Лекции
Кино
Галереи SMART TV
Андрей Васильев о работе с Березовским, «распятом мальчике» на Первом и о том, как быть идеальным главредом
Читать
57:28
0 65425

Андрей Васильев о работе с Березовским, «распятом мальчике» на Первом и о том, как быть идеальным главредом

— Синдеева

В гостях у Натальи Синдеевой бывший главный редактор ИД «Коммерсант» Андрей Васильев о прошлом и настоящем российского телевидения и нашем светлом будущем.

Синдеева: За несколько минут до эфира, когда я предложила Андрею выпить чай, Андрей сказал: «Чай не буду, кофе не буду и даже воду не буду». Почему ты не пьешь, не ешь, что происходит? Что ты за пенсионер такой?

Васильев: Я все лето мажорил, я на родине не был практически 4 месяца – не тянуло. Когда я приехал, я понял, что у меня огромное пивное пузо. А я такой молодящийся пенсионер. Обычно человек себя обманывает, старается в зеркало не смотреть ниже груди, а поскольку меня многие не видели, сразу сказали: «Ну ты и растолстел». Что мальчики, что девочки. Я не знаю, чтобы человек даже спьяну сказал бы женщине: «Ну ты и растолстела», а женщины – с удовольствием.

Синдеева: Тем более, как я узнала, ты опять завидный жених. Завидный, потому что ты живешь в Юрмале, у тебя там квартира. Может, это стимул какой-то?

Васильев: Ну как-то западло. Когда все обращают внимание, что у тебя пузо. И потом очень неприятно, когда ты рубашку одеваешь, а там у тебя дырки такие. Очень трудно себя обманывать.

Синдеева: Специально для Арины Бородиной, которая является зрителем программы, таким благодарным зрителем программы, она всегда обращает внимание на детали, мы специально снимем носки, в которых Андрей пришел. Арина все время критикует: «Почему все время показывают твои руки?». Арина, сегодня перебивку будем делать носками Андрея Васильева, бывшего твоего руководителя.

Васильев: Может, даже получится с рукой, если я почешу щиколотку.

Синдеева: Ты был руководителем программы «Время» в 1997 году. Как тогда определялась информационная политика? Как вообще строилась работа?

Васильев: Вообще строилась в режиме пожарном очень, потому что когда меня туда позвали, Березовский позвал, еще сидел Юмашев.

Синдеева: А где сидели?

Васильев: Это в офисе у Березовского.

Синдеева: То есть они определили, что надо тебя позвать?

Васильев: Ксения была гендиректором.

Синдеева: А где сейчас Ксения?

Васильев: Неизвестно. И когда я увидел толпу, я сказал: «Вообще-то мне очень не нравится ваша компания». А я выпустил номер журнала своего, который теперь называется «Власть», а тогда назывался «Коммерсантъ-Weekly», ночь не спал, поехал куда-то на дачу, меня вернули посоветоваться. И вот они мне говорят, что надо возглавлять программу «Время»,- «А вас не смущает, что я не знаю, куда втыкать бетокам?». Тогда не было жестких дисков, а был бетокам, такая здоровая кассета. Они говорят: «Ничего страшного, не балет, 11 лет учиться не надо. Вперед». 

Мне дали такую задачу, что народ очень устал после выборов. Действительно были выборы 1996 года, и люди были заточены, понятно, как они были заточены, чтобы не дай Бог, коммунисты не прошли. Говорят: «Народ офигевает полностью». А Пономарева, которая была начальником программы «Время», она уже была зеленного цвета. Меня же это не коснулось, я тогда выпускал независимый журнал в рамках издательского дома «Коммерсантъ». В общем, нам было достаточно пофиг. А там было мрачно. Пономарева сдавала мне дела полтора дня, потом уехала в Швейцарию, лежала там где-то на операционном столе, как лягушку ее разрезали, разложили. Я ей даже позвонить не мог по мобильному, чтобы что-то узнать. И так я пришел.

Синдеева: А какая задача была поставлена?

