«Пять минут позора – и ты обеспечен на всю жизнь». Матвей Ганапольский о журналистской этике во время войны

Козырев: Мы сегодня разговариваем о том, существует ли какая-то этика журналистская в военное время, какие средства хороши для достижения цели. Я оттолкнулся от того, что Андрей Архангельский написал подробный материал на сайте Colta.Ru, он 4 месяца слушал государственные российские радиостанции и пришел к выводу, что в журналистике выросло не просто поколение Путина, а даже поколение Стрелкова. Это новое поколение журналистов 20-30 лет, они фактически выступают адвокатами, искренне, истово. адвокатами агрессивной политики России.

Они делают это от всей души и не выполняют какую бы то ни было государственную установку. Они в это верят, они это любят, они с удовольствием этим занимаются. В данном случае, как мы знаем на примере Первого канала, этого чудовищного сюжета с распятием неизвестного, несуществующего мальчика, все средства пускаются в ход.  Удалось ли тебе застать это поколение, сталкиваться с ним? Знаешь ли ты подобного рода людей? И как ты их оцениваешь, что это за новое поколение в журналистике?

Ганапольский: Ой, так все серьезно. Да все просто, Миша, все просто – деньги. Какая у нас альтернатива? «Эхо Москвы» и «Дождь» с этим всем геморроем, который вокруг «Дождя»  и «Эха Москвы»: получай две копейки, но зато будь чистым, красивым, такой вариант Новодворской Валерии Ильиничны, царство ей небесное. Второй вариант – получай хорошую зарплату, постепенно-постепенно, вот очень постепенно, но ты не сможешь жить в этой Шипке, и ты начнешь оправдывать то, что ты делаешь.

Это не признак этого молодого поколения, более того, я не называл бы это поколением Путина. Вот уж, прости меня, может, это поколение Добродеева? Вот это совсем другая история. Путин задает какие-то общие рынки, а вот ниже этажом разрабатываются сценарии, ищется эта женщина, придумывается сюжет про этого мальчика и снимается сюжет.

Ты так говоришь, что сладострастно, с упоением… Да нет никакого упоения. Задним мозгом, какими-то остатками его, человек понимает, что это подлость, это безобразие. Но знаешь, это банда, они все держатся, как банда. Самое главное – ничего не замечать и говорить: «Нет-нет, все правильно, ради Родины. Выпьем за Родину». Они прекрасно понимают, что они делают ужас. Но такая у них заплечная работа.

Архангельский: Они не понимают, что они делают ужас.

Козырев: Андрей уверен, что они не понимают, что творят, говоря о людях, как наши коллеги Владимир Соловьев и Александр Гордон, которые застали промежуток в 90-е года. А это люди, которым сейчас по 20-30 лет, которые работают на радио и телевидении, они жили только при нынешнем руководстве, они ничего больше не знают, и они верят в то, что говорят, и готовы для этого идти даже еще дальше.

Ганапольский: Ребята, вы очень хорошие, я вас очень люблю, только вы их оправдываете, что они в неведении. Это ваше слово против моего слова. Еще раз повторяю: все они прекрасно знают, но деньги такие, что стерпится-слюбится. Если бы мне пообещали такие деньги, я бы подумал и, может быть, сказал бы: «Леша Венедиктов, ты прости меня, но кредит же надо». Леша сурово брови нахмурил…

Значит, еще раз: вся альтернатива замочена, а та, которая живет, я же понимаю, Козырев, что ты крутой и Синдеева крутая, ты знаешь, я вас безумно люблю, я вас поддерживаю и так далее, но вы над пропастью, и вы это знаете. Государственная Дума, как только вы поднимаете голову, она придумывает, например, убрать рекламу. Ну что мне начинать сейчас говорить, как ваши достойные люди, половина убежала от вас? Хорошо – не убежала, вынуждено ушла.  А что, с «Эха» не поуходили люди?

Вот такая история. Приходит парень один, которого я безумно люблю, Леша уже к этому привык, приходит парень и говорит: «Я живу за 4 часа от Москвы и каждый день я езжу туда-сюда. Пусти меня, пожалуйста, я должен заработать деньги, чтобы переселиться в Москву». Леша говорит: «Куда?», этот человек говорит: «Ну ясно куда», и идет туда. И он, кстати, продолжает и там, и на «Эхо», достойный человек. Но понятно же, что он читает в эфире.

Поэтому, пожалуйста, не облегчай жизнь этим тварям, я не нашего коллегу имею в виду, этим тварям, которые делают сюжеты на этих каналах, не говори, что они не ведают, что творят. Они тра-та-та-та-та. Я не нарушил закон, нет?

Козырев: Нет, пока. Мы мониторим.

Ганапольский: Ну ты что, сейчас тебе подлянку такую сделаю, Синдеева литр валерьянки бы выпила. Они все ведают, что творят, просто это время подлости, это время отсутствия совести. Слава Богу, Валерия Ильинична умерла, потому что то, что дальше будет в стране, это не для ее глаз. Господь ее пожалел, помиловал и забрал. И не надо ей видеть, что будет дальше. Дальше будет еще хуже. Помнишь, когда-то был замечательный фильм «Конформист»?

Козырев: Да, конечно.

