Отрывок романа Жана Жене «Кэрель»

04/07/2015 - 23:39 (по МСК)

В издательстве АСТ (редакция «Времена», издатель Илья Данишевский) выходит переиздание знаменитого романа Жана Жене «Кэрель» в переводе Маруси Климовой. Мы публикуем небольшой отрывок из книги.

 Художник: Chris Lopez / Модель: Miles Windsor

Ночью «Феерия» пробуждала смутные, неясные предчув­ствия готовящегося преступления. Три или четыре подозрительных типа поджидали кого-то в окутан­ном туманом сортире на противоположной сторо­не улицы. Из-за приоткрытой двери борделя доно­сились звуки механического пианино, голубые лен­ты музыкального серпантина струились в полумгле и обвивали шеи и запястья проходящих мимо рабо­чих. Но днем это грязное, мрачное и серое заведе­ние завораживало еще больше. Один вид его фона­ря и закрытых ставен вызывал в воображении за­шедшего в квартал борделей матроса образ вожделенной роскоши, которая рисовалась ему в виде хрусталя, фарфора, шампанского, молочных грудей и бедер под облегающими черными шелко­выми платьями с глубокими декольте. Дверь борде­ля была необычна. Она представляла собой желез­ное панно с длинными заостренными переливаю­щимися на солнце металлическими — возможно, даже стальными — направленными в сторону улицы прутьями. Ее ирреальный таинственный вид будо­ражил истосковавшуюся по любви душу. Для груз­чика или портового рабочего сама эта дверь уже была символом жестокости, сопровождающей лю­бовные обряды. Эта дверь была идеальным сторо­жем, поскольку лишь толстокожие чудовища и бес­плотные духи могли пройти через нее, не поранив­шись о прутья, — если только она не открывалась сама при одном слове или жесте того грузчика или солдата, который в этот вечер оказывался счастли­вым и непорочным принцем, волшебным образом достигшим запретных областей. То, что нуждается в столь тщательной охране, должно было бы быть либо опасным для окружающего мира, либо таким хрупким, что ему требуется защита не меньшая, чем та, в которой нуждаются девственницы. На­правленные на него острия вызывали у грузчика улыбку, что не мешало ему почувствовать себя на мгновение обольстителем, который, успокоив свою жертву словом и очаровательной внешностью, бро­сается на приступ возбужденной девственности. И если у него не вставал сразу же на пороге, он все равно ощущал в своих штанах присутствие члена, пусть еще мягкого, — но поверженная дверь напоминала о нем, и легкое сокращение, пробегая от го­ловки к его основанию, волновало мускулы его яго­диц. Внутри своего все еще вялого члена грузчик начинал ощущать слабое отвердение, что-то вроде «напоминания» о твердости. И мгновение, когда дверь с шумом захлопывалась за посетителем, было преисполнено особой значимости. Мадам Лизиана находила у этой двери другие достоинства. Она так надежно закрывалась, что делала хозяйку похожей на океанскую жемчужину в перламутровой ракови­не, которая может по желанию открыть или за­крыть свои створки. С жемчужиной Мадам Лизиа­ну роднили нежность и слабое свечение ее молочно-белого лица, происходящее от глубокой внутренней умиротворенности и ощущения тихой радости. У нее были соблазнительные округлые и пышные формы. Эта полнота являлась как бы результатом многолетнего кропотливого труда, терпеливой эко­номии, процентов и приношений. Мадам Лизиана была уверена в незыблемости своего положения. Дверь это гарантировала. Острия надежно охраня­ли ее даже от воздушных дуновений. Итак, хозяйка вела размеренную жизнь в феодальном замке, об­раз которого невольно возникает в нашем вообра­жении. Она была счастлива. Только самые нежные и легкие веянья внешнего мира доходили до нее, наполняя ее превосходным жиром. Она была бла­городна, возвышенна и восхитительна. Предохра­ненная от солнца, звезд, игр и мечтаний — но пита­емая своим солнцем, своими звездами, своими игра­ми и мечтаниями, — взгромоздившись на каблуки времен Людовика ХV, она медленно парила над девицами, не задевая их, поднималась по лестницам, пересекала обтянутые золоченой кожей коридоры, обходила комнаты и причудливые, ослепляющие светом и зеркалами салоны, которые даже трудно описать: стены их были отделаны стеганой матери­ей и украшены искусственными цветами в стеклян­ных вазах рядом с изысканными гравюрами. Время потрудилось над ней, и она была прекрасна. Уже шесть месяцев Робер был ее любовником.

— Так ты платишь наличными?

— Я ж те сказал, что да.

