Анжелика Варум: «Нужно уметь уходить с экранов и давать дорогу молодым»

Синдеева: У меня сегодня отдушина просто будет, а не эфир. Очень тяжелое лето, очень напряженное, очень много политических новостей, очень много неприятного опять вокруг телеканала Дождь происходит, и я думала, где бы мне найти отдушину. Я давно очень хотела пригласить Анжелику Варум к себе в гости, но тут я поняла, что вот мне нужен этот воздух.

Варум: Доктор едет, едет.

Синдеева: Да. Анжелика, спасибо, что доехала. Хорошо, что правда в это время, потому что…

Варум: Спасибо за приглашение.

Синдеева: Ты знаешь, я поняла, что я хочу просто такой женский разговор. Анжелика, в этом году, я думаю, ты вообще не стесняешься, об этом говоришь, и вообще, мне кажется, с такой внешностью и так далее, тебе исполнилось 50 лет.

Варум: Да.

Синдеева: Недавно Юля Бордовских написала, или кто-то написал, что 50 это новые 25, и действительно, глядя на тебя и на многих девушек в этом возрасте, ты понимаешь, что это так. Но все равно, скажи, как много тебе приходится над этим над всем работать? Когда мы договаривались с тобой про интервью, ты сказала: «Знаешь, я тут на роликах по ВДНХ гоняю, перезвоню тебе попозже». Что делаешь?

Варум: Я из тех, кто в общем поддерживает постулат, что лень это двигатель прогресса.

Синдеева: Ну ладно?

Варум: Честное слово. И конечно, я начинаю заниматься спортом только в тот момент, когда я понимаю, что отражение в зеркале просто мешает получать эстетическое удовольствие от того, чего я там вижу. Вот до этих пор в ход идет все: стейки, гамбургеры и прочее, и прочее. Я очень люблю покушать.

Синдеева: То есть ты хочешь сказать, что ты себя не ограничиваешь?

Варум: Я себя не ограничиваю до определенных, вот есть определенные рамки, когда я вижу, что что-то меняется значительно, конечно, приходится брать себя в руки. В этом смысле профессия, конечно, очень организует. Вот сейчас Леня решил сделать свой сольный тур гастрольный большой, до этого в основном мы гастролировали с ним вместе, а сейчас он поехал один, и конечно, меня это очень расслабило.

Синдеева: А почему? Наоборот же, без него можно не готовить, например. Или тебя расслабило, что ты не в туре?

Варум: Нет, ну не готовить… Во-первых, у меня куча друзей, которые очень любят покушать. А я очень люблю кормить, это знают все мои друзья, у меня некормленным не уходит никто из моих гостей. Готовить люблю, кушать люблю, вообще еду люблю, и знаю, что вот в моем возрасте это одно из самых ярких, пожалуй, удовольствий жизни.

Синдеева: Черт возьми, все-таки мы одинаковые. Да, я тоже очень. Я не люблю готовить, не готовлю, кормить не люблю… Вернее, кормить, люблю встречать гостей, но вот сама готовить, нет. Я у тебя прочитала в интервью, что ты Лене всегда сама готовишь, и накрываешь, и подаешь и так далее, что это вообще очень интимный важный процесс.

Варум: Я вообще человек соориентированный на семью. У меня вот мои боги, это мои бабушка с дедушкой, которые прожили вместе до гробовой доски, в полном смысле этого слова. И это была очень хлебосольная семья, все праздники у нас, все дни рождения, 9 Мая, 1 Мая, Новый год, все праздники были у нас. Собиралось большое застолье, мы открывали дверь между комнатами, было две проходные комнаты, накрывали длинный стол.

Синдеева: Мне это тоже знакомо, у меня бабушка с дедушкой тоже прожили очень долго, больше пятидесяти лет, и у нас тоже всю жизнь, я еще жила с ними, у нас застолье, семья, все всегда собирались у нас. Это вообще мне не передалось, то есть я люблю застолье…

Варум: Некогда.

Синдеева: Но у тебя же тоже некогда.

Варум: Здесь единственная такая штука, знаете, иногда нужно выбирать, тут либо готовить, либо э-ге-гей…

Синдеева: Скажи мне, вот ты сейчас сказала, Леня, Леонид Агутин, уехал на гастроли сейчас, в первый раз один в такой большой тур, потому что в последнее время вы все время вместе. вы два ярчайших представителя шоу-бизнеса, в принципе, такой есть стереотип, что в шоу-бизнесе долгие браки и долгие отношения практически невозможны. Собственно, подтверждений тому достаточно много. Вы вместе уже, по-моему, 22 года.

Варум: 23.

Синдеева: 23 года.

Варум: Ну, у Лени свой счет, он считает, что 22, у меня как-то все подлиннее.

Синдеева: Но все равно, слушай, скоро уже серебряная свадьба. Вот он сейчас уехал один. Для тебя это что? Это выдох такой или это…

Варум: Для меня это стресс.

Синдеева: Да ты что?

Варум: Да. Стресс, в первую очередь, потому что я контролер. Мне обязательно надо контролировать, поел-не поел, потому что мне же потом все это разгребать.

Синдеева: То есть контролировать как бы его образ жизни, да?

Варум: Ну, скорее все, что касается здоровья. Женщины, жены с возрастом превращаются в таких мамочек в общем-то.

Синдеева: Я сейчас вижу!

Варум: Ну почему? Это абсолютно закономерно. Если уж ты доживаешь до этого возраста в браке, то конечно, тебя волнует судьба человека.

Синдеева: И что, ты ему звонишь и говоришь: «Леня, ты поел?»

Варум: Нет, звонить не люблю, писать не люблю. Выжидаю СМС-ку, а в ответ уже все эти самые идут рекомендации.

Синдеева: Слушается?

Варум: Естественно. Куда деваться. Или делает вид, одно из двух.

Синдеева: Что рекомендуешь, например?

Варум: Ой, не спрашивай.

Синдеева: Ну что, не знаю, не забудь поесть, или не выпивай, или…

Варум: Ну, я знаю, что если… Ну, сейчас какие-то нюансы пойдут совершенно деликатные. Например, я знаю, что когда у тебя съемка на улице, обязательно надо иметь с собой литровую бутылочку воды в стекле, непременно в стекле, потому что есть возможность в эту бутылочку залить кипяток и если очень замерзли ноги, можно снять обувь и согреть ноги, потому что если замерзли ноги, это все.

