, чтобы поддержать, подсказать, направить, и не передавить?

Десятникова: Развивать в себе чувство вкуса. Это такое же чувство вкуса и меры, как и во всем. А как найти грань, чтобы там, не знаю, ну, как бы, чтобы одеваться нормально, а не считать, что если ты обернул себя в Гуччи, то ты уже прямо супермолодец, да? Это какая-то мера. Это развивается. Есть люди, у которых, знаете, я как человек, который очень много общается с дикой природой, я знаю, что такое правильный инстинкт. Вот если ты подходишь, например, к хищнику, то очень важно, как ты подошел, да? Но вот если перед тобой вот на таком расстоянии, ты должен подойти там, уссурийский тигр или лев и так далее, и ты должен вступить с ним в контакт, вот есть люди, у которых есть правильный инстинкт. А есть человек, который, знаете, вот он, ты вот страшно начинаешь волноваться, потому что думаешь, будет какая-нибудь лажа, произойдет. С детьми это тоже очень важно, но это все возможно формировать. В ту минуту, когда ты с человеком… Почему я всю жизнь ношусь с этой историей – профессия-родитель? Я всем говорю: «Ребята! Ну, не кажется ли вам странным, что мы в этой жизни учимся всему! Нам надо там, не знаю, два кирпича положить, мы там что-то считаем, мы зовем специалистов, мы прям озабочены. Мы только одному не учимся – как строить отношения с партнером и как строить отношения с ребенком» Любого спроси, что самое главное в жизни? Каждый тебе отрапортует на вытяжку: дом и семья. И ребенок. Что ж ты так плоховато с этим делом-то, если это для тебя самое важное? Так, может, подучимся чуток? Сейчас стало модно, сейчас же очень в тренде, да, вот эти разговоры про родительство. Слава богу, озаботилась публика. Отлично! Теперь еще вкус немного выработать, что такое хорошо, что такое плохо, кого слушать надо, кого вообще лучше не слушать, потому что на этой волне подымаются разные персонажи, да? Тут что только не рассказывают. Вот.

Синдеева: То есть, воспитывать себя. 17 лет. Вопрос, который начинают дети задавать. А кто я? А что я? А зачем я? А вообще чем я хочу заниматься? Нормальные, отличные вопросы очень, интересные. Но надо поступать куда-то. Не знаю, куда поступать.

Десятникова: Вы знаете, что здесь очень помогает просто знание. На эту тему хорошо бы получить профессиональную консультацию из серии «будете у нас на Колыме, приходите», да? Мы, например, такого рода консультации оказываем, да? В любой точке, где мы есть. В частности в Москве в London Gates у нас есть такая история. Смотрите, с человеком в этот момент надо а) правильно поговорить. Б) надо знать, что то, что было принято, когда мы росли, сейчас в мире не работает. Очень многие вещи задержались в России, которые… У нас же как принято? Задать ребеночку в 10 лет вопрос «Скажи, кем ты будешь?»

Синдеева: Да, ужасный вопрос. И в 17 когда спрашивают, тоже ужасно.

