Телеканал Дождь и фонд Егора Гайдара представляет спецпроект «Эпоха Гайдара. Люди перемен». Наина Ельцина рассказала о том, каким она запомнила Егора Гайдара.
Смотрите Круглый стол. Каким человеком на самом деле был Егор Гайдар, и какие ошибки он совершил
Наина Ельцина: Как быстро идет время. Я его помню совершенно молодым, энергичным, готовым перевернуть горы или реки вспять. В общем, в нем столько было энергии. И я помню разговор, что он стал в правительстве практически правой рукой Бориса Николаевича. Потом был период, по-моему, Борис Николаевич был и президентом, и председателем правительства — был такой период, и Егор Тимурович стал первым зампредом президента, премьера-министра. Я его, конечно, запомнила, когда он в первый раз к нам пришел. Это было вскоре, почему-то Борис Николаевич с ним решил побеседовать дома в Барвихе. Я чай приносила, все равно слышала, и он мне очень понравился. Я его не знала до этого, но показали по телевидению, что появился новый человек. И кто-то мне сказал о нем, что он из науки, я биографию тогда его не знала. Когда он ушел от нас, то у Бориса Николаевича лицо было посветлевшее очень, они долго разговаривали. Он, конечно, сказал, что это умнейший человек, это глыба в экономике, и России повезло.
Потом, когда я уже наблюдала — он вскоре выступал на Съезде, отвечал на вопросы депутатов, он меня, конечно, поразил своей эрудицией, своей грамотностью речи, своими отточенными фразами и удивительно уважительно относился к этим депутатам, которые, по-моему, на любом заседании, тогда все смотрели по телевидению, вот иногда просто были какие-то лица как будто озверевшие от чего-то. Такое ощущение, что там не судьбу страны они решают, а как будто они приходят что-то сделать такое не для страны, а против. Вот ощущение во всем: любое предложение от правительства, если оно поступало — все это в штыки воспринималось. И я знала уже до этого времени, когда что-то нужно было сделать для страны необходимое, жизненно важное, то Борис Николаевич приходил с указами проводить это, потому что Съезд это не воспринимал. Как большинство. Они еще от прошлого не отошли и знали прекрасно, что у нас в принципе тогда решало Политбюро, но утверждал Съезд все абсолютно. Власть была у Съезда вроде бы по тем временам неограниченная, потому что решающее слово было за ними. Но эти, наверное, не знали тогда, кто эти решения принимал.
Мне трудно сказать, но смотреть заседания съезда было болезненно очень. Но когда выступал Егор Тимурович, он отвечал на вопросы. Это было огромное удовольствие — такая аргументация каждого ответа была жизненно важным событием. Он так убедительно говорил. Но на них это все равно ничего не влияло. Они сидят, хохочут, какие-то остроты — такое ощущение, что здесь судьба страны решается, а будто бы для них насолить кому-то что-то нужно чисто по-житейски. И потом стало все равно это, и в прессе обсуждалось, какие… Я прекрасно знала, что в стране надвигается просто голод, так как я помню, что в Союзе, когда Союз развалился, то там финансово, если мне не изменяет память, 40 или 50 миллионов, что-то в этом духе, осталось долларов — это весь наш запас. Это, можно сказать, у нас ничего не было, выходит, потому что миллиард — нам мало, а тут миллионы, еще и десятки.
Но и, конечно, Борис Николаевич очень переживал после разговора, мне кажется, когда они в резиденции у нас разговаривали. Он как-то с надеждой сказал: «Прорвемся». Они, очевидно, говорили о каком-то плане, план назревал, они его обсуждали. И, конечно, то, что сделал Егор Тимурович, называют шоковой терапией. И, наверное, без этого вообще нам не продвинуться ни на шаг было, потому что все было на исходе, дело в том, что развалилась страна, конечно, огромная. Но развалилась и экономика одновременно, конечно. И все мы жили в старой экономике, которая развалилась, а новую еще никто не знал, как создавать, и дело в том, что страна — Россия, где государственных институтов-то не было. Это нужно и судебную систему заново, да все абсолютно, все атрибуты власти как не у республики в составе Советского Союза, а у государства. Это же, во-первых, и кадровые вопросы — это огромная работа. А на это абсолютно не было времени, нужно было решать такие вопросы, чем накормить страну.
Наверное, многие знали…все знали, и в 90-е и в 89-й год у нас уже карточная система была, подчас даже говорили о запасах, которые на случай войны или землетрясения, из государственных запасов уже брали. Вы знаете, все забыли, наверное, основным подспорьем все была гуманитарная помощь, помните? То ее кому-то хватит, то не хватит — вот это распределение. И, конечно, я считаю, что то, что сделал Егор Тимурович — отпустил цены. Мне-то казалось, действительно, прилавки магазинов пусты абсолютно, а промышленные товары — вообще пусто было, ничего. И мне тоже казалось: разве можно просто так наполнить, откуда? И вопросы эти все задавали, безусловно. Борис Николаевич сказал, что все это обсуждается и все это решается. Я говорю: «И что, будет что-то в магазинах?». Он говорит: «Ну вот посмотришь».
