Владимир Пирожков, промышленный дизайнер, президент центра промышленного дизайна и инноваций «АСТРАРОССА» рассказывает о транспорте будущего.
Пирожков: Сегодня я вам странную вещь расскажу, наверное. Но начнем с простого. Сегодня утром я буквально в последний момент набросал несколько совершенно базовых понятий, которые нам обязательно нужно изначально понимать, для того чтобы дальше пойти. Начнем с того, что прогресс, или как сейчас модно называть – модернизация, это увеличение сложности во времени. То есть мы что-нибудь придумываем, потом мы это совершенствуем, делаем лучше, и дальше это все прогрессирует до какого-то определенного момента. Вот, например, если взять такой желанный объект как швейцарский нож. Маленькие ребята, мальчики, все хотят такой иметь, чтобы в ножички играть, веточку срезать или еще что-то. Потом эта вещь совершенствуется во времени, кто-то придумывает новые какие-то полезные лезвия, новые функции этого ножа, и получается очень сложный продукт. В конце концов, у нас получается супер-сложный продукт, которым вообще невозможно ничего делать. По большому счету, такое абсолютно абсурдное состояние. Это прогресс, модернизация, и очень часто мы это видим в жизни. Но предыдущий объект, который вы видели, абсолютно неиспользуем. Им что-то порезать или что-то сделать абсолютно невозможно. Поэтому у каждого процесса или объекта есть управляющий параметр отслеживания сложности, и в случае с ножом – это размер ладони. Если нож выходит за размер ладони, он абсурден. Инновация – тоже очень модное слово сейчас, но не все понимают, что это такое. Говорят – что-нибудь новенькое. Если взять, например, элементарную какую-нибудь лошадь, которая бегает по прериям, какой-нибудь бешеный мустанг, то если его модернизировать и постоянно дрессировать, то в какой-то момент вот здесь он станет ахалтекинцем. А потом мы будем совершенствовать его дальше, и он будет очень породистым скакуном, но, к сожалению, будет болеть. Так получается, что слишком сложная система. Поэтому это уходит в регресс. Но в какой-то момент здесь появляется самый простой, базовый автомобиль. И какая бы там лошадь не была, она все равно будет неэффективна по сравнению с самым простым автомобилем. Где-то здесь мы уже имеем хороший качественный автомобиль, современный, и мы продолжаем его совершенствовать, думая, что это прекрасно, замечательно, у нас больше кнопок и т.д. Если взять элементарную швейную машинку Singer, самую первую, ржавую, она супер-простая. А вот ее была модернизация вот такая, мы еще помним, у бабушек такие вещи сохранились. Причем эти вещи шили и бязь, и пальто, это было очень круто. Потом появились более модные машинки, которые уже не очень хорошо шили, на самом деле, но были очень модные и очень дорогие. А сейчас есть спутниковые машинки – со спутником общается, греет вам кресло, музыку играет, причесывает вам волосы. Все что хотите, кроме того, что она шьет. Потому что когда такие машинки используются, смысла в них практически никакого. Но до машинки был ведь замечательный наперсток, он делал 200 стежков в день, замечательно делал. И когда его стали покрывать нано-покрытием, и у него внутри была мягкая подушечка, он был такой модернизированный наперсток, что он делал 203 стежка в день, но первая швейная машинка стала делать 20 тысяч стежков в день, и наперстки пропали. Этот скачок – это переход с самого навороченного наперстка на самую простую швейную машинку. Это прогресс, он же модернизация, и здесь 100 лет модернизации и только 20% эффективности. А вот это – инновация. Почему я вам вступление это рассказал? Дело в том, что 20 лет я отработал на Западе в очень прекрасных компаниях, которые замечательно справляются со своими задачами и делают прекрасные автомобили, которыми мы все пользуемся. Количество автомобилей, которое выпускается, колоссально. Одна Tayota выпускает 8 млн. новых машин в год. Очень много автомобилей на улицах. Но в какой-то момент я решил вернуться в Россию, потому что здесь поле деятельности гораздо шире и интереснее, несмотря на то, что там прекрасно все, замечательно – Средиземное мор, два автомобиля, вилла, апельсины и т.