Васильев: Не было задачи. Я говорил, что устраивать пропаганду я не буду, они говорят: «А вот этого как раз не надо. Надо вернуть в наш стафф журналистику нормальную», - «Я не верю вам. Откуда у вас нормальная журналистика?». «Лето будет совершенно спокойным, мы победили, мы все подружились, олигархи. И ты просто занимайся журналистикой». Так оно определенное время было, а потом уже все олигархи поссорились, потому что стали делить «Связьинвест». И началось дело писателей, Чубайс, Немцов.

Синдеева: Как ты в этом принимал участие?

Васильев: Например, у нас друг программы Немцов, он приходил ко мне в субботний эфир, были большие форматы. А он как раз закрыл белорусам кран, он был первым вице-премьером, закрыл кран нефтяной белорусам, потому что они не платили. Плюс у меня сидели, у меня Павел Шеремет сидел тогда. Был такой момент, когда за стенками сидело семь человек, но некоторые сидели по три дня, по недели, а Паша лет пять, наверное. И я был ему очень благодарен, Немцов наш друг.

И вдруг мне звонит Березовский и говорит, что мы Немцова больше не показываем. А я говорю: «Боря, как так не показываем, когда он первый вице-премьер любимый?». Более того, это не просто первый вице-премьер, а он еще ходил к Ельцину, Ельцин же был очень болен, и практически Россия слышала Ельцина из уст Немцова. «Как ты себе это представляешь?», - «Нет, не показываем». «Подожди, у нас называется информационная программа «Время». Я, конечно, показывал.

Синдеева: А как это происходило? Тебе сказали не показывать, а ты показывал. Дальше  звонил Березовский, орал, кричал, что?

Васильев: Нет, после этого не звонил, но звонил в следующий раз. Там было очень смешно, я провожу летучку. А у меня был специальный мобильный телефон, у меня было их три, один был телефон просто мобильный, другой – если я был за границей, а третий был только для Березовского. У меня летучка была в 15.30, мы уже готовились к главному выпуску 9-часовому программы «Время». И вот звонит телефон, и все знают, что это Березовский, и я говорю: «Продолжайте совещание», и выхожу. А там был мой кабинет большой, и был моего зама кабинет маленький, а приемная одна. И я выходил в его кабинет, тем более, что зам был здесь. Ну и что-то с Борей решал и потом возвращался. И все сидят такие каменные. Я говорю: «А что вы? Я же сказал продолжать», они все смотрят. Я говорю: «Ну как вы себе представляете, что вы от меня услышите, что война, мы отменяем программу? Продолжаем работать». То есть у меня, чтобы стафф не знал ничего про владельца.

Я всегда себя успокаивал тем, что я получаю денег гораздо больше, в разы, поэтому дерьма должен больше съесть. Я продержался там где-то полгода, потом меня попросили. Там тоже смешно было, меня нельзя было уволить, потому что скандал был бы, поэтому меня повысили. И я был заместителем генерального директора.

Синдеева: Ну это когда была программа «Время», а когда ты пришел первый раз на ОРТ, ты был заместителем Кости Эрнста, заместителем генпродюсера. А с какими функциями?

Васильев: Функции у меня были гораздо шире, конечно.

Синдеева: Тебя тогда тоже Березовский пригласил?

Васильев: Я тогда с ним не был знаком. Он сказал, что очень плохо у нас с пиаром.

Синдеева: С пиаром чего?

Васильев: С ОРТ. Молодая была компания. Очень не любили журналисты эту компанию, потому что Березовский, убили Листьева, непонятно, кто убил. Писали про этот самый, как про какой-то кооператив, который ну носки шьет. Ну это правильно, можно любить – не любить, но это огромный канал и надо было поправлять. Костя и Пономарева, а он им очень доверял, сказали: «Вот есть такой Васильев».

Синдеева: «И по пиару все понимает». А почему по пиару все понимаешь?

Васильев: У меня было к тому времени рекламное агентство «ЮрийГагарин», было довольно известно оно именно по креативу. А когда мы вначале в «Коммерсанте» работали, мы делали какие-то пиаровские вещи. Я не знаю, кстати, почему они решили. Профессионально пиаром я не занимался.

