«Главное — с чего-то начать!» Сергей Пархоменко, Елена Висенс и Евгений Асс о табличках памяти репрессированных

07/10/2014 - 19:47 (по МСК) Михаил Козырев

Несколько человек, в том числе и члены организации «Мемориал», начали проект, который называется «Последний адрес». Они решили, что хорошо бы, чтобы на каждом доме, из которых в годы репрессий увозили  людей на «черных воронках», висели таблички с их именами. Причем, одна табличка – один человек. 

Михаил Козырев обсудил эту идею с координатором проекта Еленой Висенс, журналистом Сергеем Пархоменко, архитектором и художником Евгением Ассом и зрителями Дождя.

Пархоменко: Спасибо большое, что завели об этом разговор, потому что все уже физически начинается в конце октября, в первых числах ноября. Поэтому как раз сейчас самое время. Сразу хочу две важные вещи добавить к тому, что вы сказали. Во-первых, вопрос не только в черных воронках. Есть полузабытый, тем не менее, действующий закон о реабилитации жертв политических репрессий, который определяет период репрессий с 25 октября 1917 года. Так что речь идет не только о сталинском периоде, речь идет о том, что было до того, речь идет о том, что было после того.

Другое дело, что сталинские репрессии или период большого террора – 1936-1938 год – они лучше всего изучены и лучше всего запротоколированы. Эта машина такая скрупулезная была - она оставляла все эти списки, протоколы, все это есть в архивах. И «Мемориал», который 25 лет над этим работает, научился это искать, научился вынимать на поверхность и научился создавать базы данных абсолютно беспрецедентные, в которых миллионы людей сегодня, о которых очень подробно известно, что, когда и как с ними приключилось.

И вторая очень важная вещь. Вот этот принцип «один знак – один человек, один знак – одно имя», он работает в две стороны. То есть вопрос не только в том, что имя одного человека на этом знаке, а и в том, что у каждого этого знака должен быть абсолютно конкретный, грубо говоря, заказчик, инициатор, человек, который сказал: «Я хочу по этому адресу с этим именем». В сущности это и есть объяснение того, почему мы абсолютно убеждены, что наши города не превратятся в одни сплошные кладбища, потому что, может быть, к сожалению, но таких людей много не будет. По нашим представлениям, на Москву будет несколько тысяч.

Есть аналогичный проект, он существует 20 лет в Европе, начался он в Германии, но сегодня он действует в 12 странах европейских и больше чем в 600 городах. Там точно так же по этому принципу «один человек – один адрес, один человек – одна табличка» они вспоминают о жертвах Холокоста, о жертвах германских репрессий фашистских времен.

Известно, что в Холокост погибло примерно 6миллионов человек. За 20 лет существования этого проекта по всей Европе они расставили 45 тысяч табличек, именно поэтому 45 тысяч раз кто-то обратился в этот комитет и сказал: «Я хочу по этому адресу с этим именем, вот мои 120 евро. Я плачу за этот знак». 45 тысяч из 6 миллионов – это много или мало? Это вот столько, столько в Европе нашлось людей, которые сочли это дело своим личным делом. Вот на это расчеты лично и здесь, сколько будет – столько и будет.

Козырев: То есть если я хочу, чтобы табличка висела на том доме, в котором я проживаю, я должен обратиться к вам и сказать: «Я хотел бы, чтобы память этого человека была увековечена», и заплатить?

Пархоменко: Без вас ничего это не начнется. Пока вы это не захотели, эта табличка там не появится. Никакой посторонний таинственный благотворитель не повесит ее на ваш дом или на том дом, который вы захотите. Совершенно необязательно, чтобы вы жили в этом доме, совершенно необязательно, чтобы это был ваш дедушка, совершенно необязательно, чтобы вы имели к этому человеку какое-то отношение. Это ваша доля.

Козырев: Это значит, что если у меня в семье нет репрессированных людей, слава Богу, тоя должен узнать, кто жил в моем доме?

Пархоменко: Вы можете узнать абсолютно все, что угодно. Ваш мотив может быть совершенно другим.