д. Но здесь гораздо интереснее жить. Сейчас я расскажу историю про то, как можно передвигаться в пространстве, не в плоскости. Мы сейчас все купили по машине и ездим по тем дорогам, которые нам построили. Но, к сожалению, у нас в России с дорогами небольшая проблема. Сейчас во всем мире идет тенденция перехода из линейной системы в сетевые. Вот, например, система навигации. Раньше это был компас, карта, указатель какой-то, и мы по ним куда-то выезжали. Сейчас это просто такой маленький прибор, который вам говорит «поверните направо», и если вы ошиблись, он говорит: «вы ошиблись, поверните направо». Как это сделано, я не знаю, мне просто дают этот прибор, говорят: «Вот Танечка, она тебе все расскажет». То же самое произошло с коммуникациями. Мы прекрасно помним времена – кто-то еще помнит, а кто-то уже не помнит – времена, когда были будки, и были две копейки, и, например, на столбе висело объявление: «Продается квартира у метро с телефоном». Это было круто. Сейчас таких объявлений больше нет, потому что появились мобильные телефоны, и из огорода бабушки Клавы мы можем совершенно спокойно позвонить в Нью-Йорк. То же самое произошло с почтой, и несмотря на то, что «Почта России» очень сильно себя пиарит, тем не менее, писем стало гораздо меньше, потому что люди научились пользоваться интернетом. В транспорте, к сожалению, этого пока не произошло. В транспорте мы прока не можем выйти из подъезда и сказать: «Я хочу быть в Петербурге через 15 минут». Что мне для этого надо сделать? Для этого нужно поймать такси, потом поехать на Павелецкий вокзал, там взять экспресс, доехать до аэропорта, там вас проверят – разденут-оденут, потом вы зайдете в самолет, подождете, пока 400 человек соберутся и полетите в Петербург. А потом все в обратном порядке и, может быть, в конце дня вы доберетесь до того места, куда вам надо. Это очень сложный логистический процесс - передвижение в пространстве. Современное передвижение в пространстве, не в плоскости, а в пространстве – это очень сложная история. Мы постоянно видим каких-то пилотов, которые падают, мы постоянно видим какие-то ситуации, забастовка во Франции, например, или еще что-то и вся страна превращается в логистический коллапс. Например, выхлоп какого-то вулкана и вся Европа сидит в аэропортах и так далее. И поскольку я всегда занимался транспортом, передвижением человека в плоскости, мне было интересно сделать так, чтобы каждый из нас мог попасть туда, куда мы хотим в любое время. Не тогда, когда мы купим билет или куда нас повезут. Итак, вернемся в 2008 год перед кризисом – Россия жирует. Банки по полной программе дают кредиты. И в 2008 году мы заплатили из собственного кармана $70 млрд. за автомобили. $70 млрд. – это очень приличная сумма и правительство выделило порядка $6 млрд. на строительство инфраструктуры: строительство дорог, мостов и так далее. то есть $80 млрд. было вложено в автомобильную инфраструктуру России. А в это время мы начали строить дорогу Москва – Санкт-Петербург, наконец-то мы начали строить дорогу из одной столицы в другую. Итак, 1 километр дороги Москва – Санкт-Петербург стоит $70 млн., ребята, 1 километр. Если у вас с алгеброй все в порядке, то, умножить на 700 км, получится около $5 трлн. $5 трлн. – это такая приличная получается дорога, раз в 10-15 дороже, чем в самом крутом немецком городе. Например, Дрезден – Прага – самый дорогой автобан в 10 раз дешевле. Итак, мы хотим построить супер-дорогу из Москвы в Санкт-Петербург, но давайте посмотрим тогда по другому… да, кстати, 3 км такой дороги – это целый завод Toyota в Санкт-Петербурге, и он выпускает 50 тысяч прекрасных автомобилей, которые мы же и покупаем. А сколько у нас дорог в нашей России? И сколько у нас есть денег, чтобы их построить? Эта картинка, это прекрасная наша трасса Чита – Хабаровск, по которой недавно лидеры государства ездили. У нас в стране очень много таких и, скорее всего, мы не сможем заасфальтировать Сибирь. Поэтому есть еще такой экстрим. Вот та левая фотография – это Ленинский проспект 17, город Москва, разворот. Второй экстрим – мы покупаем все больше автомобилей, а дорог не строим. Соответственно получается ситуация, когда мы набиваем города автомобилями. Каждый год в Москве появляется 400 тысяч новых автомобилей. Полмиллиона, а дорог больше не становится. Мы стараемся ездить по тем же дорогам, которые есть. Люди по-своему решают эти вопросы и, например, вот этот человек сейчас взлетит на маленьком моторчике и просто перелетит через речку. Казалось бы, что такое перелететь речку? А ведь не надо строить мост! Не нужно строить дорогу к этому мосту, просто взял – и перелетел с одной горы на другую гору. А если с одной горы на другую, то этот двухчасовой серпантин, потом дорожка до моста, через мост, серпантин - обратно и так далее. То есть вы из одного села перелетаете в другое, буквально, за две минуты.
Изюмская: А что это за чудо-пилотируемый объект такой?