Синдеева: Я в шоке. Это сейчас у меня здесь Анжелика Варум, звезда, красавица…

Варум: Леня, прости, я не хотела.

Синдеева: И что, прямо слушается? Хорошо, подожди, а когда вы вместе на гастролях, ты ему…

Варум: Это полезный совет, согласитесь.

Синдеева: 100%. Скажи, когда вы вместе на гастролях, ты вот так же все, вот это сделай…

Варум: Ну я очень стараюсь этого не делать. Но я просто понимаю, что я знаю, как он болеет, и болеет он затяжно всегда, и это настолько утомительно, в первую очередь для окружающих, что в общем-то лучше этого избежать.

Синдеева: А как он о тебе заботится?

Варум: В какие… Да ему некогда.

Синдеева: Слушай, это все спонтанные, эмоциональные спонтанные вопросы.

Варум: Конечно, я чувствую себя как за каменной стеной, потому что, во-первых, человек лидер, человек, состоявшийся в профессии, человек, состоявшийся вообще во всем. Конечно, все что касается квартир, домов, всяких бытовых нюансов, это безусловно Леня.

Синдеева: Он как организатор или…

Варум: Он как организатор, он как вдохновитель. Я могу уже какой-то там изобрести декор, а все, что касается каких-то больших крупных идей, это, конечно, он в первую очередь, мозг. Мозг и провокатор.

Синдеева: Слушай, ну 22 года, понятно, у всех же бывают кризисы, 100%.

Варум: О, да.

Синдеева: Скажи, какой у вас секрет выхода из этих, не знаю, кризисов? И вообще, вот их с возрастом меньше становится или больше?

Варум: Никаких, абсолютно никаких секретов. Во-первых, у каждого возраста своя любовь, свое понимание, что такое любовь. Конечно, этот элемент трансформации, и момент трансформации, с каждым годом его преодолевать все сложнее, потому что меняются акценты, меняется все. Поэтому тут вопрос, наверное, взаимной привязанности и взаимной потребности друг в друге. Пока она существует, это достаточно два эгоистичных абсолютно момента, пока вот это существует, существуют люди в браке. Как только это рассыпается, или если это рассыпается, в этом уже нет никакого смысла.

Синдеева: Слушай, а как вот эта, знаешь, привязанность, с одной стороны, а с другой стороны, дать свободу и самостоятельность друг другу, вот как у вас с этим, как вы с этим справляетесь?

Варум: Справляемся. Свобода это, я вообще очень свободолюбивый человек, и я уважаю желание этой свободы в партнере. Это просто надо уважать.

Синдеева: У вас дочь Маша, которая…

Варум: Дочь Лиза. Маша это я.

Синдеева: А я знаешь, я почему-то подумала, что Машей ты, наверное, назвала ее в честь своего… Хорошо.

Варум: На самом деле она Елизавета-Мария, у нее два имени.

Синдеева: Вот, значит, у меня все-таки…

Варум: Но официально она Елизавета, да.

Синдеева: Она Лиза, все. Тогда я вернусь сейчас к твоему имени, потому что я не знала об этом, несмотря на то, что столько лет наблюдаю за тобой, я никогда не знала, что, оказывается, ты Маша Варум. Скажи, вообще смена имени это же, говорят, это такая кармическая штука. Иногда люди специально меняют имя, специально его выбирают, когда хотят изменить ход своей какой-то жизни. Я так понимаю, что смена твоего имени была продиктована исключительно законами шоу-бизнеса…

Варум: Абсолютно.

Варум: История такова. Мы записывали первую мою пластинку на студии Gala Records. Да-да, юность. В это же время на этой студии записывалась Маша Распутина, и конечно, две Маши на одной студии, в одном проекте это, конечно, мешанина. Поскольку Маша со своим псевдонимом пришла уже и пела…

Синдеева: А это псевдоним тоже ее?

Варум: Да.

Синдеева: А она кто?

Варум: Алла.

Синдеева: Она Алла Распутина или это тоже псевдоним?

Варум: Вот по поводу фамилии не скажу, не знаю. А имя, да.

Синдеева: То есть ты фактически из-за этого поменяла…

Варум: Да. Мое имя было занято, мне пришлось брать другое. Для меня был колоссальный стресс, потому что я всегда, все мои школьные друзья знают, что я правдоруб, терпеть не могу никаких манипуляций, никакого плутовства. И вот это, такое легкое плутовство, мне, конечно, эмоционально очень тяжело далось.

Синдеева: А что-то изменилось, ты если можешь уже посмотреть назад, вообще как-то изменилась, если говорить о том, что имя это важная такая…

Варум: Для того, чтобы понимать, изменилось ли что-то, и поменялось ли бы, история не терпит сослагательного, нужно было бы прожить еще одну такую же жизнь, со своим собственным именем, для того, чтобы иметь возможность сравнивать.

Синдеева: Скажи, а внутри семьи ты уже Анжелика? Ты вообще для всех теперь Анжелика?

Варум: Нет, я для всех Маша.

Синдеева: Как удивительно, как я вот так вот не знала.

Варум: Для всех, вся моя семья, все мои друзья — Маня, Маня, Маруся.

Синдеева: Подожди, ты же… О, кстати, интересно, ты же с Леней, ваш творческий роман, который перерос в вашу семейную жизнь, он случился уже позже, уже ты была к тому моменту Анжелика Варум, уже звезда и так далее.

Варум: Более того, первые мои съемки Леня смотрел еще будучи в армии. Он еще был в армии, а у меня уже были первые телевизионные эфиры.

Синдеева: Вот как это было, когда вы познакомились? Все-таки вы там где-то познакомились, наверняка за кулисами, за сценой, на каком-то концерте.

Варум: Я Леньку впервые увидела на каком-то ток-шоу, не помню, какая-то программа лото, какая-то очень легкомысленная. Его пригласили уже в качестве молодого исполнителя, и я там пела песню. И я сижу, жду своего выхода, а сидеть нас попросили в зале, вместе с публикой. И Леня выходит из зала, поднимается на сцену, молодой…

Синдеева: Я помню. Помню очень хорошо это время.

Варум: Эффектный. И я помню, что он был в жилетке на голое тело. И это…

Синдеева: Он такой секси был, вообще.