Козырев: Но при этом я в первую очередь должен испытывать потребность в том, чтобы такая…

Пархоменко: В первую и последнюю, это единственное, что от вас нужно.

Козырев: И если я получу информацию об этом, тогда мне нужно принять решение, что я хотел бы, чтобы эта табличка висела?

Пархоменко: Да. Вы можете найти в интернете, это все легко доступно и будет дополнительно доступно на нашем собственном адресе – ПоследнийАдрес.Ру. Там висят базы данных, есть московская база данных, которая сразу сделана, исходя из адресов, она вывернута наизнанку. Вы забиваете адрес и смотрите, что там было. Есть общероссийская база данных, она именная, но там тоже довольно много адресов. Кроме того, в большом количестве городов сейчас появляются инициативные группы, с которыми можно связаться.

Короче говоря, есть много несложных возможностей найти, что и где происходило, и после этого выступить инициатором, обратиться в штаб «Последнего адреса» и сказать: «Я, Михаил Козырев, хочу вам сделать заявку, я хотел бы по этому адресу с таким именем». Мы подхватываем вашу заявку, отправляем ее в «Мемориал», «Мемориал» ее перепроверяет, это проводится через архив, еще раз мы должны уточнить, что такой человек действительно был, все сведения о нем верны, адрес такой существует.

И после этого наступает очень важный этап – нам надо договориться с этим домом, потому что всякий фасад кому-нибудь принадлежит. Это может быть жилой дом, это может быть госучреждение или офис, мало ли что теперь в этом доме. Более того, кстати, этого дома может не быть, этот дом может быть уже разрушен, где жил этот человек.

Козырев: Евгений Викторович, расскажите мне, пожалуйста, как разрабатывалась сама табличка? Она производит сильное впечатление в виду того, что там нет портрета, там есть просто вырезанная в рамке такая пустота. Как это разрабатывалось?

Асс: Финальный результат, который производит на вас сильное впечатление, это работа Александра Бродского. Пришли группой лучших, наверное, в Москве дизайнеров и архитекторов, которых я собрал. И мы провели такой товарищеский конкурс, в результате которого коллегиально выбрали сами из собственных работ работу Саши Бродского. Такая уникальная для конкурсной процедуры практика, когда сами участники конкурса выбирают лучший проект. Перечислю участников нашей работы – это были Аркадий Троянкен, Стас Жицкий, Кирилл Александров, Евгений Добровинский, Борис Трофимов, Андрей Красулин.

Пархоменко: В общем, all star российского дизайна.

Асс: Такие люди совсем замечательные.

Козырев: А почему именно этот дизайн ваш конгломерат людей, принимающих решение, выбрал? Что в нем было главным, поему он выиграл?

Асс: Мне кажется, что, задавая вопрос, вы уже ответили, что он производит сильное впечатление этим фактом отсутствия. Это удивительно простая, казалось бы, на первый взгляд, вещь, как отсутствие фрагмента этой таблички, как бы здесь могла быть чья-то фотография, но этого человека нет, осталась дырка в стене. Всем стало понятно, что это решение уникальное по своей силе, какой-то простоте, убедительности, поэтому его и выбрали.

Остальные были или очень элегантные шрифтовые работы или какие-то очень скульптурно интересные, но сложноватые для изготовления, или с не очень понятным смыслом. В этом смысле работа Бродского оказалась совсем соответствующей всеобщим взысканиям. Кроме всего прочего, она понравилась и нашим коллегам, большому количеству людей, которые собрались на обсуждение всех проблем этого проекта. Мы представили им эту работу, и все сказали: «Да, это годится».

Козырев: Какая информация должна быть на этой табличке? Как я понимаю, самая базовая.

Асс: Самая базовая. Это довольно долго обсуждалось. Сейчас там упомянуты фамилия, имя, отчество. Сергей точнее скажет, наверное. Профессия, дата жизни, дата смерти.