Пирожков: Это неважно. Люди просто ищут способы передвигаться в пространстве, а не в плоскости. Это сенокосилка. А два года назад в Казани человек улетел из тюрьмы на бензопиле. Ну, потому что нужно было перелететь через забор. По плоскости же муравьи ползут, а им – пум – колючую проволоку, и они дальше не ползут. Соответственно, чтобы выйти из этой ситуации нужно быть пчелой. Итак, возвращаю вас к началу нашей истории – мы хотим построить 3D транспорт доступный и массовый для каждого из нас, как бы это странно не казалось. 20 лет назад, когда нам говорили, что в таком объекте, как телефон будет телевизор, мы не верили никогда. А как это так, что телефон можно будет носить с собой? А что мы сможем из автобуса позвонить куда-то? Поэтому в данный момент мы говорим о том, что мы можем, и пришло время передвижения в пространстве. Что мы хотим сделать? Мы хотим соединить в одном приборе лучшие качества транспорта. Итак, самолет у нас летает далеко и быстро – мы хотим этого. Вертолет у нас приземляется в точку и взлетает из точки – мы тоже этого хотим, то есть нам не нужен аэродром и дорога для разгона. Дальше, мы хотим, чтобы это было удобно как в машине, а можно даже как в домашнем кресле. И самое главное, чтобы это стоило адекватно, как автомобиль. Вы скажите – это невозможно… А, еще, двигатель может работать как на дизеле – это для автомобильной инфраструктуры, на каждой заправке мы можем его залить. И керосин – это топливо самолетов, соответственно, на каждом аэродроме или аэропорте мы можем его получить. Поэтому инфраструктура, которая уже создана под транспорт, нас устраивает. Теперь, очень важный момент – это переход на массовое производство, то, чего не было в авиации практически никогда, за исключением времени Второй мировой войны, когда наш прекрасный завод в Самаре печатал Илюшин-2, «черная смерть», как его называли. Так вот «черную смерть» выпустили в количестве 30 тысяч за 3-4 года войны. Это было массовое производство авиатехники. Сейчас, к сожалению, это забыли. Говоря о массовом производстве авиатехники, отмечу, что ее стоимость снижается до уровня автомобиля. Сложного автомобиля, согласен, но пока мы говорим про 3D пространство. И самая главная вещь, если вы вспомните, какими были первые мобильные телефоны – это были такие ящики, в них был провод, и они стоили кучу денег, и было совершенно невозможно даже прикоснуться к нему – это была мечта любого бандита. Поэтому мы говорим о том, что стоимость этого прибора становится низкой. Почему мы можем об этом утверждать? Дело в том, что 2 года в Германии был создан двигатель, нашими земляками, русскими ребятами, которые сертифицируют это дизель в этом году. Это первый в мире дизель для авиации. При массовом производстве этих двигателей мы можем выйти на состояние недорого двигателя для авиации. Это дает нам прекрасную возможность снова пойти в банки, как мы это делали в 2008 году, и получить кредит на такой аппарат. Поскольку аппарат будет роботом для начала, чтобы мы не наделали в воздухе всяких хулиганств всяких в воздухе. Потому что первый вопрос, который мне люди задают в России: «А если он напьется?». Это к пилоту будущему. Я говорю: «Если напьется водитель КАМАЗа, то от него будет гораздо больше беды». Поэтому тут надо очень внимательно посмотреть, и, наверное, скорее всего, первые объекты будут роботизированы, чтобы руками не касаться. Просто нажмите кнопочку – Санкт-Петербург, Невский проспект, и он вас довезет. Эта вещь должна быть всепогодная. У нас в стране погодные условия очень разные – бывает снег, лед и т.д. Поэтому мы решили сделать его всепогодным. Тот мотоцикл, на котором человек летал, нам не подходит, потому что мухи в зубах и т.д. Нам надо быть защищенным от внешней среды. Социальная составляющая здесь тоже есть, она не очень большая, но она есть. Если два больших завода поставить в двух уральских городах, то мы можем заместить какие-то заводские активности. То, что, например, автомобильная промышленность скажет: «О-о», и то, что у них может быть меньше работы, я пока не задумываюсь об этом. Может, автодорожная промышленность скажет: «О-о» и т.д. За последние 10 лет у нас пропала региональная авиация. То, что мы летали, например, из Красноярска в Хабаровск, это было нормально. А сейчас нам надо лететь из Красноярска в Москву, а из Москву – в Хабаровск, потому что там больше не летают самолеты, их нет. Ту-134, Ту-154 закончились. Ребята, Boeing и Airbus для нас не хватит, потому что есть Китайская Народная республика, и она тоже заинтересована в пассажирских перевозках, и Boeing и Airbus не справляются с заказами, их не будет в таком количестве, в котором нам нужно. Поэтому региональная авиация у нас сейчас пока в очень тяжелом состоянии. Интересная вещь – если взять 20 км от Москвы и спросить вас: «Сколько стоит сотка земли по Новой Риге, например». Люди знающие мне ответят – «$20 тысяч». «Прилично», - скажу я им. А потом я их спрошу: «А по той же Новой Риге в 200 км от Москвы в районе Селигер сколько стоит сотка земли». Они: «$20». Так и есть, ребята. Разница в цене – тысяча раз, разница в расстоянии – 10 раз. Это дисбаланс колоссальный. Поэтому если я даю человеку транспорт, который довозит его за 40 минут до центра города, а это может быть метро из Алтуфьево, и от Селигера до центра Москвы тоже 40 минут, может быть, он скажет: «О, а там земля подешевле», и может быть, он купит себе там домик. И если девелоперы внимательнее отнесутся к этому проекту, то