Варум: Да-да. И это произвело, вот это кудрявое тело, которое я называю кофточкой, природная кофточка. И я, конечно, так… И когда я услышала первые аккорды, я была очень удивлена, потому что эту музыку никто не делал, такую музыку, она считалась бесперспективной в нашей стране, это немножко сложнее, чем официальная популярная музыка. И тогда был стиль «новая волна», когда все писалось «на коленках», а тут такой серьезный персонаж появился. И после того, как ушел со сцены, он проходил мимо меня, там чего-то подмигнул, и после передал мне свой диск, у него уже к тому времени был.

Синдеева: Именно тебе или он вот там всем звездам? Или это все-таки был его такой…

Варум: Нет, он ко мне обратился.

Варум: У него своя легенда, пусть он ее расскажет. Официальная легенда. Я послушала дома музыку и поняла, что в общем это очень достойно. И как рассказывал потом Леня, его продюсер на то время, Олег Некрасов, приносил эту музыку папе, как продюсеру, показывал и просил совета.

Синдеева: Юрий Варум, папа Анжелики.

Варум: И папа сказал, что эта музыка вряд ли когда-нибудь приживется на территории России, очень жаль, потому что это очень талантливо, в общем, как-то поставил крест на этом деле. Но слава богу, Леня оказался прозорливее.

Синдеева: Хорошо, ладно, не будем как вы там познакомились, вот это. Скажи, вот я как раз по поводу имени, когда все-таки вы, условно, официально познакомились, ты сказала: «Я Маша»? Как это было?

Варум: Мы познакомились за кулисами, Леня подошел ко мне на «Песне года» за кулисами, и сказал, он не знал моего имени, он обратился ко мне по псевдониму и сказал: «Анжелика, ты не хочешь со мной спеть что-нибудь дуэтом? Давай что-нибудь сделаем». Замутим, он сказал, замутим. Я говорю: «Давай, почему нет».

Синдеева: И замутили на 23 года.

Варум: И пришел он с песней, по-моему, через год, я уже об этом забыла. Пришел он с песней не «Королева», а пришел он с песней «На семи холмах», от которой я была в полном восторге. Но папа послушал песню и сказал, что нет, ребята, нужна какая-то история, в песне должно быть какое-то повествование, какая-то история, потому что все, что касается созерцательных и символических текстов, это вряд ли так быстро дойдет до публики. Папа был консерватором, и у папы был опыт, папа тоже во многом, как сейчас показывает практика, оказался прав, но… В общем, Ленька, в данном случае Ленька победил.

Синдеева: То есть вы записали «На семи холмах»?

Варум: Нет, мы записали «Королеву», но это было тоже не самое простое и самое легкое произведение, но как-то пошло.

Синдеева: Когда я готовилась к программе, тут что-то перечисляю все эти песни, песни, думаю, господи, это же моя молодость, каждая песня у тебя рождает какие-то образы…

Варум: Это я сейчас поучаствовала в нескольких проектах «Авторадио», «Дискотека», не помню, восьмидесятых, девяностых, клянусь, я всю программу, всю концертную программу я простояла за кулисами. Я получила такое удовольствие от «Ласкового мая», ты даже себе представить не можешь, я плакала.

Синдеева: Нет, почему же, я могу себе, мы все ностальгируем по тому времени, по своей молодости.

Варум: «Ласковый май», понимаешь.

Синдеева: Скажи, а что ты вот сейчас вообще слушаешь?

Варум: Все мои прослушивания происходят стихийно, и как правило, слушать приходится коллег. Не приходится, а с удовольствием я слушаю. С удовольствием я слушаю коллег, потому что ребята, друзья, конечно, они присылают, им хочется поделиться. Леня, в первую очередь, показывает очень много музыки, и конечно, Лиза, наш ребенок, она… Ой, сейчас начнется вот это, мать хвалит ребенка, так я это, конечно, не люблю, но она, правда…

Синдеева: Но ты же ее сейчас вообще за глаза хвалишь, ей что-нибудь передадут, может.

Варум: Она, правда, она моя гордость. Она наша гордость. Она человек, который сказал: «Мам, я никогда не буду пользоваться вашими именами». Она живет в Америке, никто не знает.

Синдеева: Она как себя называет?

Варум: Она пишет англоязычные тексты, она соориентирована уже на американскую публику, и она до последнего скрывала, что ее родители музыканты, потому что ей, наверное, не хочется этого соревнования, она в этом смысле очень мудрая и прозорливая.

Синдеева: А скажи, но все равно, у нее какой псевдоним сценический или как, ее можно уже, где-то уже есть ее музыка?

Варум: Она сейчас, у них сейчас группа, это новая группа

Варум: По Америке, да. Они работают в маленьких барах, зарабатывают…

Синдеева: Но что это? Это рок, джаз, блюз?

Варум: Рок. Рок, и она сама пишет, музыка, тексты, аранжировки. Параллельно я все-таки попросила ее сделать проект популярной музыки, это тоже не совсем, популярно-интеллектуальной музыки, это все равно живая музыка. Она за этот проект взялась, но так, скрепя сердце, я просто знаю, что в душе она лирик, и она, конечно, не революционер, она больше философски настроенный человек, а рок, он все-таки предполагает протест. И вот этот диссонанс, который возникает для меня, и который продиктован все-таки ее возрастом, гормонами и так далее, я могу ошибаться, мне кажется, что, вероятно, она это перерастет. Прости меня, ребенок, если ты это увидишь.

Синдеева: Ты считаешь, что это у нее сейчас протестное такое немножко, что она идет сюда, а на самом деле придет она все равно к лирической…

Варум: Она придет к лирике. Она делает лирику исключительно, у нее фантастические такие, с большим символизмом, тексты. Господи, я ее обожаю, я не знаю, что еще говорить.

Синдеева: Есть шанс, что когда-нибудь вы сделаете втроем какой-то концерт вообще? У вас бывает на семейных праздниках, чтобы…

Варум: Первое, о чем я подумала, первые Лизины песни, она мне показала, ей было лет 14, это была уже музыка такого серьезного сформировавшегося музыканта. Леня помог ей записать шесть произведений, и когда я ее попросила включить их в новую пластинку, она сказала: «Мама, это пройденный этап, это этап, связанный с какими-то уже тогда отношениями очень сложными, и я не хочу к этому возвращаться». И я подумала, что я бы с удовольствием спела эту музыку.