Холод пробежал по телу Кэреля от взгляда Ма­рио. Взгляд и поведение Марио были более чем без­различными, они были: «леденящими». Стараясь не замечать этого, Кэрель уставился в глаза хозяи­ну притона. Его собственная скованность тоже его смущала. Сдвинувшись с места, он снова почувство­вал некоторую уверенность в себе. Ощутив свое гибкое тело, он подумал: «Я всего лишь матрос. На мою зарплату не проживешь. Приходится как-то выкручиваться. Мне нечего стыдиться. Я торгую наркотиками. И не ему меня судить. Даже если он легавый, мне это до фени». Он чувствовал, что ни­чего не может противопоставить спокойному без­различию хозяина, которого почти не интересовал предложенный товар и еще меньше интересовал он сам. Почти абсолютная неподвижность и мол­чание сковывали этих троих персонажей.

Кэрель думал примерно так: «Надо было сказать, что я брат Боба. Тогда бы он не решился выдать меня полиции». В то же время, он не мог не оценить нео­быкновенную силу хозяина и красоту легавого. Ни­когда еще он не сталкивался с по-настоящему муже­ственным соперником, и никто еще не вызывал у не­го таких чувств, которые вызывали у него эти два человека , — в отличие от нас, он сам не мог до конца осознать причину своего смятения — впервые в жиз­ни он страдал от безразличия мужчины. Он сказал:

— Шухера нет?

Он имел в виду типа, который продолжал непод­вижно смотреть на него, но не решился уточнить свои опасения. Он не осмелился показать хозяину на Марио даже глазами.

— Можешь на меня положиться. Я сказал, что баб­ки ты получишь. Тащи свои пять килограммов ду­ри и забирай свою мелочь.

Понял? Действуй, старик. Плавным, едва замет­ным движением головы хозяин указал на стойку, за которой стоял Марио.

— Это Марио. Не волнуйся, он свой.

Когда Марио протянул руку, ни один мускул на его лице не дрогнул. Рука была жесткая, плотная, скорее вооруженная, чем украшенная тремя золо­тыми перстнями. Кэрель был на несколько санти­метров ниже Марио. Он почувствовал это, когда увидел эти роскошные перстни, знаки величайше­го мужского могущества. Не приходилось сомне­ваться, что этот тип твердо стоит на земле. Внезап­но с легкой грустью Кэрель вспомнил, что у него на мокнувшем на рейде судне в переднем отсеке было припрятано все для того, чтобы он мог сравняться с этим самцом. Эта мысль его немного успокоила. Но кто бы мог подумать, что полиция может быть столь богата и неотразима? И что преступные эле­менты (а таким он считал хозяина борделя) способ­ны еще больше эту неотразимость подчеркивать. Он подумал: «Легавый! Всего лишь легавый!» Но эта мысль, медленно прокручиваясь в мозгу Кэре­ля, не успокаивала его, и его презрение постепен­но уступало место восхищению.

— Привет...

Голос у Марио был сильным и твердым, совсем как его руки, — правда, лишенным какого бы то ни было блеска. Он давил на Кэреля. Это был грубый, тяже­лый голос, способный сдвинуть глыбы и кучи земли. Несколькими днями позже, вспоминая о нем, Кэрель скажет полицейскому: «Прям как куском мяса шлепа­ет по роже...» Кэрель широко улыбнулся и, не сказав ни слова, протянул руку. Хозяина же он спросил:

— А мой брательник придет или нет?

— Не знаю. Я его не видел.

Боясь показаться бестактным и разозлить хозяи­на, Кэрель не стал расспрашивать его подробнее.

Большой холл борделя был тих и пуст. Казалось, он серьезно и внимательно вслушивается в разговор. В три часа дня дамы обедали в столовой. Никого не было. Мадам Лизиана причесывалась в своей комна­те на втором этаже. Горела всего одна лампочка. Зер­кала были пустыми, чистыми и потусторонними, так как им было почти некого и нечего отражать. Хозя­ин чокнулся и опустошил свой стакан. Здоровья ему было не занимать. Никогда, даже в молодости, не от­личаясь особой красотой, несмотря на черные точ­ки на коже, крошечные темные впадины на шее и следы от оспы, он еще был настоящим самцом. Его усики, подстриженные на американский манер, на­поминали о 1918 годе. Тогда благодаря янки, спеку­ляции и женщинам он смог разбогатеть и купить «Феерию». Длинные прогулки в лодке, поездки на рыбалку обветрили его кожу, сделав ее бронзовой. У него были жесткие черты лица, резко очерчен­ный нос, маленькие живые глазки и лысый череп.

— Когда ты придешь?

— Мне надо еще сделать дело. Необходимо выне­сти пакет. Но за это можешь не волноваться. Я кое-что придумал.

Стоя со стаканом белого в руке, хозяин недовер­чиво посмотрел на Кэреля.

— Да? Только меня не надо в это впутывать, я тут не причем.