скорее всего, они построят в районе Селигера большие поместья, а потом к ним купят эти штучки и подарят будущим владельцам, потому что стоимость невысока. У нас колоссальное количество транспортных артерий, которые мы сейчас строим в Сибири. Мы все хотим гнать газ и нефть нашим коллегам в Китай или в Европу, или еще куда-то, но эти артерии нужно контролировать и следить за их состоянием. Зачастую мы не можем попасть на электрические провода, потому что внизу тайга, мы добраться до них не можем просто. Поэтому надо это делать с воздуха, это большое количество техники необходимо. Пока это очень дорого. По Москве едут «скорые помощи», 6 подряд через пробки, чтобы попасть туда, куда надо попасть. Я недавно посмотрел в навигаторе, что нужно сделать, чтобы пересечь Тверскую. Нужно сделать такую вот штуку, а потом ты пересекаешь Тверскую в одном месте, где-нибудь в районе Маяковской, потому что везде пробки, и пересечь какую-нибудь большую улицу в Москве тяжело. А там еще есть такой момент – мы не можем добраться до очагов пожара. Сейчас Россия вся горит, и мы просто не можем туда дойти. И вот пускай сгорит лес, когда он к нам подойдет, мы его потушим. Есть такой тоже прием, поэтому очень интересно, как можно с воздуха добраться до тех мест, которые нам необходимы. Очень важный элемент военный. Дело в том, что в последнее время все вопросы решаются или путем авиации, или тех кораблей, которые эту авиацию везут на себе. По большому счету, все последние войны начинались с воздуха. И этот элемент мог бы нашу обороноспособность сильно поддержать. Учитывая то, что эта вещь может быть беспилотной, это робот, и стоимость у нее невысока, как у автомобиля, то в принципе, пилотами такой авиации могут быть дети. Казалось бы, странно – зачем мальчика учить таким плохим вещам? Но он же в школу все равно не идет, сидит за пультом и режется в симуляторы. И в принципе, если организовать в интернете компьютерную игру «Освой свой Дальний восток», то победитель этой игры может быть подключен к реальному аппарату через центр управления. И если их делать 15 тысяч в год, то, возможно, это серьезная эскадрилья для защиты наших рубежей, где никто не живет. На самом деле, у нас на Дальнем востоке большая проблема с населением. И если мы правильно отнесемся к этой истории, ведь дети на симуляторах работают гораздо лучше, чем пилоты в воздухе. А если тебя сбили, то game over. Ничего страшного, какая разница? Недавно была создана технология контурного плетения композитных монококов. Это, может быть, сложно сказано, но BMW в ближайшем будущем будет выпускать автомобили, аналогичные Формуле-1, но только на конвейере. Это относительно недорого, мы можем воспользоваться этой технологией здесь. Это композитный аппарат. Нужна будет элементарная аэрошкола, чтобы в воздухе себя чувствовать поуютнее и обязательно нужен будет 3D-диспетчер, потому что мы можем нашалить очень сильно. А 3D-диспетчер – это такая интересная вещь, «Пятый элемент» вы видите, в городе будут разные эшелоны, и будут летать на разной высоте. Но тут еще есть интересная вещь. Если внимательно понаблюдать за косяками рыб или стаями птиц, они никогда не сталкиваются. Они работают в 3D-пространстве, и у них есть какое-то понимание относительности происходящего. То есть если я делаю вот так, то мой сосед делает так же. Как это устроено, мы сейчас изучаем, это называется коллективное бессознательное, строим программу на базе этих элементов, чтобы в воздухе мы просто не сталкивались, чтобы аппарат знал другой аппарат и знал, что на земле происходит. Это такой контроль воздушного пространства, в принципе, у них есть состояние буфера. Вот дрозды летают так, и никто не сталкивается, 300 тысяч дроздов. Итак, цель такая – мы должны лететь туда, куда мы хотим, тогда, когда мы хотим. Это, как ни странно, возможно. Боле того, у нас есть много партнеров, которые заинтересованы в этом проекте. Команда, кто у нас принимает участие в этом всем, в том числе президент Российской федерации, как ни странно. Команда-интеграторы – это мы, компания Astra Rossa. Мы занимались сначала автомобилями, сейчас переходим в авиацию. Команда, которая занимается конструкцией – это люди, которые создавали наш российский космос, советский в свое время, люди, которые непосредственно работали над созданием «Бурана». Над «Бураном» работала вся страна, но были какие-то люди ключевые, которые занимались разработкой компоновки «Бурана», они занимаются в нашем проекте сейчас. Люди, которые занимаются двигателем, отработали долгое время в Германии, занимались гоночными двигателями, сейчас они делают двигатели для авиации. Нас поддерживают молодые ребята из ОАКа, которые прошли практику на Boeing и Airbus. Также мы надеемся привлечь компанию Transas Aviation, которые должны помочь нам сделать навигацию и оборудование для контроля. Это интересная карта, карта компании «Вертикаль-Т», которая обслуживает перевозки на вертолетах. Это их заправки по всей России. Если вы обратите внимание, красными линиями показаны дороги, которые мы построили. Мы очень мало построили дорог. Мы единственная страна в мире, которая не построила дорогу через себя. Дорог у нас практически нет, и те, которые есть, в состоянии, которое вы знаете. Соответственно можно бесконечно вкладывать деньги в дороги, а можно попробовать пойти альтернативным путем. И вот здесь как раз ситуация такая, что эти заправки вертолетные мы совершенно спокойно можем использовать для достижения любой