Синдеева: Да ты что?

Варум: С русскими текстами, безусловно. У меня есть замечательный автор, который владеет русским как никто из молодых авторов на сегодняшний день, это Садо Новосадович, и я думаю, что мы все-таки сделаем этот проект.

Синдеева: Будешь права у нее покупать на песни, у дочери?

Варум: Как минимум, заплачу гонорар.

Синдеева: Заплатишь гонорар?

Варум: Безусловно. Лиза на самом деле достаточно самостоятельный независимый человек. Безусловно, на этом этапе жизни мы ей помогаем, но она из тех, кто работает, в ресторане с подносами ходит, зарабатывает.

Синдеева: Я уже не могу теперь тебя называть Анжеликой, я хочу тоже тебя называть Маней.

Варум: Не вопрос. Любой каприз.

Синдеева: Спасибо. Да еще Маня, так красиво.

Варум: Маня красиво.

Синдеева: Мань, Анжелика…Скажи мне, пожалуйста, так вот сложилась жизнь, что Лиза уехала в шесть лет, вроде, да?

Варум: Пять лет ей было.

Синдеева: В пять лет, переехала к бабушке в Америку.

Варум: Нет, это ситуация была немножко другая. Поскольку мы были такими серьезными уже на то время с Леней гастролерами, когда Лизка появилась на свет, естественно, все функции родителей, или скажем так, настоящих родителей, кто кормит, возится и так далее, взяли на себя мой папа, его жена Любочка и мой брат. Ему тогда было, на то время, он еще был маленький, но они очень близки были по возрасту и очень дружили, и по сей день очень дружат. А мы, собственно, зарабатывали, поскольку никто в семье, в моей семье, на то время уже не работал, не зарабатывал, времена были достаточно сложные, я была у своей семьи единственным кормильцем, что меня в общем-то вполне устраивало. Потому что, с одной стороны, ты делаешь карьеру, с другой стороны, ребенка есть кому доверить, потому что папа у меня, а бабушка у нас была и остается совершенно потрясающей, это сплошное сердце, она такая, ни ругать не умеет, ни пилить не умеет, она такая вот, настоящая женщина. Безусловная любовь. Поэтому мне легко было, с легким сердцем я, единственное, конечно, чудовищные были эпизоды, ребенок, естественно, скучал, и когда мы приезжали, она пробиралась в гардеробную, брала мою куртку, в которой я прилетела, заходила к себе в спальню и укладывалась на нее спать. Вот это просто до истерики, конечно, вот это было страшно. Это было тяжело. А по поводу переезда, папа заболел. Папа заболел, долго болел здесь, и на каком-то этапе врачи просто сказали, подняли лапки и сказали, к сожалению, ничем больше помочь не можем. И папу отправили с диагнозом восвояси. Я позвонила друзьям, у меня друзья в медицинском бизнесе в Америке, Ленин очень хороший товарищ, друг, и он сказал — привозите. Мы папу привезли, папа, который всегда был большим дядькой, 120 килограмм, мы его привезли, он весил 62, по-моему. Папа прожил еще десять лет. Так что такая история.

Синдеева: И Лиза уехала?

Варум: И Лизе пришлось, потому что мы гастролируем, а естественно, отрывать, у нас еще есть куча бабушек и дедушек, которым я могла бы это дело доверить, но ребенку такой стресс устраивать было просто невозможно, это немыслимо. Потом папе нельзя было после операции вылетать, лететь. Ему, конечно, было очень тяжело, потому что перестраиваться и становиться, принимать совершенно незнакомую тебе страну, с незнакомыми законами, без хорошего знания языка и так далее, это, конечно, стресс, и папа не смог адаптироваться. Он не смог адаптироваться, он предпочел отшельничество, в рамках семьи, безусловно.

Синдеева: В рамках семьи, да. Наверное, внучка и сын были вот этой…

Варум: В рамках семьи, но все равно мы все должны были договариваться об аудиенции, в обязательном порядке. Зайти, пересечь порог папиной комнаты это, знаете, надо было заслужить. Но поскольку по мне папа скучал, и мы наезжали раз в два-три месяца, то я в привилегированном была положении, а все остальные члены семьи получали по полной программе.

Синдеева: Скажи мне, а Лиза, был период, когда она как бы, то есть она же наверняка все равно обижалась и расстраивалась?

Варум: Нет, у нее…

Варум: У нее был дефицит, я уверена, что был дефицит общения, но все время когда я, я достаточно часто летала, и я старалась ей объяснить ситуацию, и поскольку она ребенок понятливый и прощающий, она, конечно, эту ситуацию прощала. И она очень деликатный человек, она очень деликатный, и когда у нее спросили журналисты, ей было лет 14, впервые ей задали вопрос, «Лиза, а вот как же ты, родители все время в разъездах?», она говорит: «Знаете что, если бы я была в такой ситуации, я бы поступила точно также». И закрыла этот вопрос раз и навсегда для журналистов.

Синдеева: Был какой-то сложный у тебя период, когда тебе нужно было включиться уже мамой такой, знаешь. Был, да? Это вот в каком возрасте?

Варум: Да. 12-13.

Синдеева: Вот у меня дочери десять, жду.

Варум: В 12-13 лет, я думаю, что это был очередной такой эпизод, стресс в моей жизни, когда моя голова окончательно поседела, потому что мне было очень страшно. Мне было очень страшно, с одной стороны, потерять с ней контакт, это был период революций, ничего не знаю, делаю только так, как я хочу, будет так, как я сказала.

Синдеева: И она всем это?

Варум: Она всем, поскольку она звезда в семье, это ей, видимо, как-то флером передалось от нас.

Синдеева: Странно было бы…

Варум: Да. То мне пришлось в общем приводить ее в чувство достаточно жестко.

Синдеева: Но это что? Тебе приходилось приезжать, и как это, ты же все равно такая приезжающая мама.

Варум: Да, приезжающая. По телефону вправлялись мозги, она в общем, я для нее всегда была авторитетом и оставалась, я была единственным человеком, которого она по-настоящему опасалась. Потому что она знала, что если мама что-то сказала, то если что-то не так, то мама выполнит, исполнит свое обещание, в отличие от бабушки. То есть, если надо перемыть всю кухню, после того как ты навела там беспорядок, то ты будешь до двух часов драить эту кухню, но ты ее отдраишь, и только после этого пойдешь спать.