Десятникова: Так вот знаете, в чем облегчение? Вообще необязательно знать. Почему? Потому что для того, чтобы начать свою карьеру, совершенно не нужно себе ответить на вопрос «кем я хочу быть?». Для этого нужно просто, знаете, я всегда объясняю так: образование карьерное, оно похоже на елку. Чем шире основание, тем выше верхушка. То есть, соответственно, чем более широкое ультимативное основание выбрал для базового образования, а именно для бакалавриата, тем выше у тебя есть возможность шагнуть на следующую ступень. Мир любит деверсити, мир любит разнообразие, по-простому если сказать, да? Поэтому единственное, что нужно – нужно понять более-менее, знаете вот. И когда ты разговариваешь с ребенком на глубину, то ты это легко. Он с тобой кооперируется, вы легко соображаете. Условно говоря, эта база скорее математика или скорее антропология, или скорее например там, не знаю, биология или еще что-то. А дальше то, что я им всем рассказываю. Вы же понимаете, например, как работает прием, например, на журфак в каком-нибудь University Collage London? При подаче документов, это уже просто знание, факты, да? Подается там биолог, журналист и математик, да? Знаете, кого последнего возьмут? Знаете, да, журналиста. Потому что никому не интересно. Значит, он на журфаке уже поучился, он теперь опять идет на магистратуру, он что принес? Как у Шварца: что принес в благородное искусство охоты? Привнес? А ничего, да? Поэтому очень разговор этот, он глубокий, он интересный, с человеком надо его уметь проговорить. Но он довольно легкий, потому что ты довольно быстро… У меня сейчас за вот осень этих разговоров было просто немереное количество, просто немереное количество, потому что очень многие хотят, чтобы лично я наложила руку. Им, значит, не нравится, если это сделает. Ну, ок, да, не вопрос, я готова наложить руку. Понимаете, нужно уметь слушать и слышать. И этот твой собеседник, которому 17, 12 или 3, он для тебя должен быть безумно интересен. Это всегда должна быть честная игра. И люди, которых вы выбираете для своих детей, это должны быть люди, способные на эту честную игру. Но вы должны выбрать под себя, а не под него. И вот это вот такая неожиданная, потому что то, что хорошо, понимаете, будет вам, неизбежно будет хорошо вашему ребенку.

Синдеева: Вот еще одна такая история из, понятно, нашего поколения, из того, как нас воспитывали. Вот если ты уже начал чем-то заниматься, не знаю, спортом, танцами и так далее – все! Вот и давай. Как? не надо бросать. И вот мы все проходим через музыкальные школы, вот, балетные и так далее. Ну, как? это же, говорит, твоя ответственность, ты же если уж взялся, то надо же доделать!

Десятникова: А еще доесть надо. Обязательно. То, что на тарелочке лежало, это тоже обязательно надо делать.

Синдеева: И вот я как бы решила, нет, нет, я так не хочу, прогрессивная мама, умный родитель. И вот я там дочери давала возможности разные попробовать. Вот тебе, хочешь, попробуй музыку, вот рисование, ну, то есть, разные какие-то дала опции и так далее. Но вот какое-то время проходит, она говорит, мама, музыка нет, фу, не нравится. Ну, танцами пошла, тоже, нет, мне не нравится. И сама себе говорю: ну, что же, она же ничем таким у меня не занялась!

Десятникова: Наташ, тут на самом деле, я очень понимаю, о чем вы говорите. Это на самом деле огромная провокация. Это вообще огромная провокация для приличного человека: где поставить эту грань?

Синдеева: Да, вот на каком этапе?