Синдеева: И тебя позвали улучшить пиар ОРТ тогда? И что ты делал?

Васильев: Это было тяжело. Это был очень страшный год, потому что все приходилось делать хенд мейд, построить какую-то систему не удалось. А тогда к пиарщикам относились, как к бандитам, ворам, карманникам, проституткам.

Синдеева: А ты считаешь, должность пиарщика важна?

Васильев: Во-первых, она нужна, во-вторых, во всем мире она уважаемая должность. Понятно, что в пиаре ты обслуживаешь интересы конкретного человека или компании, конечно, она такая скользкая, но это уважаемая профессия. У нас тогда в середине 90-х лучше было сказать, что ты… Ну как у нас в армии говорили, что лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтор. Примерно так было – лучше иметь дочку-проститутку, чем сына-пиарщика. Это было очень тяжело. Тогда был бардак на ОРТ большой, хотя они были очень довольны. Мне действительно многое удалось сделать.

Синдеева: А что ты сделал, ты заказывал публикации где-то?

Васильев: Нет, я сразу предупредил, что башлять не буду. Я говорю: «У меня есть своя репутация. Ходить с пакетом и наклеивать на лоб я точно не буду», - «Ну и не надо. Это твоя часть работы, сам решай». Во-первых, мне пришлось наладить с журналистами хорошее отношение, но это было как раз не так трудно, потому что меня знали. Например, там был полный бардак, продюсеры по направлениям встречались с какой-то прессой, причем когда хотели, тогда и встречались, рассказывали про какой-то проект, который еще не утвержден. Потом получаем мы от прессы, что вот обещали, что будет это. «А кто обещал?», - «Шаинский обещал», он продюсер музыкальный. Прошу прощения, не Шаинский. Как же его зовут? Там еще Максимов был, муж Максимовой. И они что-то трындят с прессой, сами ссорятся с прессой. Надо было построить систему, чтобы было понятно, кто с кем о чем разговаривает и в какой момент.

Например, была история, когда «Русский проект» такой неожиданно всплыл. Маленькие такие сюжетики в межпрограмме: «Все у вас получится», «Мы вас любим», такие кинозарисовочки, которые произвели огромное впечатление. Я тогда настоял, что не нужно ничего вообще пиарить, не надо про него ничего говорить, пусть он выйдет, все офигеют, и где-то через неделю мы начнем говорить, получится эффектно. Очень трудно было убедить, потому что Костя дико хотел покрасоваться, а он имел право, потому что это клевый был проект. Про «Коммерсантъ» я могу сказать, что я сделал, что я построил, а там это было все хенд мейд, почему я и ушел.

Синдеева: Вот я считаю, что пиар – это полная фигня, как маркетинг, потому что если продукт стоящий, он сам себя продаст, он сам о себе расскажет и заставит говорить. А если это фигня, то ты хоть пиарься, распиши и так далее…

Васильев: Сейчас ты не права совсем. Во-первых, если продукт стоящий, то тем более его надо продать дороже. И за это платят деньги пиарщикам. Другое дело, что бывает нестоящий продукт. Я вот вспомнил момент из моего, как я назывался, я работаю пабликом рилейшеном. Была некая программа, здоровая программа, как бы квазиновостная, дико дорогая, какие-то были примочки, типа ведущий ходит все время. Снимать тогда это не умели, то он далеко, то близко. Очень нескладная программа.

И вот был снят один пилот, и вдруг неожиданно все говорят: «Идем смотреть программу», и вот я прихожу смотреть программу – жуткая программа. Но эфир завтра, но я придумал утром этого дня. Я сделал релиз про то, что вышла программа такая-то. Это был эксперимент, что мы будем обкатывать ее прям на публике. Зависит от вас, уважаемая публика, если она не пойдет, тогда мы ее не  будем повторять, будем дорабатывать. Все прочли, и вечером выходит программа. Все эти злые критики, типа Бородиной, они так офигели от этого, что им неудобно было поливать дерьмом, а потом все забыли. В результате я спас дикое количество денег каналу и по имиджу.

Синдеева: Программа дальше выходила?