Синдеева: Сколько длился этот период?

Варум: Три года.

Синдеева: А что произошло дальше? Вот ты считаешь, это такой пере…

Варум: Резкий переход. У нас, во-первых, стал дедушка сдавать, мой папа, очень сильно. И вот это общее, наверное, такое горе, оно, конечно, объединило очень семью, и это произошло на каком-то интуитивном уровне. Мы вообще не разговаривали, мы не общались об этом, вообще старались жить, как прежде, но внутри семьи что-то очень сильно поменялось. То есть понимая, что через какое-то время, рано или поздно, как бы главный член семьи перейдет в другую ипостась…

Синдеева: Это ваши отношения с ней…

Варум: Да, они как-то, появился какой-то дополнительный источник тепла взаимный

Синдеева: Мань… Тебе так нравится?

Варум: Нравится.

Синдеева: Очень, да.

Варум: Как-то мы сроднились сразу

Синдеева: Скажи, пожалуйста, как ты вообще, смотри, с одной стороны, у тебя гастрольный график, ты много выступаешь, вообще у вас офигенная работа, тяжелая, но офигенная.

Варум: Согласна.

Синдеева: Потому что когда ты выходишь на сцену, видишь зал, который, все эти глаза…

Варум: Ну да, живая энергия, обмен, конечно.

Синдеева: Это, наверное, невероятно.

Варум: Ничего не сравнится.

Синдеева: Нет, не сравнится.

Варум: Я всегда говорю, когда меня пытаются послать на пенсию периодически какие-то журналы и газеты, узнаю о себе много нового, невероятного. Всем кажется, что если человек не мелькает в телевизоре, значит, он закончил свою карьеру. Это вообще не так, потому что мы зарабатывали…

Синдеева: Гастролями?

Варум: Дурацкое слово. Дурацкое слово ― зарабатывали. Мы завоевывали своих зрителей где-то в период, так вот по-настоящему своих, с 27-ми где-то до 37-ми. У нас был период такого активного, съемок и так далее, для того, чтобы заявить о себе как о музыкантах, заявить о нашем творчестве. Мы завоевали эту публику, и теперь нужно уметь уходить с экранов, голубых экранов.

Синдеева: А вот скажи…

Варум: И давать дорогу молодым. А наша публика уже навсегда останется с нами. Я с удовольствием хожу на концерты Томочки Гвердцители. Я с удовольствием хожу, пошла бы на концерт ― не знаю, где найти ― Нани Брегвадзе. Вне зависимости от того, есть она сегодня в телевизоре, нет ее сегодня. Пока она жива, пока она поет, я буду ее слушать, потому что это мое сердце. Для этого не обязательно «эй!».

Синдеева: Как изменилась за эти двадцать с лишним лет вообще ситуация. Раньше без телевизора вообще невозможно было представить никакой популярности.

Варум: Нет, сейчас интернет нам в помощь.

Синдеева: Вот!

Варум: Во многом.

Синдеева: Скажи, вот он в помощь, интернет?

Варум: В помощь, конечно.

Синдеева: А скажи, вот все равно, условно, недостаток экранного, эфирного, скажем так, времени, например, да, присутствия на экране вообще сказывается как-то?

Варум: На человека из телевизора идет какое-то количество, естественно, твоей публики и какое-то количество просто праздных зевак, которым интересно посмотреть на тетю или на дядю из телевизора: как он выглядит, что он говорит и так далее, и тому подобное. Конечно, телевизор в наше время сделал нашу карьеру. Сейчас карьеру многим музыкантам, артистам делает интернет. И, безусловно, он им в помощь, потому что вы помните этот период бесконечных редакторов, когда что-то тетеньке или дяденьке не понравилось ― и твое имя навсегда становится табу.

Синдеева: Или на радио, да. Неформат, правильно?

Варум: Или на радио. Неформат. Вот сегодня мое имя может быть неформатом, но мой миллион подписчиков обязательно послушает мою новую песню и обязательно придет ко мне на концерт.

Синдеева: Скажи, сколько у тебя сейчас подписчиков в инстаграме?

Варум: Миллион с лишним.

Синдеева: Скажи, что для тебя это? Вообще как ты чувствуешь эту аудиторию? Ты с ними все время, я посмотрела, ты переписываешься, ты им отвечаешь.

Варум: Я достаточно редко что-то пощу.

Синдеева: Да, не очень много у тебя, да.

Варум: Очень редко, то есть ребята, которые пытаются все-таки со мной заниматься шоу-бизнесом, в шоке от этой ситуации, они вообще не понимают, каким образом я получила ту аудиторию, которую я получила без накруток и прочего. Это абсолютно лояльная аудитория, которая с большим пиететом ко мне относится. И мне интересно это, но мне неинтересно это в рамках работы такой, тяжелого труда, когда ты должен, обязан и так далее. Вот пришло в голову, вот захотелось, я сделала. И это достаточно редко. У меня был один-единственный эпизод, когда я просидела за ответами на комментарии восемь часов и поняла, что это вообще не мой путь, потому что это реально… Не ответить второму человеку следом за первым просто невозможно, потому что это некорректно. И вот восемь часов я просидела и поняла: ага, нет, этот путь мне не подходит. Я готова собрать все вопросы, в следующем посте ответить на них, но вот в этом режиме существовать очень сложно.

Синдеева: Смотри, сейчас очень модный жанр такой ― видео записывать. Очень многие стали записывать видео в том же инстаграме.

Варум: Нет.

Синдеева: Тебе это?..

Варум: Нет.

Синдеева: А монетизировать его можно.

Варум: Вот настолько открываться…

Синдеева: Нет, да?

Варум: Ведь я все-таки люблю свою вот эту ракушку, в которой я живу.

Синдеева: Слушай, миллион человек ― это же не ракушка все равно, понимаешь, ты же все равно там себя публикуешь.

Варум: Я публикую только тогда, когда мне этого очень хочется, когда сердце лежит, да.

Синдеева: То есть монетизировать ты эту штуку не собираешься, да? Как очень многие делают это вполне себе успешно.

