В гостях у Натальи Синдеевой побывала Евгения Альбац — она рассказала про свой журнал The New Times и объяснила, почему недолюбливает подписную модель и онлайн-версии журналов.
The New Times
Расскажи чуть-чуть про журнал, потому что мы, конечно, все с болью следим за всеми вашими приключениями, но вы держите удар, вы продолжаете это делать. Как вы делаете, кто у вас сейчас работает, на что вы это делаете? Давайте, рассказывайте.
Наташ, журнала как такового нет, потому что для меня журнал…
Это бумажечка, любите бумажечки.
Это не только я люблю. Знаете, журнал The New Times тоже любит. Я должна сказать, журнал The New Yorker печатает 1200, по-моему, тысяч. И журнал Forbes печатает, и журнал Vanity Fair, и куча других. Если вы находитесь в аэропорту, не знаю, в JFK где-нибудь или в любом другом западном, я всегда скупаю все эти журналы. И New York журнал, и так далее. The Atlantic.
Потому что когда ты делаешь бумажный журнал, ты делаешь продукт. Это не отдельные вот статьи, заметочки и так далее, а это всё вместе, это цельный продукт. Конечно, можно всё свести до того, чтобы делать просто рассылку, посылать четыре строчки, причем не свои, а ещё у кого-то взяли ― и блеск! Только мне это не интересно, я же всё делаю только то, что мне самой интересно.
Но вы же продолжаете публиковать материалы, у вас выходят очень сильные, да.
Мы продолжаем тащить сайт, да.
Вот как?
Ну как? Не буду вам рассказывать всё, как. Ужасно тяжело. Ужасно безденежно. Два с половиной человека делают.
Вы дома, да? Дома?
Да, я отказалась от офиса. Ну, собственно, прежде всего больше, чем две трети редакции, нам пришлось расстаться. Я отказалась от офиса. Офис де-факто у меня дома, то есть, собственно, мы там собираемся, если нам надо что-то обсудить, а так работаем удаленно.
Это тоже опять… Ну вот не может журналистика существовать в таком на самом деле режиме. То есть всё может быть, но это ужасный ущерб для всего. Потому что это всё-таки очень коллективное занятие, журналистика. А это ― тут заметка появилась, там заметка появилась, тут мнение, сям мнение. Вот.
Так что это тяжело, не очень здорово, мне не приносит никакого удовольствия, честно вам скажу.
Вот это самое, конечно, тяжелое. Вот на самом деле. Можно всё переживать, и пережить, и справляться, но если уже не доставляет удовольствия… Ну и как вы думаете, как?
Не знаю. Во всяком случае, в любом случае сейчас президентская кампания, и это сейчас все очень интересно, что это будет, как это будет. Интересно, что будет после марта. То есть мы ведь не сомневаемся, что Путин Владимир Владимирович, безусловно.
Ну да, я не сомневаюсь.
Но мне реально интересно, сколько людей решат, что участвовать, соучаствовать в подлости нельзя. А эти так называемые выборы ― это соучастие в подлости, потому что это абсолютный обман, это обман избирателей, это обман людей, которые платят налоги и всю эту бодягу оплачивают из своих налогов и так далее. Это не имеет никакого отношения к выбору. Выбора тут никакого нет.
И понятно, что человеку, который практически единолично правит страной на протяжении 18 лет, давно пора пойти отдохнуть, заняться чем-то другим. Ему нравится плавать, удить рыбу. Горный Алтай, реки Горного Алтая.
А друзья как же?
Друзья. Ну вот как, мы сегодня с вами наблюдали, собственно, пришло сообщение, и то, что было инсайдерам давно известно, стало опять известно, очевидно всем. Republic как раз сообщил о том, что банк ВТБ, государственный банк ВТБ выдал кредит китайцам, которые купили пакет «Роснефти». Пять миллиардов долларов кредит. То есть на самом деле приватизацию «Роснефти» в интересах, как говорят знающие люди, топ-менеджмента «Роснефти» оплатили мы с вами из своего кармана.
ВТБ, мы знаем, об этом много говорилось, ВТБ ― это банк, который всё время балансирует на грани банкротства. Если бы это не был государственный банк, он давно был бы уже банкротом. Не случайно Миша Задорнов оттуда уже ушёл. Понимаете, вот так. Ну, вот вам и всё, вот вам эти и выборы.
Ох, Жень, всё-таки убежали вы сразу в политику, хотя я хотела чуть-чуть попозже.
А я обожаю политику!
Я знаю, но я вот…
Наташа, политика ― это ужасно секси! Понимаете, политика ― это…
Даже вот сейчас в нашей стране?
Это всегда секси, понимаете, в этом есть драйв. Когда что-то удаётся даже на промежуточном этапе, это состояние high. Ну вот да, для меня политика ― это так. И всегда всю жизнь была.
Я, правда, всё-таки вернусь. Но вот про журнал. У нас же уже с вами был такой разговор, не в эфире, когда я очень вас склоняла, убеждала, что не бойтесь, попробуйте пойти в подписку. Сложно, да, другой совсем бизнес, по-другому всё устроено. Но когда есть лояльная аудитория, а она у вас есть, когда у журнала есть большие поклонники, мне кажется, это мог бы быть путь развития.
Мы это сделали же. Мы начали до вас ещё делать, Наташа.
Да, но вы же как-то это так…
И пошло. Но потому что всё очень просто. Я посчитала: либо нужно двадцать тысяч подписок, тогда вы можете себе позволить сделать то, что мы себе позволили и сделали, мы закрыли сайт.
Бумагу, в смысле.
Нет. Не только, мы и сайт. На сайт мы повесили пейволл. Ну так же, как Дождь: для того, чтобы его смотреть, надо иметь подписку, правильно?
А, понятно, закрыли ― в смысле под пейволл.
Значит, мы закрыли его под пейволл, да. Значит, у нас сразу обрушился трафик. И если раньше там трафик был совершенно колоссальный, он сразу обрушился. Значит, вы не можете уже собирать никаким образом деньги кликами и так далее.
Но вы их и так почти не собирали.
Подписки недостаточно. Мы не могли собрать двадцать тысяч. Не могли. В Россию по сию пору люди считают, что они могут это найти в интернете, поэтому нечего за это платить. И вы знаете, что в телеграм-канале, в нескольких телеграм-каналах, пожалуйста, вы можете найти любую статью под пейволлом. Это распространяется очень активно.
Мне кажется, что у The New Times невероятный был потенциал, то есть он не меньше, чем у Republic. Просто нужно было, может быть, чтобы кто-то сказал: «Женя, не бойтесь, давайте это доведем до ума».
Это не вопрос боязни. Понимаете, Наташа, я ведь журналист, а не бизнесмен, я ведь никогда не была… Для меня бизнес ― вообще очень такая чужая сфера.
Ну вот надо было.
Конечно, Лесневская ― она была бизнесмен. Она ровно поэтому журнал и оставила, что она была бизнесмен. А я ― я журналист, и для меня… Мне было ужасно неловко от того, что в стране, где цензура существует на государственных каналах и в государственных СМИ, что мы всё время закрываем статьи, информацию…
Вместо того, чтобы её.
Да.
Это я понимаю.
От людей, которые, может быть, нуждаются в ней больше, чем в других странах мира, где всего этого много и так далее. Поэтому не знаю.