Десятникова: Мы с вами начали сегодня, уже поминали о том, что демократия, принятие и уважение вообще не равны тому, что человек сел на шею, взнуздал вас и поехал. А мы это очень часто путаем. Понимаете? Надо понимать простую вещь, что ответственность за наличие меры и вкуса у ребенка в чистом виде это ответственность родителя. Вот это точно! Вы можете найти тех людей опять же, которые вам помогут сформировать у него это. Опять же, вернемся к референтной группе. Это безумно важная история, если вам посчастливилось ее найти для своего ребенка, вы решили, ну, просто огромное количество разных вещей. Поэтому я полагаю, что, опять же, это во многом должно быть продиктовано вашим выбором. Если вы теоретически выбрали, например, какого-нибудь потрясающего учителя музыки, и вы как мама абсолютно уверены в этом, да? Понимаете, с этими вводными. То вы должны так прогнуться, чтобы человека… Понимаете, потому что тут же еще только, тут же поймите, что человек – существо очень эмоциональное. Вот сегодня ему лень встать с кровати, и он говорит, что на музыку я не пойду. А вчера его обидели в школе, у него упала там, не знаю, самооценка, или он там чего-то, и он говорит: ой, я вообще там, и это мне тоже не нравится. Он подвержен огромному количеству разнообразных сиюминутных влияний. И как бы вот выровнять эту историю – это тоже родительская история, понимаете? Потому что потом тут же еще тоже очень многое. Все зависит, что мы транслируем своему ребенку? С одной стороны, это очень круто, когда у тебя такая клеевая крутая и знаменитая мама, да? Это прям здорово, это прям тебя очень подымает. А, с другой стороны, это колоссальная провокация. Потому что у тебя вот тут появляется ощущение некой вседозволенности. В том смысле, что, ну, ребенок же очень нас с вами себя отождествляет. И крутость родителя – это, с одной стороны, огромная сила ребенка, а, с другой стороны, огромная провокация. У него есть вот это такое внутреннее право, а, типа, а чего бы и нет. Да? Мы крутые, говорит он себе. Мы крутые! Что такое «мы крутые»? Знаете, у меня очень часто бывает очень жесткий разговор с подростками за закрытой дверью, когда я им на пальцах показываю, что они из себя представляют, если убрать папины связи и деньги. Такая полезная, знаете, процедура происходит. У них так в этот момент меняется выражение лица. Вот мы в лагере это прямо очень любим. У меня в этом году звонок, Юль, у нас проблема. Девочки, конфликт, там второй день в лагере. Я говорю, чего? Они говорят, ну, вот одна сказала, что она будет в душе мыться первая, потому что ее папа больше зарабатывает. Я говорю, ой, это же мои любимые люди! Пакуй, говорю, выезжаю. А я как раз летела к ним из Лондона. Ну, я приехала на следующий день, забрала девушку, закрыла за собой дверь и устроила там некоторый разговор. Понимаете, мы очень часто даем им очень неверные какие-то позывные, которые их сбивают с толку, да?

Синдеева: Нет, ну, все-таки вот. Я понимаю, о чем вы говорите, но я вот хочу вернуться. Вот смотрите. Я прям на своем конкретном примере. Что происходило? Я же не знаю, что может ее увлечь, да? Я так щупала, поэтому давала некие опциональные возможности, да? Вдруг она сейчас увлечется, потому что я вижу, что очень хороший условный учитель музыки.

Десятникова: Наташа, смотрите, значит тут опять. Давайте обсудим. Что такое клевый? Вот что такое клевый?

Синдеева: Нет, ну, то есть, втягивающий, с горящими глазами, интересный. Ей интересно, но она в какой-то момент…

Десятникова: Да, в какой-то момент она отходит, да?

Синдеева: Ну, отходит как бы, да. И вижу, что, ну что я трачу время, деньги?

Десятникова: Тут много есть аспектов. Во-первых, все, что касается индивидуальных занятий – это очень большая сложность. Мы же вообще ребята социальные, поэтому все, что в группе, оно легче заходит, да? Потому что группа, она во многом цементирует ситуацию и делает ее для них более интересной, более привлекательной. Почему я, например, терпеть не могу эти индивидуальные репетиторства? Что про русский, что про английский, почему я делаю гимназию или London Gates, да? Потому что мне очень важна вот эта социальная история. Все, что касается индивидуальных занятий – это вообще непросто, потому что это должна быть совершенно уникальная мера попадания на самом деле в человека. Потом, понимаете, надо еще очень хорошо понимать, вот мы с вами сегодня начали: они другие. И вот тут очень важно быть в тренде. Потому что если ты очень хороший, очень клевый, очень такой весь из себя, ну, как вот, такой весь тонкий, звонкий, вот такой вот интеллигентный, старой формации, вот это все, а к тебе попал ребенок в 10 лет, например, да? А представим себе, что он от начала не подсажен на иглу общения с такими людьми. Бывают люди, которые своих детей на это подсаживают. И они, понимаете, они в этот момент вкус этого… Знаете, как есть дети, которые не едят устрицы, да? Потому что им вообще невкусно, да, просто? A есть дети, которые там в 2-3 года, я наблюдаю, понимаете, они запихивают эти устрицы, им, видимо, отлично. Мне на это смотреть страшно. Вот это тоже такая история немножко про вкус, когда мы говорим про индивидуальное обучение. Понимаете, может быть, вашей конкретной девочке нужен какой-нибудь, понимаете, хипанутый мальчик в рваных джинсах с бас-гитарой, с айпедом, который устроит там сейчас, понимаете, такую вообще историю? И у нее будут вот такие вот глаза, и их будет там, понимаете, бить колотун совместно? И тогда это сработает. А потом он, заработав эту, ну, как бы, построив с ней этот эпистемик-траст, а эпистемик-траст в образовании – это отдельная история. Это сейчас только-только про это начинают писать, только говорить, хотя это очень очевидно. То есть, у тебя нету вот этого нутряного доверия к человеку, который стоит перед тобой, забудьте. Это все профанация. Понимаете, если он это сделает, а потом вдруг в один прекрасный момент уже на подушке этого эпистемик-траста вдруг он ей покажет, например, не знаю, какой-нибудь прог-рок, который на основе классической музыки, потом скажет: «А посмотри, вот это то же самое, но вот играет оркестр Гергиева», так зайдет, поверьте мне, как по маслу.