Варум: Меня пытаются заставить это сделать, но я испытываю стойкое ощущение, что вот от этого что-то рассыплется. Вот как только это примет какие-то другие формы и как только мои, они очень чувствительные, как только они поймут, что это плутовство, они тут же оставят вот этот доверительный тон. Они, может быть, будут интересоваться, но уже достаточно отстраненно, а мне все-таки вот это сердечное ― оно очень важно.

Синдеева: Слушай, а не бывает так, чтобы хейтил кто-то там, знаешь, писал гадости вообще?

Варум: Бывает.

Синдеева: А ты расстраиваешься из-за этого?

Варум: Бывает. Бывает, несколько раз меня провоцировали, один раз на политическую тему спровоцировали и один раз на личную тему. Я ответила.

Синдеева: Но ты ответила, да?

Варум: Долго провоцировали, я ответила, в общем, вызвала бурю какую-то.

Синдеева: Недавно, вернее, это уже, наверно, было в этом году или в прошлом году, совершенно взорвал YouTube неожиданный вначале герой, казалось бы, YouTube Филипп Киркоров со своим «Цвет настроения синий», да. Потом они сделали с Николаем Басковым эту песню. И вообще, честно говоря, никто этого не ожидал так, да.

Варум: Да. Филипп, во-первых, большой артист.

Синдеева: Это правда, он прямо огромный.

Варум: Во-вторых, артист ― ведь это диагноз. Это диагноз. Он всю свою жизнь посвятил именно этому. Всю свою жизнь. Он человек с большим опытом, с большим чутьем, он человек-труженик, я знаю, как он работает, я знаю, сколько он работает. Другое дело, на какие компромиссы он готов пойти ради того, чтобы оставаться в топе.

Варум: С Филей совершенно потрясающий эпизод. Мы где-то за кулисами, по-моему, в Кремле, значит, и мы с Леней стоим, волнуемся. Все артисты, кто говорят, что они перестали волноваться, не волнуются, все это вранье. Все трясутся перед выходом, что бы ни было. На одну песню, на целый концерт выходит человек на сцену ― неважно. Трясемся за кулисами, ждем своего выхода. И вдруг к нам идет Филипп, а Филипп идет в костюме Бэтмена, ни больше ни меньше. И мы с Ленькой начинаем метаться, потому что понимаем, что нам нужно будет на это реагировать, а реагировать адекватно не представляется возможным, потому что…

Синдеева: Да, я представляю его формы.

Варум: И Филипп, надо отдать ему должное, увидел наши метания. Он подошел и говорит: «Уже не знаю, чем удивлять!». Филипп очень адекватный, очень адекватный.

Синдеева: Да, сто процентов.

Варум: И профи.

Синдеева: Мы, конечно же, на новостном канале, на телеканале Дождь. Скажи, как ты следишь за новостями, откуда ты их узнаешь? Вообще ты за ними следишь? Или ты себя защищаешь? Вообще как?

Варум: Я не смотрю телевизор с две тысячи… Значит, если 12 лет, это с какого года? Быстренько подсчитаем.

Синдеева: С пятого.

Варум: Да.

Варум: Хотя, поверь мне, понимаю лучше многих и чувствую лучше многих. И чем дольше я живу, тем больше, к своему удивлению, я чувствую себя флюгером. Как это ни приятно осознавать, я человек достаточно стойкий оловянный солдатик, но когда я рассматриваю ту или иную ситуацию в политической жизни страны и мира, меня возмущают некоторые моменты и по ту сторону, и по эту сторону. И вообще те политические технологии, которые сейчас..

Варум: Используются. Они очень простые, достаточно примитивные. Это тот же шоу-бизнес, только в профиль.

Синдеева: Кстати, да.

Варум: И такая манипуляция сознанием со всех сторон.

Синдеева: Это правда.

Варум: Со всех сторон.

Синдеева: Турбулентность ужасная вообще.

Варум: Со стороны основной власти, со стороны диссидентствующей аудитории ― неважно. И пока ты не разберешься и не поймешь, что, в общем-то, вопрос просто десяти заповедей и больше ничего.

Синдеева: А вот Лиза, живя в Америке, смотри, это же новое поколение, да. Вот здесь я молодежь наблюдаю, вижу, она разная. Ее интересуют вопросы общества, политики, феминизм? Знаешь, вы какие-то вот такие темы обсуждаете или она такая вся в музыке?

Варум: Нет, обсуждаем. Мы и политику периодически обсуждаем. Она, конечно, у нее нет ни достаточного количества знаний, ни достаточного количества опыта, но такие фильмы, как «Хвост, виляющий собакой», я ей, в общем, рекомендую к просмотру для того, чтобы вообще понимать кое-что о человеке и о человечестве, чтобы не испытывать иллюзий. Вот я хочу, чтобы она была лишена иллюзий в этом отношении.

Синдеева: Но в 20 лет пусть они, иллюзии-то, будут, ты понимаешь? Тоже, знаешь, давайте себя поставим все в рамки без иллюзий.

Варум: Все, что касается музыки, любви, чувств, отношений, ― пожалуйста. Все, что касается мироустройства как такового, ― не хочу, чтобы у нее были иллюзии. Хочу, чтобы она была здравомыслящим человеком, а для этого нужно много читать, выслушивать…

Синдеева: Читает, скажи мне?

Варум: Да.

Синдеева: Читает, да?

Варум: Да. Выслушивать разные, полярные точки зрения, уметь все это укладывать у себя в голове, уметь все это адаптировать и быть лояльной.

Синдеева: Это ужасно: «творческие планы». Ужасный, отвратительный вопрос. Но вообще про это интересно, да. Куда ты сейчас себя направляешь?

Варум: Я начинала, мы начинали с папой со стиля «новая волна», это компьютерная музыка, это музыка конца 80-х и 90-х годов, которая имела большой успех. Хотя папа ― совершенно потрясающий джазовый музыкант, у него были свои оркестры, он расписывал оркестровки без помощи музыкальных инструментов, просто по памяти. Музыканты поймут, о чем я. Он был замечательным совершенно музыкантом и с музыкой был на ты. Но с живой музыкой я уже вплотную столкнулась профессионально, когда мы стали работать с Леней.