точки в нашей стране. В экологически чистых местах, на Енисее, например, мы можем совершенно спокойно строить свои поселки, не задумываясь о том, идет туда дорога или нет. Здесь показан момент, когда к нам в офис приходил президент Дмитрий Анатольевич Медведев по этому вопросу. Проект поддержан, мы сейчас движемся дальше. Главная задача на этой встрече у меня была – это попросить, чтобы ускорили принятие закона «Чистое небо», чтобы мы могли летать. В России главная задача всегда стоит такая – а разрешат ли? Разрешили – с 1 ноября уведомительная система полетов. Китай открыл небо для малой авиации. В этом году был съезд компартии Китая, на котором сказали, «ребята, главная задача для нас, китайцев – это суметь покупать нашу китайскую продукцию». Поэтому повышение благосостояния рядового китайца – наша главная задача. Если рядовой китаец может позволить себе автомобиль, то и нашу историю он тоже себе позволит, а это большой рынок. Эта вещь летает на 7 тысяч метров, может даже выше, 500 км/ч – это вдвое быстрее, чем вертолет, 2000 км – это вчетверо дальше, чем вертолет, 5 человек и 300 кг груза – как хороший автомобиль, стоимость от $70 до 120 тысяч – как хороший автомобиль, и один пассажирокилометр, мы посчитали, это 5 рублей всего. То есть, 3 чашки кофе, и через полтора вы в Санкт-Петербурге из Москвы, и полтора часа обратно – еще три чашки кофе. Это вещь маленькая, размером примерно с автомобиль. То, что он немножко странный – не беда, первый мобильный телефон тоже был очень странный. В принципе, ничего нового здесь не изобретено, это все low-tech. Сейчас модно говорить hi-tech, а это low-tech – это дизельный мотор и все, по большому счету, здесь больше ничего и нет. А вот эта странная таблица, не буду вдаваться в ее подробности, скажу только, что мы быстрее и дальше вертолета летаем за колоссально низкую цену. Сейчас вертолет, который по аналогу перевозит такое же количество груза и пассажиров, стоит $7 млн. По большому счету мы можем продавать эту вещь, ну, за 5. А стоит она на самом деле, порядка 100 тысяч. Это высокомаржинальный продукт для страны, который, возможно, станет новой отраслью, и то, что мы можем продавать за рубеж. Потому что сейчас мы продаем «Калашников», нефть, газ, титан, что еще… девчонок, что еще?
- Мальчишек.
Пирожков: Мальчишек не продаем. Они неконкурентоспособны. Очень мало. То есть, мы практически ничего не продаем, поэтому никому, ничего не надо. А это один из вариантов, что может быть хорошее. В принципе, на этом я могу закончить, по большому счету, мы предлагаем переход от лошади к автомобилю, от наперстка к швейной машинке и от ножа к лазерной резке. Есть вопросы?
- Владимир, я уже второй раз слушаю вашу интересную лекцию, первая была почти год назад, и мне очень сильно хочется знать, что сдвинулось? Есть ли какие-то успехи, или развороты в этой теме?
Пирожков: Очень хорошо, я как раз знал, что будут люди, которые уже знают эту историю. Тема такая, сдвинулось многое, и с точки зрения разработки аппарата, мы продолжаем его разрабатывать, то есть мы все больше готовы к началу производства этой истории. Но никуда не сдвинулось финансирование проекта. Все прекрасно слушают…
- А Медведев?
Пирожков: Медведев, он же поддерживает. Он дал закон. Но у него есть свои полномочия, он сделал свое дело. А вот кто у нас за финансы отвечает – это банки, но они у нас никак не венчурные, а это венчурный продукт, если говорить по-английски. Если говорить по-русски, это рискованный продукт: а вдруг ничего не получится, а вдруг это не вчера и не много. Например, у наших банков парадигма сейчас такая – дайте вчера и много, они на дальние проекты не закладываются. Поэтому, не изменилось финансовое состояние проекта, и мы сейчас в поиске инвестиций. Но с другой стороны, у нас сейчас складывается команда, все больше людей, которые интересуются, приходят, и мы просчитываем эту штуку, и она, в принципе, готова, чтобы делать ее прототип.
Изюмская: А венчурные фонды не интересуются?
Пирожков: Венчурных фондов нет в России.
Изюмская: Как? Я слышала обратное!
Пирожков: Они называются венчурные фонды, но работают, как обычные банки.
Изюмская: Из Сколково уже стучались?
Пирожков: Со Сколково такая история – сколько принесешь, столько тебе и дадим. И еще 50%, пожалуйста, нам интеллектуальной собственности. Поэтому Сколково это отдельная история, которую нужно внимательно изучать, прежде чем туда идти.
Изюмская: С другой стороны, тот же президент мог бы сделать из этого нацпроект.
Пирожков: Мог бы, но не сделал. У него другие задачи, у него выборы скоро будут. А может быть, посмотрев Дождь, скажет, «О! Как хорошо, это предвыборный проект, который нам, для страны, действительно нужен. И не только для страны». Но давайте по-честному, одно дело, когда большие олигархи дают тебе денег, с другой стороны, тебе надо найти их самому. Я их ищу. Возможно, они будут не совсем русскими, так как русский капитал я не нашел. Денег полно, но они работают в нефть.
- Речь шла в прошлом году, что есть какие-то иностранные инвесторы, которые готовы вас поддержать. Что с ними?
Пирожков: С ними пока ничего, потому что я искал русских. Русских я не нашел, поэтому сейчас, скорее всего, будем активировать эту историю.
- С учетом того, что эта модель будет передвигаться в 3D пространстве, а наши города спроектированы так, что все движется понизу, получается, что это нарушение системы безопасности. Если брать реально, как защитить Москву?
Пирожков: От кого?