Пархоменко: И дата реабилитации. Там все очень просто. В первой строчке «Здесь жил» или «Здесь был дом, где жил» или «Напротив этого места был дом, где жил», потому что дом мог и не сохраниться, тем не менее, всегда можно придумать, как обозначить место. Условно говоря, «Здесь жил такой-то», имя, отчество, фамилия. Дальше, если мы понимаем его профессию, то профессия. Именно не должность, а профессия. Потому что заместитель заведующего начальника продовольственного снабжения - кто это, служащий, бухгалтер? Когда мы профессию понимаем, мы ставим профессию, самую простую – учитель, врач, рабочий, вагоновожатый, что-то такое. Родился тогда-то, арестован тогда-то, расстрелян тогда-то, реабилитирован тогда-то. Все, только даты. Нет никакой идеологически заряженной информации.

Козырев: А по всем этим людям будет известна точная дата реабилитации? Они все реабилитированы?

Пархоменко: Да, потому что если они есть в базе данных «Мемориала», это значит, что по ним эта процедура прошла. Если их там нет, и они не реабилитированы, то это интересный вопрос. Значит, это предмет работы «Мемориала» для выяснения конкретных обстоятельств по этому конкретному человеку.

Козырев: Евгений Викторович, я еще хотел спросить. Я живу в доме на улице Спиридоновка, старый дом 1929 года, такая башня, прям напротив шехтелевского особняка, в котором сейчас дом приемов Министерства иностранных дел.

Асс: Я знаю, где это. Мы соседи практически.

Козырев: Там висит мемориальная доска, открытая, по-моему, пять лет назад Клавдии Шульженко. Висит она на недосягаемой высоте – метрах в трех от земли, на ней знаменитая певица больше похожа, скорее, на мисс Пигги из известного мультфильма. Чудовищный совершенно дизайн, эта такая просто гигантская чугунная байда, которую туда повесили, которая, на мой взгляд, никакой эстетической ценности не представляет. Как вы видите эти таблички в отношении к людским потокам, к тротуару, к двери входной? Где они должны быть, по вашему видению  как архитектора, прикреплены?

Асс: Прежде всего, в отличие от доски Шульженко, это вещь такая дискретная и необязательно даже заметная. Важен факт ее существования. Вы с Сергеем, наверное, обсуждали немецкий проект с табличками.

Козырев: «Камни преткновения» он называется, да.

Асс: Вы же необязательно смотрите под ноги, чтобы увидеть эту табличку. Это совершенно другая философия существования. В этом смысле наши таблички маленькие, они размера крошечного – 18 сантиметров в длину. Они не претендуют на то, чтобы играть какую-то оглушительную роль в городе. Торжественного открытия, как доски Шульженко, тоже не предполагается.

В этом смысле нам кажется, что они располагаются в каких-то местах, которых, во-первых, проще всего освоить – пустые места, во-вторых, на какой-то высоте обозримой, чтобы можно было прочитать этот текст, чтобы он был виден. Есть сложности, конечно. Например, в доме на Красных воротах, там дом Наркоминдела в котором чуть ли не 60… Сережа, сколько там?

Пархоменко: Там 60, но там не будет 60 табличек. Там сколько их наберется. Может, две будет, может, пять.

Асс: Но представим себе гипотетически, что все таблички появились, это будет большая инсталляция.

Пархоменко: Придется в блок собирать.

Асс: Да, будут собираться какие-то блоки. Я думаю, что этот вопрос решаемый. Если городские власти, хозяева этих зданий будут неудобными в общении, то всегда можно договориться о том, как это сделать. А в составе компании, которая будет заниматься установкой этих дощечек, будет архитектор-консультант, который, глядя на фасад, скажет, лучше всего так. Это будет каким-то образом согласовываться. Я думаю, что консультант по дизайну, по оформлению фасада наверняка может участвовать в этой работе. Лучше всего не оставлять это на произвол ЖЭКа и кого-то, кто приколотит, куда попало.

*По решению Минюста России Международная общественная организация «Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество „Мемориал“» включен в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента.

Другие выпуски