Васильев: Конечно, мы ее похоронили к чертовой матери, это страшное дело было. Я снял дэмэдж по дико неудачному проекту. Я зарабатывал в этом смысле свои деньги, по тем временам мне платили очень много.

Синдеева: А сколько?

Васильев: По тем временам мне платили, если я не ошибаюсь, 10 тысяч долларов.

Синдеева: В 1995 году это очень много.

Васильев: Да, в 1997 мне платили гораздо больше.

Синдеева: Я помню, что у меня была зарплата 300 долларов, и я считала, что это нормально, а когда тысячу долларов, то я вообще была миллионером.

Васильев: По-моему, столько же Костя Эрнст получал. Много всего было, плюс я обслуживал интересы Березовского, помимо канала.

Синдеева: Как пиарщик?

Васильев: Как пиарщик, да.

Синдеева: В какой-то момент появились летучки те самые еженедельные в кремлевском кабинете. Это когда появилось и кто это придумал?

Васильев: Когда я работал уже начальником программы «Время», они уже были. Они были по пятницам, проводил их Валерий Юмашев, который был тогда начальник администрации президента. Ну и были все начальники информационных, Добродеев был, Сванидзе.

Синдеева: То есть ты, Добродеев и Сванидзе?

Васильев: По-моему, да.

Синдеева: А суть их изначально была в чем?

Васильев: Там была очень непринужденная обстановка, Юмашев  действительно такой очень свойский парень. Когда я пришел в «Московский комсомолец» работать, буквально за месяц или за два до меня ушел как раз Юмашев работать в «Комсомолку». Приходил, мы выпивали, хотя он был не очень пьющий человек. На фоне всего «Московского комсомольца», можно сказать, трезвенник. Во-первых, говорили, что на этой неделе будет то-то и то-то, чтобы мы понимали, как мы будем действовать, чтобы глобальные новости не падали с неба. Кстати, очень правильно.

Синдеева: Вот у этой идеи были плюсы изначально?

Васильев: Да были, я вообще минусов не помню.

Синдеева: А потом как это все превратилось?

Васильев: Вот короткий пример, мы встречаемся, а там жуткий закон о религии подготовили, прям жуткий, типа есть православие, а все остальные, ну как сейчас, а коммунисты, конечно, поддерживали. И надо было его отправить на доработку. И он говорит: «Мы хотим его отправить. Как вы думаете?», и мы все дружно сказали, что мы все поддержим, тем более лето, все, как коммунисты, на огородах. «Мы тебя поддержим с чистой совестью». Например, так было.

Синдеева: А могли быть ситуации, что мы сейчас наблюдаем, мы видим, как из одного места, кабинета проходит разнарядка, условно, «Макаревич – враг» - и понеслось.

Васильев: Нет, это было невозможно по одной простой причине. Было три канала, один был практически государственный, но как бы курировал Чубайс, это РТР, один был Гусинский и один – Березовский. Причем Гусинский с Березовским чаще всего были в дикой ссоре, и оба ненавидели Чубайса, но как раз в тот момент дружили. Полюбэ, если ты – внимательный телезритель, ты можешь посмотреть разные версии. А если ты не очень внимательный, и тебя версия одного канала заинтересовала, ты можешь через час посмотреть какую-то программу «Сегодня».

Синдеева: Я помню, как это было важно.

Васильев: Ну кто-то выбрал у себя в деревне, он смотрит только программу «Время». У меня был такой момент, когда прислали пленку, это был чисто чеченский пиар, как расстреливают по шариатскому суду пару, они изменили, она изменила мужу. Березовский говорит: «Ни в коем случае не показывай», - «Я, конечно, не буду показывать, если ты договоришься с двумя каналами, что они тоже не будут, потому что я не хочу проигрывать». Ну как, два канала покажут, а я – нет, - отлично. «Я сейчас договорюсь. Я договорился». Я звоню Добродееву, а у нас был такой ящик, три начальника, мы просто могли одной кнопкой, причем сделали его умельцы, это такая жуткая история была.

Синдеева: Сейчас это можно делать в каком-нибудь Фейсбуке или Телеграмме.