Синдеева: Но это да. Нет, конечно, во много да, но уже у нас нету времени. Это можно за кадром еще часами обсуждать все. Не буду, ладно, я ухожу в свои вопросы постоянно. Потому что вот как раз с Шуркой произошло следующее, что так как я сама танцевала всегда, и мне казалось, это так клево и так важно, чтобы девочка танцевала. И я ее там с 3 лет уже в разные, значит, штучки, и туда, и туда. И как-то прихожу на занятие, смотрю, ну, тоскует девочка. Ну, что-то не горит. И тут вдруг в 10 лет у нас открывается балетная школа, открывают наши друзья, и она идет туда и влюбляется в учительницу. И она в 10 лет начинает заниматься классическим танцем, хотя до этого она просто, конечно, вообще.

Десятникова: Ну, вот мы с вами, ну, поговорили. Все, да.

Синдеева: Ну, вроде, все очевидно, только как бы это так в жизни научиться это все делать.

Десятникова: Понимаете, ребенок – это очень времязатратная история. Нужно или много зарабатывать и иметь людей, которые… Я прям сейчас очень продвигаю вот эту институцию человека, который тебе помогает выращивать ребенка. Вот такого высокого уровня человека, понимаете? Это может быть какой-нибудь прекрасный там аспирант, который, понимаете, с которым… Я прям сейчас понимаю, что мы все так загружены и так заняты, что ждать, пока мы каждый заглянем каждому в глазки, ну, невозможно, да? Не заглянем. Но надо кого-нибудь приставить, кто это сделает за нас.

Синдеева: У меня в гостях была Юлия Десятникова, психолог практикующий, человек, который основал «Русскую гимназию» уже в нескольких странах. Еще раз мы должны сказать, London Gates Education Group в Москве, в Риге.

Десятникова: Да, Москва, Питер, Рига. Прекрасные города.

Синдеева: Вообще очень много интервью в YouTube есть с Юлией, очень интересно, очень советую посмотреть, была программа у Лазаревой с Эвелиной Бледанс, значит, по поводу как раз того, как наши дети в социальных сетях. Я очень хотела коснуться этой темы, но мы не успели. Просто посмотреть там, и очень важный вопрос. И это какая-то огромная сейчас, ну, я не буду говорить, что это проблема, но это такая серьезная штука, над которой надо просто нам всем…

Десятникова: Вообще не проблема, но просто про это надо думать.

Синдеева: Про это надо думать, да. Поэтому, Юль, спасибо вам большое. Мне очень хочется и дальше за кадром поговорить о многом.

Десятникова: Спасибо вам, спасибо, что позвали, было очень интересно. Я думаю, что мы продолжим.

Синдеева: Да. Спасибо большое!

Десятникова: Спасибо!

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.