Действительно, как-то все это быстро стало. Конечно, болезненно очень для страны. Но это спокойно, практически смена государственного строя, то есть абсолютно с нуля должна начать жить страна. И ему удалось, я считаю, это сделать. И заслуга Егора Тимуровича просто огромная. Вообще, это человек широкой мысли и такого острого ума. Мне кажется, у него богатейшая была интуиция. Я понимаю, экономисты, наверное, видят перспективу, просчитывают это все — на то он и аналитик экономики. Но мне кажется, он был удивительно от природы одаренный человек, очень умный, очень интеллигентный. И оратор — будто бы он родился оратором, потому что он так увлекательно говорил, причем, спокойно, и его, мне кажется, вывести из терпения даже тот Съезд, который выводил нас, зрителей, просто уже нервная система не выдерживала этого напряжения. Но я-то, конечно, смотрела не просто как зритель, а как заинтересованный человек, потому что там всегда решались все вопросы, которые исходили от Бориса Николаевича, и с каким трудом это все было.
И мне казалось, появление Егора Гайдара и его команды, как тогда говорили в правительстве — это всех здравомыслящих людей успокоило, потому что как-то стала вырисовываться перспектива. И я считаю то, что он сделал для нашей страны — это вообще просто оценить это трудно. Во всяком случае, довольно скоро, буквально уже в 1992 году, у нас все равно стали появляться… наполнились и прилавки магазинов, чего единственного не хватало — это денег. Но во всяком случае, своими реформами, наверное, Егор Тимурович… народ почувствовал, что такое деньги и как к ним относиться, так как мы жили в совершенно в других условиях. И я не знаю, такого больше не было и нет. Такого человека с таким мышлением и такой житейской мудростью, несмотря на его молодость, потому что он пришел-то совсем молодым, он из жизни-то ушел в 53 года — это вообще очень молодой человек. Сейчас посмотришь — ему в этом году 59 лет, через год можно было уходить на пенсию.
— А помните, как вы восприняли отставку Егора Гайдара?
Наина Ельцина: Знаете, помните, тогда было рейтинговое голосование, когда было, по-моему, 4 или 5 кандидатур представлено в ряд на этом рейтинговом голосовании на Съезде. Тогда Виктор Степанович Черномырдин, Егор Тимурович, по-моему, Скоков был, Шумейко и Каданников — вот их было 5 человек, может быть, я что-то путаю. И Виктор Степанович в этом рейтинговом голосовании набрал больше всего тогда голосов. По-моему, у Егора Тимуровича было третье место. То есть, все уже. Но он тогда остался в правительстве. Наверное, ему в какой-то мере и тяжело было работать: разные взгляды, разные подходы. Но он до 1994 года, по-моему, был все-таки в правительстве рядом с Борисом Николаевичем.
Но когда он совсем ушел, тогда он избираться стал в Думу, ушел из правительства — для меня это была трагедия. Мне всегда казалось: вот, Егор Тимурович рядом — это такая поддержка и для Бориса Николаевича. Мне кажется, он был как застрахован от чего-то, честное слово. А тут, я помню, я ночью позвонила домой Егору Тимуровичу, и он так спокойно совершенно стал со мной разговаривать, а у меня слезы, я просто плачу — он это чувствует и говорит: «Да не расстраивайся, Наинусь, я же все равно рядом, я всегда рядом с Борисом Николаевичем, вы это знаете». И сказал столько добрых слов в адрес Бориса Николаевича. И он говорит: «Даже не переживайте, я никуда не ухожу, успокойтесь». Он меня как-то успокоил, но для меня это была трагедия. И, кажется, если бы он был, может быть, как-то легче все проходило. России просто повезло, что вот эти два человека встретились и с таким пониманием, и с такой жизненной интуицией, и то, что знания Егора Тимуровича в то время — это просто неоценимый вклад.
— 1993 год — вы помните Гайдара в октябре 1993-го?
Наина Ельцина: Помню, как он у мэрии собирал, помните? Я думаю: «Что он там делает?». Я переживала очень.
— А вы как об этом узнали — по телевизору?
Наина Ельцина: Ну как, мы же не спали всю ночь, поэтому все знали, безусловно. Вот кто его посылал туда? Ведь это по велению сердца он туда поехал, это его боль за Россию была, за ее будущее, он понимал, к чему это приведет. Понимаете, он мыслил не только, очевидно, в экономике так глобально, но и во всех жизненных ситуациях. Вот сейчас иногда я читаю, говорят о Егоре Тимуровиче, просто диву даешься. Люди, которые вообще именуют себя политологами, молодежь. Они в то время, наверное, под стол ходили еще и не знают. Но с таким знанием дела вешают ярлыки и обсуждают то время.
И мне просто очень больно, потому что я считаю, что Егор Тимурович такой вклад внес в становление страны в то время, потому что практически тогда был заложен фундамент будущего. Это нужно было ведь не только накормить людей в ближайшую перспективу — там они бюджет на следующий год утверждают, это нужно все продумать. Но и Егор Тимурович, и Борис Николаевич прекрасно знали, что нужно страну на рельсы так поставить, чтобы она потом смогла уже продвигаться вперед менее болезненно, а не так, как в эти годы. Они, в общем-то, работали не на сегодняшний день в то время, а на перспективу, конечно. Я думаю, время все равно придет, когда оценки будут даны настоящие.