Синдеева: Да, я думаю, что Леня тебя…

Варум: Да. Сначала мы работали, попробовали работать двумя коллективами. Но коллектив финансово стал просто неподъемным, организаторы очень пугались такого количества людей. И, в общем-то, мы стали нерентабельными. Я поняла, что мне придется всю свою программу адаптировать под живое звучание для того, чтобы иметь возможность работать дуэтные концерты. И это был период очень тяжелый, потому что…

Синдеева: Подожди, вот это я не понимаю. То есть твоих музыкантов нет, дорого, есть Лёнины музыканты.

Варум: Да, Лёнины музыканты.

Синдеева: А Лёнины музыканты могут играть твою программу?

Варум: Лёнины музыканты ― им было очень сложно, потому что моя музыка, компьютерная музыка в живом звучании, в живом исполнении не звучит. Она иначе придумана.

Синдеева: Понятно.

Варум: И у меня ушло десять лет для того, чтобы написать какой-то новый репертуар, одну пластинку написал для меня Леня. И для меня это был такой очень переломный момент и момент очень рискованного эксперимента, потому что можно было уйти в небытие. На фоне Лёниного профессионализма я рисковала выглядеть дилетантом.

В общем, я сделала все возможное для того, чтобы этого не случилось.

Синдеева: Слушай, бывает страх, я не знаю, потерять вот эту популярность  «Блин, а вдруг завтра никто не придет на мой концерт?». Или так не может быть?

Варум: Тот период, в котором мы находимся, очень сложно назвать периодом популярности. Популярность у нас была где-то лет с 25-ти, с 26-ти до… Десять лет такой вот прямо популярности. Сейчас мы просто уже перешли в разряд известных пожилых артистов.

Синдеева: Ну ладно, ладно.

Варум: У которых есть своя аудитория. И, в общем-то, для этой аудитории мы пишем, и работаем, и даем концерты, и эта аудитория достаточно стойкая. Она пополняется.

Синдеева: А ее не страшно напугать, например, другой музыкой?

Варум: Она пополняется, я отвечу сейчас. Она пополняется новым поколением, потому что, как показала практика, музыка передается, музыкальный фон передается по наследству. И дети, как правило, слушают то, что слушали родители, конечно, если они не делают какой-то квантовый скачок в интеллекте, то есть понимаете, да, бывает такое.

Синдеева: Да.

Варум: Такие чудеса, но нечасто.

Варум: Мои готовы к любым экспериментам, более того, они требуют этих экспериментов периодически. Я человек всеядный в смысле стилей и направлений. Единственное условие ― это должно быть грамотно, это должно быть профессионально и это должно греть меня, согревать. То есть на потребу я ничего никогда в жизни делать…

У меня был эпизод с одним из программных директоров очень известной радиостанции. Я пришла к нему с достаточно революционным репертуаром. В нашей стране этого не делал на то время никто. Он сказал: «Послушай, сейчас модно вот это, вот это и вот это. Давай мы сейчас переделаем». Я сказала: «Большое спасибо, до свидания». И навсегда человек вошел в черный список, в мой личный черный список. Больше мы не общались.

Я понимаю его, я понимаю, что такое модное направление, я понимаю, что такое переключение кнопки. Я просто не хочу в этом участвовать. Я хочу, чтобы музыка грела мне сердце. Это главное условие. Я не хочу имитировать, я хочу получать удовольствие.

Синдеева: Вообще, знаешь, я смотрю на тебя и представляю вас вместе с Леней на сцене, потому что у Лени же это все тоже прямо про сердце, знаешь?

Варум: Да.

Синдеева: А когда вы вдвоем на сцене. Что происходит за кулисами, когда вы выходите?

Варум: Во-первых, я очень люблю дуэтные концерты, начнем с этого, потому что есть вот эта поддержка бешеная. Во-первых, Леня первый выходит на сцену, мы все знаем, артисты, что первые три песни ― это всегда в молоко, это нужно подстроить звук, нужно, чтобы зритель пережил вот этот шок между тем, что он видел в телевизоре и тем, что он видит вот сейчас живьем. То есть это очень сложный момент, который Ленька берет на себя. Мне, конечно, очень комфортно, я чувствую себя абсолютной девочкой, капризной и так далее.

Синдеева: Королевой.

Варум: Королевой, да. И так далее, и тому подобное. Он очень поддерживает в концерте. Безусловно, есть соревновательный момент.

Синдеева: Есть, да?

Варум: Конечно. Обязательно, во что бы то ни стало.

Синдеева: А у вас что?.. То есть кто круче сейчас возьмет эту ноту либо на кого отреагирует зритель?

Варум: Нет, аплодисменты.

Синдеева: Да?

Варум: Да, аплодисменты.

Синдеева: Кто побеждает?

Варум: И у каждого есть коронка, несколько коронок в концерте, когда вот этот градус поднимается. И вот кто сегодня победил, кто выше поднял градус. Это никогда не обсуждается, это никогда не оговаривается, но когда кто-то из нас тянет концерт, а это бывает, естественно, бывают энергетические спады, с которыми справляться практически невозможно уже в нашем возрасте, и тогда мы способны положиться на плечо товарища боевого. И если, конечно, получается так, что концерт на мне, Леня обязательно придет за кулисы и скажет: «Маня, твой концерт, спасибо, поздравляю». Это бывает гораздо реже, чем поздравляю его я, но случается.

Синдеева: Слушай, а как Лиза относится к вашей музыке? Она вообще была на ваших концертах?

Варум: Естественно. Она и участвовала в наших концертах.

Синдеева: Да?

Варум: Да, несколько раз.

Синдеева: Нет, потому что, знаешь, очень часто же вот это поколение новое: «Окей, я вас люблю, но вот это не моя музыка, вы пойте там где-то».

Варум: Нет, она понимает масштаб.

Синдеева: Да?

Варум: Она понимает. Для нее это олдскул, конечно, старая школа музыки, ей самой… Но она понимает, что она наследие этой музыки. Она четко отдает себе в этом отчет. Она пошла гораздо дальше, потому что у нее невероятный музыкальный багаж. Она очень много знает музыки, в отличие от меня, она очень любознательный человек. Она в Леню в этом смысле пошла.

Синдеева: Что основное, что позволяет сейчас вам зарабатывать? Это гастроли?

Варум: Гастроли, да, гастроли в первую очередь. У меня еще есть небольшой винный бизнес.

Синдеева: Вот, давай в конце программы расскажи, пожалуйста, как это вообще так.