Марио продолжал стоять неподвижно, с отсут­ствующим видом. Он стоял, облокотившись о стой­ку, и зеркало за ним отражало его спину. Не гово­ря ни слова, он оторвался от стойки, делавшей его позу живописной, и прислонился спиной к зерка­лу рядом с хозяином. Казалось, он прислонился к себе самому. Стоя перед двумя мужчинами, Кэ­рель почувствовал вдруг недомогание, что-то вро­де тошноты, как рядом с убийцами. Невозмути­мость и красота Марио сбивали его с толку. Вели­чие их было безмерно. Норбер, хозяин борделя, был страшно силен. Марио тоже. Линии тела одно­го продолжались в другом, их мускулы и лица сме­шались. И то, что хозяин не был стукачом, каза­лось еще более невероятным, чем то, что Марио был всего лишь полицейским. Кэрель почувство­вал, как в нем дрожит и трепещет готовая истор­гнуться в тошноте его душа. Испытывая головокру­жение перед этим мощным переплетением плоти и нервов, которое виделось ему где-то очень высо­ко — он даже поднял голову так, как будто хотел из­мерить взглядом гигантскую ель, — и которое, под­чиняясь бычьей шее Норбера, постоянно увеличи­валось и разрасталось, приобретая очертания прекрасного облика Марио, Кэрель приоткрыл рот, небо его пересохло.

— Нет, нет. Я как-нибудь выпутаюсь сам.

На Марио был простой, в коричневую клетку ко­стюм и красный галстук. Он пил с Кэрелем и Ноно (Норбером) белое вино, но, казалось, разговор со­всем не интересовал его. Это был настоящий лега­вый. Кэрель чувствовал значительность его осан­ки, сдержанность его жестов свидетельствовала о безграничной власти: власти непререкаемого мо­рального авторитета, твердого социального поло­жения, револьвера и права на его применение. Ма­рио принадлежал к расе господ. Кэрель еще раз протянул руку и, подняв воротник своего бушлата, направился к запасному выходу: и правильно, безо­паснее было выйти через черный ход.

— Пока.

Голос Марио, как мы уже сказали, был сиплым и бесцветным. Странно, но, услышав его, Кэрель почувствовал некоторое успокоение. Очутившись за порогом, он постарался зафиксировать свое вни­мание на ощущениях, которые вызывало прикос­новение различных частей его матросской амуни­ции к телу; прежде всего, он ощутил прикоснове­ние твердого воротника бушлата, защищавшего его шею, как броня. Воротник был для него чем-то вро­де массивного ошейника, в котором он чувствовал свою нежную шею крепкой и неприступной, а у ее основания, он все время помнил об этом, находи­лась очаровательная затылочная впадина, его са­мое уязвимое место. Слегка согнувшись, он коснул­ся коленями ткани брюк. Наконец Кэрель вновь об­рел свою характерную матросскую походку, с удовольствием почувствовав себя настоящим ма­тросом. Он слегка повел плечами справа налево. Ему захотелось задрать бушлат и засунуть руки в от­крытые на животе карманы, но вместо этого он пальцем сдвинул свой берет назад, на затылок, так что его край коснулся поднятого воротника. Под­твержденная осязанием уверенность в том, что он моряк, немного возбудила и успокоила его. Он чув­ствовал грусть и ожесточение. Обычная улыбка ис­чезла с его губ, туман смочил его ноздри, освежив веки и подбородок. Он шел вперед, пробиваясь свинцовым телом сквозь вязкий туман. Чем дальше он удалялся от «Феерии», тем сильнее ощущал при­ток силы, проистекавшей из мощи Полиции, на благосклонное расположение которой он, как ему казалось, теперь мог рассчитывать. 

Также по теме
    Другие новости
    В Армении запретили транслировать передачи пропагандиста Владимира Соловьева Сегодня в 13:27 В Таджикистане задержали девять человек по делу о теракте в «Крокусе» Сегодня в 13:25 Российские войска ударили по энергетическим объектам Украины. В Днепропетровской области — перебои с электроснабжением Сегодня в 11:28 Белгород ночью попал под обстрел. Повреждены гимназия и десятки квартир Сегодня в 11:27 Жительницу Тульской области оштрафовали за надпись «Гори в аду!» напротив фамилии Путина в бюллетене на выборах Сегодня в 11:26 Во время теракта в «Крокусе» был убит полковник спецназа ГРУ, который недавно приехал с войны Сегодня в 11:25 В курском селе перед приездом губернатора застрелили щенка. Активистка обвинила в этом главу сельсовета Сегодня в 11:24 Минздрав предлагает назначать детям с аутизмом галоперидол. Министерство игнорирует научный подход, считают эксперты Вчера в 20:28 У матери чеченских оппозиционеров Заремы Мусаевой ухудшилось здоровье в колонии, она попала в больницу Вчера в 20:27 В России на 14,3% снизилось производство бензина на фоне атак беспилотников на нефтяные объекты Вчера в 20:26