- От каких-нибудь 3D террористов, мошенников, которые перепрограммируют этого робота и…
Пирожков: Вы хотите об этом поговорить? Хотите, я приглашу специалистов, и они расскажут вам, как защитить Москву.
- Ну, а вы думали об этом?
Пирожков: Давайте начнем не с Москвы для начала, а хотя бы с Сибири. Есть места, куда мы хотим попасть, а не можем. Если начинать с парадигмы защиты Москвы, так тоже можно, но давайте попробуем решить вопрос принципиально, а потом скажем, строим вокруг Москвы купол, например. Я уверен, что у мэра Москвы найдется определенный проект, чтобы сделать купол вокруг Москвы, погодный какой-нибудь, или еще что-нибудь. Это частный вопрос, который решается. Смотрите, переход от лошади к автомобилю люди поначалу тоже… очень шумные и пыльные автомобили были, и первые гонщики очень быстро на них ездили, как ни странно. Так вот в городах люди натягивали струну на уровне головы пилотов, потому что автомобили были все кабриолеты, и когда они влетали в город шумно ночью… понимаете. Все начиналось так. И здесь тоже будут какие-то противодействия, понятно, но счастья от этого гораздо больше, чем беды.
- И второй вопрос. Есть так называемые струнные технологии, когда натягивают струну между двумя столбами, где есть большой пролет, и по ней могут двигаться поезда со скоростью 500 км/ч. И вроде как все это прошло экспертизу в Российской академии наук, и по сообщению комиссии по модернизации, по-моему, даже сам Медведев говорил, что такая бумага о развитии струнных технологий, действительно, лежала в правительстве 7 лет, и он даже ее видел. И что я еще помню, это то, что на заседании комиссии по модернизации губернатор, по-моему, Самарской области, он уже в прямом эфире в «Вестях» сказал об этом Дмитрию Анатольевичу, что есть такие струнные технологии, давайте, может, их будем развивать.
Пирожков: А вопрос какой?
- Вопрос такой, вы слышали, что-нибудь про это?
Пирожков: Нет, я не слышал. Смотрите, какая штука, есть муравьи, а есть пчелы…
- Я почему задал этот вопрос? – эти технологии тоже решают проблему межрегиональных перевозок.
Пирожков: Смотрите, есть, например, автомобиль Ё-мобиль – новый, модный и всеми любимый. Но это еще один автомобиль в пробке. Какой бы он модный не был. Поэтому решение вопроса – не по земле. Струнные технологии – это земля, провода, привязанные к каким-то там столбам. Может быть, это круто. Я не знаю ничего про это. Но это столбы, стоящие на земле. Соответственно, у вас расстояние, максимум 15 метров. Поэтому это еще один паровоз, только по-другому. Это тот же самый Ё-мобиль, только в паровозной пробке. И это модернизация, не инновация. Это тоже, на самом деле, модернизация тех летательных аппаратов, но если каждый из нас перейдет на такую штуку, то это полная инновация. Потому что, в принципе, телефон, который у нас в кармане лежит, это тоже телефон, мы по нему говорим, это модернизация телефона – но как это поменяло нашу жизнь! И вот это вопрос очень серьезный. Может быть, между Самарой и Москвой можно будет ездить на струнных технологиях, может быть, можно на «Сапсане» уехать из Москвы в Санкт-Петербург. Вопрос А – сколько это стоит, и В – это обычный поезд.
Изюмская: Хотела бы продолжить тему безопасности, меня больше человеческий фактор интересует. Полицейские не очень справляются с 2D-регулированием, 3D-регулирование потребует от них нечеловеческих усилий.
Пирожков: У нас 8 млн. человек в силовых структурах, полицейских у нас 1 млн. 400 тысяч – мужиков, они живут на деньги, то, что им налоги отдают. Они же не зарабатывают деньги. ЧОПа у нас 1 млн. 700, у нас люди охраняют в тюрьме, и еще сидят те, кого надо охранять. Мы охраняем самих себя от самих себя. Если мы все время будем рассчитывать на то, как будет легко или тяжело полицейским, то это не самое главное в жизни, поверьте. Меня не интересуют заботы полицейских, меня интересует, как передвигаться в пространстве.
Изюмская: Это же вопрос нашей безопасности, как они будут это регулировать. Будет некий центр, который будет осуществлять это 3D-регулирование, и там так или иначе будет человек с кнопочкой сидеть.
Пирожков: Смотрите, какая ситуация. Конечно, вы правильный вопрос задаете. Это необходимые правила дорожного движения, назовем их так, какие-то светофоры надо будет делать - остановились, пропустили. А может быть, на разных уровнях одностороннее движение будет, как в «Пятом элементе». Это все решается. Меня меньше всего волнуют проблемы наших полицейских, потому что это не самая главная составляющая нашего общества. Почему на экранах наших телевизоров все про полицию? У нас даже девушки в полицию идут. Амазонки, что ли? Придумана какая-то штука – милиция без штанов. Что это такое? Почему мы все говорим про полицию? Почему у нас все программы – суд, «Битые фонари», «Глухарь» и все остальные вещи. Мы все про полицию говорим. А где учителя, врачи, люди, которые хоть что-нибудь создают? Рабочие, сталевары, водопроводчики – где они все? Мы все хотим быть пиарщиками. Пиарщиками чего? Я предлагаю создавать что-то в нашей стране, а не просто пиарить ничто. Это самая главная история. Вопросы про полицейских я стараюсь как можно дальше от себя отпускать. Они справятся.