Ганапольский: Помнишь, там есть такая удивительная сцена, когда едет человек в машине, а на его глазах, если я не ошибаюсь, кое-что происходит, к чему он имеет прямое отношение? Они все знают, они все понимают, но у них есть такое – чем-то же надо со своей совестью, когда ты домой приходишь. Вот и начинается – великая Россия, мы все делаем правильно. По сути, эта история, которая произошла с мальчиком этим распятым и матерью, которую танк возил, танк возит-возит мать на площади Ленина, которой нет.

Козырев: Которой нет в Славянске, да.

Ганапольский: После этого кто-то, в принципе, должен: а) извиниться; б) застрелиться. Мы не видим ни то, ни то. Мы все любим Константина Эрнста, Константин Львович – это круто. Но Константин Львович, как мы знаем, где-то далеко за границей, там, как и у главного прокурора, не работает мобильный телефон. Ты помнишь, да?

Козырев: Конечно.

Ганапольский: Не говорите мне, пожалуйста, эти слова, которые отмазывают этих тварей. Эти твари знают, что они делают. Тут есть другой вопрос. Скажи мне, Козырев. Скажи мне, Архангельский, почему у них уверенность, что это будет вечно? Почему они уверены, что крыша у них будет вечно? Почему они уверены, что когда, например, власть поменяется, им так же будут подавать руку? А они в этом уверены. У них не срабатывает механизм, что это уже нельзя.

Козырев: Потому что они невнимательно изучали документы Нюрнбергского процесса, в котором казнили Юлиуса Штрейхера.

Ганапольский: Нет. Забудь про Штрейхера, потому что им все будут подавать руку, Козырев, им будут подавать руку. И в этом странность нашего времени, потому что в нашем времени мы все крутимся в одной этой истории, а завтра мы можем оказаться без работы. Вот если закроют «Эхо», куда я пойду? А если грохнут «Дождь», ты спектакли свои будешь играть?

Козырев: Нет, спектаклями на жизнь не заработаю.

Ганапольский: Куда пойдешь?

Козырев: Не знаю, я этот вопрос всегда себе задаю. Особо некуда.

Ганапольский: Тебе позвонят и пригласят тебя, как одного из или, наверное, лучшего или одного из лучших экспертов по музыке, тебя пригласят на госканал, и ты пойдешь туда, Козырев, потому что тебе надо кормить семью. А там ты уже встретишь Архангельского, который там уже сидит. 

Архангельский: Я давно слушаю Матвея Юрьевича, вырос на его голосе. Я знаю, что он сейчас шутит, он иронизирует.

Ганапольский: Я не иронизирую. Это правда. Нерукопожатность этих людей рождается с нашей с ними рукопожатности. Потому что и на «Эхо» приходят люди, которые вытворяют там  такое, что плюнуть только вслед. Но нет, «Эхо» же живет гостями. А вы? Вот у вас намедни было интервью с одним человеком, который всех потряс, в масс-медиа который большой человек.

Когда его господин Зыгарь удивленно спрашивал его: «Так что, альтернативная точка зрения – не патриотичная?». На что этот человек говорит: «Товарищ Зыгарь, вы абсолютно правы». Что делает товарищ Зыгарь? «Понял», - говорит товарищ Зыгарь. А что сказать этому человеку «Вон отсюда!»?

Козырев: При этом Наташа Ростова говорит: «Вас слушаешь, Алексей Константинович, как вы аргументировано обосновываете возможность жизни в публичном доме». Так что точки над «и» расставлены.

Ганапольский: Козырев, больной перед смертью потел. Был один человек, не пораженный конформизмом, это Валерия Ильинична Новодворская. Почему это самая большая трагедия? Кто-то говорил, что прекрасно пишет, кто-то говорил, что она прекрасные пишет стихи, кто-то говорил, что она – прекрасный публицист. Слушай, это был единственный человек, единственный, который не был конформистом в нашем собачьем обществе. Единственный, потому что любого возьми оппозиционера, они все конформисты не потому, что они бегают к Путину, как принято считать, просто они хотят выжить, сами выжить, а она хотела, чтобы жили все мы, чтобы была живая страна она хотела. И она положила себя за эту страну или Господь ее вовремя прибрал.

Поэтому первое – не покрывай их, не отмазывай их неведением, это самое обычное поколение, которое прекрасно понимает, что хорошо, а что плохо, но которое помнит, что без этих денег квартиру ты никогда не купишь. У нас общество устроено так, ты знаешь, что кредиты под 14%. И ты никогда не купишь квартиру. Никогда! Поэтому 5 минут позора – и обеспечен на всю жизнь, ну не 5, а 3-4 года позора.

А мы выполняем другую роль, вместо санитаров леса, мы – гиены, которые пожимают им руки, которые говорят: «Ну ладно, Коля, не будем об этом». Поэтому мы стоим их. А Новодворская – это был один такой человек. Извини, что я ее вплел, просто очень жаль, что ее нет, потому что это был камертон нравственности, мы ее недостойны.

Еще одно слово. Я же в Киеве на вражеской территории. Помнишь, есть старый анекдот про подводную лодку вьетнамскую? Ну ты поймешь меня. Господин Порошенко, я правильно все сказал?

Фото: РИА Новости