Васильев: Ну да. А тогда три ящика стояли в кабинетах, так бубух – и все. Я говорю: «Ну что, Боря с тобой договорился?», - «Он мне звонил. Я подумал, что я все-таки покажу». Окей, ну я, правда, показал так, получилось даже лучше, когда начались выстрелы, я сделал стоп-кадр. То есть они только вздрогнули, эти двое расстреливаемых, а автоматная очередь продолжается, но стоп-кадр, и драматический голос Арины Шараповой, которой я все написал. Сразу слезы у всех. Потом мне Добродеев сказал, что клево сделал, художественное кино получилось. Но я показал, естественно.

Синдеева: Андрюха, а когда все поменялось? Вначале Юмашев собирал эти летучки, и в этом был здравый смысл.

Васильев: Я тогда на телеке не работал, и я не знаю. Но я просто помню, что телек был заточен весь. Последний остался Лена Парфенов, все остальное уже… Ну и «Коммерсантъ» спокойно себе жил, мы не парились на эту тему.

Синдеева: То есть потом уже не ходил на все эти летучки?

Васильев: Я ходил, когда был начальником программы «Время». Потом я был замом генерального директора, меня же еще повысили с таким условием, что я ничего не трогал. Я потом у Березовского, когда он меня убрал с программы «Время», потом у меня как раз начался кризис, я ушел из телека, хотя это было очень мучительно. Денег я получал много, как я не спился – я вообще удивляюсь. Вот сидишь, делать ничего нельзя, а ко мне все же ходят. У меня же на 10 этаже отличный кабинет, и там все Леня Якубович зайдет, выпьет, кстати, Сурков заходил нередко, потому что он был тоже зам генерального директора. Он пересиживал откуда-то куда-то, ему тоже ничего не давали делать, кстати. И вот я сижу на перекрестке всех дорог, все бухаем, отлично. Кто ко мне только не заходил. Миша Леонтьев зайдет.

Я сейчас вспомнил, ты говоришь: «Возможно ли было такое…». Когда я работал начальником программы, чтобы звали в одно место и давали задание, но я пришел после выборов, и задача была – устанавливать нормальную журналистику. А перед выборами, я думаю, и штаб был. Я просто про это не очень знаю. Но когда я пришел в коллектив, который оказался очень хорош, там были клевые журналисты, отличные операторы, но они были зомби все. Я теперь понимаю, что там происходило перед выборами, там, наверное, был шаг вправо – шаг влево. Но, с другой стороны, люди с удовольствием шли по этому пути.

Начну с конца. Вот приходит молодой человек на телеканал, где есть новости. Есть некая установка, ты куда пришел, там нельзя говорить слово Ходорковский или Навальный. Это данность. Если когда-то наступит другое, я, конечно, не доживу, ты, может, доживешь, потому что ты молодая. Они не смогут, они уже привыкли. Кстати, очень много журналистов, когда началась Перестройка, а потом и капитализм, отсев был хуже, чем при Сталине в 1937 году. Они не смогли работать. Я пришел работать в «Московский комсомолец», что, мне придет в голову писать про то, что Брежнев – не очень эффективный лидер или что война в Афганистане не сосем правильная? Это было за чертой. Это было, когда мы бухали. Мой друг покойный говорил, он тоже в «Комсомольце» работал, что работа у нас безвредная. Во-первых, мы не делаем работы на бомбу атомную. Во-вторых, чем мы напишем бессовестней, народ читает и тем больше разочаруется в советской власти.

Синдеева: Что сейчас мы с тобой наблюдаем. Вот пример, на Первом канале недавно вышел сюжет, вопиющий был сюжет про распятого мальчика в Украине.

Васильев: Я слышал. Я не видел его.

Синдеева: Ты знаешь, это за гранью, невозможно это смотреть. Это полный фейк, фальсификация, специальная тетка нанятая.

Васильев: У меня есть своя версия.

Синдеева: Давай.

Васильев: Почему я начал с этой молодежи. Я на 90% уверен, что никто сверху не давал распоряжение найти распятого мальчика, покажите. Это рвение молодежи, которая знает примерно, куда канал работает. А давай-ка я буду отличником, я принесу вам распятого мальчика.