- Владимир, всех интересуют, в основном, юридические вопросы, политические, экономические. У меня возник с самого начала лекции технический вопрос. Когда вы говорили о всепогодности этого транспортного средства, хотелось бы получить более подробный комментарий, насколько он конкурентоспособен с наземным транспортом. Когда вы говорите, что туда-то мы не можем добраться, все-таки по земле мы можем добраться всегда. Есть куча армейских технологий, есть армейские тягачи, которые проходят сквозь лес.
Пирожков: Да ладно, это вам рассказали. На самом деле, вы не можете попасть в 85, если не в 90% мест в Сибири, вы можете туда только дойти. Доехать – нет вообще. Доплыть – может быть, а потом дойти. Все эти тягачи, строгачи – практически нереальная история, потому что первая горка с деревом – все.
- В последнее время, если последить за новостями, создается впечатление, что у нас не страна, а страна-катастрофа: регулярные грозы, пожары. Какие у этого транспортного средства пределы эксплуатации? Можно ли на нем летать в грозу, в условиях задымленности. То, что вы говорили о его предназначении, подразумевает такой некий определенный запас.
Пирожков: Во-первых, главный ресурс – это двигатели. Они очень мощные, держат очень серьезно. Если совсем по технике говорить, то двигатели с двойным запасом – 6 и 6 цилиндров и еще 6 и 6 цилиндров, два коленвала здесь, два коленвала там, плюс еще они между собой, 4 в 1 называется. А вторая вещь в том, что если уж совсем беда, то есть парашют для всей этой истории, как у космического корабля. Наверху открывается, и ты планируешь. Это все можно сделать. Детали мы можем сколько угодно обсуждать, я вас просто ввел в курс дела, что есть идея, как сделать просто и недорого. Вся программа по выводу на массовое производство должна обойтись порядка $500 млн. Это половина Лефортовского тоннеля московского.
Изюмская: А по времени это сколько займет?
Пирожков: 5 лет.
Изюмская: Как только вы $500 млн. получите, за 5 лет вы уже запустите конвейер, который будет 15 тысяч машин выпускать.
Пирожков: 15 тысяч вряд ли. Сначала хотя бы три, а потом дальше будет до 15-ти развиваться.
Изюмская: А хотя бы один уже опытный экземпляр существует?
Пирожков: Нет еще.
- Такой аспект как навигация – планируется какая-то глобальная система наподобие спутника?
Пирожков: ГЛОНАСС, GPS. Это глобальный продукт по любому. Потом, смотрите, какая штука. Навигация сейчас уже достаточно высока точная. У нас на автомобилях уже стоит навигация до 10 см. 10 см – для меня разницы нет, я сюда прилетел или сюда прилетел.
- Диспетчерская служба также равномерно распределена по площади страны?
Пирожков: Ее пока нет. Это роботы могут быть, причем это абсолютно реальная история, это софт, это даже не hard. Не нужна там башня с четырьмя девочками, которые не спят, этого не надо. Это роботизированная система. У нас есть датчик здесь и датчик в аппарате – мама, папа.
- Возвращаясь к теме финансирования. Я не отношусь к числу скептиков, но у вас каков предел терпения? Не ждет ли ваш проект судьба еще одного технологически революционного изобретения, которое выйдет где-то на Западе, в странах «золотого миллиарда», а потом будет поставляться нам в обмен на нефть, лес, девочек и т.д.?
Пирожков: Что значит «поставляться нам»? Может быть, и не будет нам поставляться. Если мы сами захотим его сделать, мы его сделаем. Если мы захотим поговорить с западными инвесторами – да. Наши банки, например, сейчас все берут у западных банков – принято так. Зачем свое-то иметь? То же самое у нас происходит с промышленностью. Продали Волжский автозавод, продали КАМАЗ, ГАЗ отказался от собственной марки «Волга» и сказали: «Нам удобнее Chevrolet выпускать». И мы как обезьянки и собираем все эти гайки. На самом деле, инжиниринг уходит из страны, потому что проектов своих у нас сейчас практически нет. Это один из вариантов возродить хотя бы какую-то инженерную мысль. Если не захотят… Банкиры, в принципе, не решающие люди, это всего лишь купцы. В древнем мире определяющими людьми были философы и поэты. Так получилось, что сейчас купцы рулят.
- Как раз затронули очень удачно эту тему. Я хотел от сугубо технологической, финансовой плоскости перейти к общечеловеческой, культурной. Этот вопрос у меня возник еще в самом начала вашей лекции. Прогресс, на самом деле, очень сложная тема. Для меня прогресс ассоциируется почему-то с супер-навороченным iPad в руках у Пэрис Хилтон, у которой, как мы знаем, мозг шимпанзе, может быть, чуть лучше. Для вас понятия прогресс и развитие тождественны или они четко не совпадают, потому что я всегда их строго развожу по разным углам.