Варум: Я бы ни за что никогда в жизни не нырнула вообще ни в какой бизнес, потому что я человек здравомыслящий и понимающий вообще, что такое бизнес. Бизнесом надо заниматься с молодости, набить себе шишек, понимать, чувствовать все подводные камни. Артист на это не способен. Мы немножко павлины все, нам важно, чтобы нас любили, и как только какая-то рутина и прочее, конечно, мы падаем духом, это нас угнетает.

Но у меня винным бизнесом занимаются брат и сестра, троюродные брат и сестра, они в этом бизнесе очень давно. И когда я…

Варум: И когда я узнала, какая у меня пенсия, я сказала: «Брат!».

Синдеева: Официальная.

Варум: «Мне нужен стабильный доход, давай что-нибудь придумаем». И я стала интересоваться этим делом и поняла, что, в общем-то, хорошее качественное вино ― это не обязательно дорого, это не обязательно 150 долларов за бутылку и даже не 50 долларов за бутылку. Если это большое производство и если это большие обороты, то это вполне приемлемые цены. И мы придумали, что можно сделать линейку вина недорогого, но очень хорошего качества. И мы сделали этот проект.

Синдеева: А как называется?

Варум: «Анжелика Варум», AV.

Синдеева: Да ладно? Да? AV или «Анжелика Варум»?

Варум: AV.

Синдеева: AV, да?

Варум: Да, AV, аббревиатура с расшифровкой.

Синдеева: А оно продается в Москве?

Варум: У нас более ста магазинов по стране сейчас, своих магазинов.

Синдеева: Красное, белое, сухое?

Варум: Красное, белое, сухое, игристое.

Синдеева: Да ладно?

Варум: Две позиции шампанских вин, да.

Варум: Я инвестировала имя, интеллект. И я, конечно, дегустатор. Я хороший дегустатор, поскольку я аллергик, я очень хорошо чувствую сахара. Если что-то не так, все, вся линейка снимается с производства. Но что-то не так ― прецедента у нас ни одного не было. У нас был один прецедент, когда нам приходилось, был плохой урожай, нам приходилось пользоваться виноматериалами из Австралии, но это был один эпизод.

Синдеева: А это на юге? Это где, Краснодарский край?

Варум: Это Темрюк, это под Анапой, под Анапой. Краснодарский край.

Синдеева: И там прямо виноградники?

Варум: И там, да, виноградники, пятьдесят гектаров виноградников.

Синдеева: И ты туда приезжаешь?

Варум: И я туда приезжаю, и я собираю урожай, да.

Синдеева: Все, я прямо сегодня, если успею, поеду и куплю.

Варум: Пожалуйста, да, и в Москве, и в Подмосковье есть магазины «Мильстрим», завод «Мильстрим».

Синдеева: Вы иногда играете в преферанс.

Варум: Да, покер, преферанс.

Синдеева: Смотрите, как я вдруг! Покер, преферанс.

Варум: Покер, преферанс, и тут же мы перешли на вы.

Синдеева: Да, и тут почему-то на вы.

Варум: Почему-то перешли на вы.

Синдеева: Почему, я не знаю, потому что это неожиданно.

Варум: Такое вызывает уважение, видимо.

Синдеева: Мань, скажи, пожалуйста, давно ты играешь в карты?

Варум: В преферанс с 17 лет.

Синдеева: На деньги?

Варум: Естественно! А какой смысл иначе? Интерес должен быть, интерес.

Синдеева: Были ли какие-то супервыигрыши?

Варум: Нет, в преферанс супервыигрыши невозможны, потому что начинала я со студентами, у студентов… Играли на копейки, просто номинально, выиграть три, пять, десять рублей ― это уже считалось за счастье.

Синдеева: А сейчас?

Варум: А большие суммы в покер я выигрывала, конечно.

Синдеева: Какие? Просто вот порядок.

Варум: Для меня большие. Естественно, я не играла на уровне этих турниров, это мне не довелось, и, наверно, слава богу. Я помню эпизод, когда я просидела, еще были в России, в Москве казино, я просидела в одном из московских казино с девяти вечера, с восьми вечера до двух часов дня, не вставая из-за стола, не поднимаясь из-за стола. То есть я проиграла, и мне нужно было, я знала, что я не встану из-за стола, пока я не отыграюсь.

Синдеева: Ты отыгралась?

Варум: Я отыгралась, я вышла в нули, встала и сказала: «Больше никогда, с незнакомыми людьми больше никогда».

Синдеева: Скажи, а кто тебя увлек этим?

Варум: Преферанс ― сестра. Сестра играла, я сидела у нее за спиной, к столу я не допускалась очень долго. Это очень угнетало мое самолюбие, уязвляло, но вот через год меня уже посадили за стол, когда я уже познакомилась со всеми правилами, с ходами.

Синдеева: В общем, у нас получилась женская какая-то программа, вообще не про политику, не про новости, и я этому очень…

Варум: Как мы умудрились?

Синдеева: Видимо, я тоже устала.

Варум: Да.

Синдеева: И не стала ни себя, ни тебя мучать этим. Анжелик, от нашей компании DeLonghi, от нашего партнера тебе красивые бокалы.

Варум: Ой, спасибо! Это очень актуально, я обожаю такие стаканы.

Синдеева: Они не нагреваются, знаешь?

Варум: Я их правда обожаю, классно.

Синдеева: Очень красивые. Слушай, спасибо.

Варум: Спасибо.

Синдеева: Лёне привет.

Варум: Обязательно.

Синдеева: Все. Анжелика Варум, Маня Варум, Анжелика Варум, Маня Варум! Спасибо тебе большое.

Варум: Спасибо, взаимно.

Синдеева: Спасибо за светлость, красоту, горящие глаза.

Варум: Спасибо. А я хочу сказать спасибо. Ты не представляешь, какой дефицит общения у нас с возрастом появляется, как охота пообщаться с ровесниками, а ровесники уже все ушли в мэры, в президенты, в Думу, куда-то еще или сошли с ума, что тоже, в общем-то, один из вариантов развития событий. И когда говоришь с человеком, да, на одной эмоциональной волне, это очень приятно.

Синдеева: Да.

Варум: Спасибо большое.

Синдеева: Спасибо, Мань. Спасибо. Все.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.