Синдеева: Хорошо, молодежь, такое рвение, но дальше есть директор информационного вещания и Константин Эрнст.

Васильев: Это уже бардак. Это могло не дойти, ну могло, теоретически. Я хорошо знаю, если бы ему это показали, он бы сказал, 20 раз проверить, это точно.

Синдеева: Почему Эрнст никак не отреагировал? Потом понятно всем стало, что это фейк…

Васильев: Я сейчас не защищаю существующую систему. Это в программе Малахова было?

Синдеева: Нет, это был в новостях сюжет.

Васильев: Прям в новостях? Как ты думаешь, если бы показали сюжет про Ходорковского, который бинтует раненых украинцев, это тут же было пошло наверх, а можно ли или нельзя. А это в струе.

Синдеева: Хорошо, фильмы «Анатомия протеста», «13 друзей хунты».

Васильев: Слава Богу, я их не видел.

Синдеева: Я тоже их не видела, и не надо их смотреть. Но эти фильмы выходят с регулярностью, эти фильмы дорого сделаны, там бюджет.

Васильев: Там же «13 друзей хунты», там же написано «Репортерское расследование» и нет фамилии.

Синдеева: Нет.

Васильев: Вот что это значит?

Синдеева: Это что? Добродеев с Кулистиковым после выхода с очередной встречи в Кремле пришли и принесли эти сюжеты? У меня на уровне менеджерском возникает этот вопрос. Как это?

Васильев: У меня – нет. Знаешь почему? Потому что ты – менеджер, а я – пенсионер. Какая у меня защита от всего этого? Я даже в машине не слушаю радио «Коммерсантъ FM», к созданию которого я имел причастность. Я сейчас не говорю о том, хорошее оно или плохое. Я как приехал 1 сентября, так я его не слушал.

Синдеева: Это ты спрятался.

Васильев: Да, кончено.

Синдеева: У меня много журналистов, которые работали в «Коммерсанте» под твоим началом. Для них всех Андрей Васильев – это гениальный редактор.

Васильев: Наверное, я был неплохой, да. А почему я ушел, как ты думаешь?

Синдеева: А почему ушел?

Васильев: Я лучше всех понимал, что будет. Я же действительно очень опытный медиа-менеджер, я понимал, к чему это все идет. И тихонько, ни с кем не ссорясь, не подводя, кстати, своих подчиненных, потому что меня бы уволили с помощью напалма или в наручниках. Мой трудовой коллектив пошел бы на какую-то демонстрацию, а у твоего коллектива дети в детских садах, ипотеки и так далее. А я тихонько ушел, ни с кем не ссорясь. Просто я раньше понял, чем это все скоро закончится.

Синдеева: Это просто боль, которая у тебя есть, которую ты прячешь.

Васильев: Мы начали с того, что я худею. Я понял, что это плохо для здоровья. Вот мне плохо для здоровья смотреть новости, слушать радио. Я даже в интернете новости не смотрю. Я считаю, что я для журналистики советской и российской много сделал. Другое дело, что я много на этом заработал, и мало журналистов, которые имеют такие средства на пенсию, как я, но чисто по моей отдаче меня не в чем себя винить. Я не могу, я боюсь, мне страшно, мне неприятно, меня тошнит.

Синдеева: Ну конечно, смотреть, что происходит с твоей газетой, в которой ты проработал 15 лет, которую сделал просто блестящей газетой.

Васильев: Я не хочу, не моя тема, и правда. Условно, пью я виски, бурбон, я не люблю коньяк. Я даже не рассуждаю, хороший он или плохой, я просто его не пью, мне он не нравится. Это просто за пределами моих. Ну и, конечно, чувство собственной психологической безопасности. Вот ты сейчас начинаешь со мной говорить на эту тему, и мне прям нехорошо. Если бы мы не были с тобой друзьями, я бы не пошел в такой эфир обсуждать эти темы. Точно тебе говорю. Мне плохо, а мне сегодня еще пить нельзя. 

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Фрагменты
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века