Пирожков: Прогресс прекрасен, конечно же, но до определенной точки. Я как раз говорил про отслеживание сложности. Если мы делаем тот автомобиль, например. Был самый базовый автомобиль, потом такой, который выполнял хорошо свою задачу – Лада 2101, например, «Жигули». А потом начался наворот этот. Это лишнее, на мой взгляд. Вам подогреют здесь, тут три памяти – для меня, жены и любовницы, тут подушка, там подушка. Она стоит на этом Ferrari в пробке на Тверской, у нее 400 км в час, миллион долларов, парень ей подарил, ей 19 лет, жизнь вот такая. А ей нужно-то в салон педикюра. И вот она стоит три часа в этот салон педикюра, чтобы эта Ferrari, великолепная инженерная мысль работала 100 лет, гонялись люди, умирали, чтобы она доехала в салон педикюра. Очень хорошо. Но есть еще ограничения скорости 60 км в час по городу. Ребята, это не нужно, на мой взгляд. У нас сейчас задачи гораздо более важные. У нас сейчас в Сибири реально утонуло 300 метров трассы. Та же Чита-Хабаровск. Утонула вместе с грузовиками. Там люди еле выскочить успели. Она утонула, ее забросали вместе с грузовиками щебнем, и этот щебень опять утонул, и опять загрузили щебня. Где-то в Америке грузовики, наверное, колесами вверх вышли. Какая там дорога, ребята?
- То есть все-таки, что вы хотите сделать, чтобы ваш проект не стал Ferrari, а стал бы Ford – доступным и в Сибири, и на Дальнем востоке?
Пирожков: Ferrari не станет по любому, потому что Ferrari уже есть в авиации, на этих Ferrari наши олигархи и летают. Это не наша парадигма. Я занимался автомобилями всю свою жизнь, и понял, что они больше неконкурентоспособны в принципе как передвижение. Это муравьиная тропа. Я пытаюсь сделать пчел, чтобы социальное общество летало гораздо дальше и на разные поля, разными цветами интересовалось. А не по этой дорожке, по которой муравьи ползут. Мы должны иметь свободу передвигаться туда, куда мы хотим, когда хотим.
Изюмская: Хотела вернуться все-таки к предыдущему вопросу, на который, мне кажется, вы не ответили.
Пирожков: Безопасность?
Изюмская: Нет, не безопасность. Запас терпения, если в России не откликнутся и не заинтересуются, сколько еще – полгода, год, пять лет будете искать деньги здесь, прежде чем продать это за границей, в Китай тот же самый.
Пирожков: Китай итак возьмет, не нужно продавать. Вы сейчас по телеку покажете… В принципе, сейчас мир глобален. Я смотрел, у вас там лежит «Большой город», написано: «Перестать делить мир на своих и чужих». Какая разница, кто на этом летает? Если на этом будут летать китайцы, я буду только рад. Если китайцы смогут их производить массово, а мы сможем их покупать, как мы сейчас ездим на хороших автомобилях – да почему нет? Если бы японцы эту вещь имели, они бы успели взлететь перед цунами. Ну набилось бы немножко больше людей, на гору бы улетели. Но ситуация какая? Это не очень важно, откуда деньги придут. Это важно, где мы сможем это дело как-то начать делать. Это переход на другую систему транспорта для всего человечества. Мне неважно, это наши или не наши. В России я бы очень хотел. Мне здесь нравится больше, чем в Ницце или еще где-то. Мне здесь уютнее. Если это буду не я, все равно это кто-то сделает.
- Первый вопрос касается топлива. Вы сказали, что это будет дизельный двигатель. Почему вы остановились на нем, а не стали разрабатывать солнечные батареи, электромобили какие-нибудь летательные, потому что это более инновационное. Получается, что летательный аппарат не был бы привязан к станциям. Второй – о размещении летательных аппаратов. Скажем, я решила купить такой аппарат замечательный, но я не знаю, где мне его хранить. В гараже – это как-то странно, на крыше может не хватить места.
Пирожков: По первому вопросу – надо с чего-то начинать. В первую очередь нужно начинать с того, что уже существует. Например, когда в лошади мы переходили на автомобиль, мы воспользовались теми дорогами, которые были протоптаны миллионами копыт. Здесь тоже нужно начинать с каких-то базовых вещей, которые уже существуют и которые достаточно сильно развиты. Дизель – это гораздо более развитое топливо, которое есть, в том числе и военное. Мы сейчас ведем переговоры с Siemens по поводу гибридной составляющей. Мы делаем вместо двух двигателей один и два электрогенератора. Очень удобно, потому что этим двигателем мы можем делать развесовку внутри, и тогда у нас будет беззвучный аппарат. Когда к вам BMW подъезжает большой, а вы не слышите его, вот также эта штука висит в воздухе, а вы ее не слышите. Вторая штука такая: солнечные батареи и пропульсионные фотонные двигатели – это все прекрасно, кроме того, что они практически нигде не работают. Это очень модно, инновационно, хотя на самом деле не очень. Есть один самолет, который летает на солнечных батареях, он швейцарский, он стоит как вся Швейцария. Наша задача – сделать базовую вещь, которая будет доступна. Он, конечно, не идеальный, и размер об этом говорит. Как раз правильно вы говорите – где его парковать? Для начала в центре города его не будет, пока не появится. Она будет, наверное, только у МЧС, и может быть, у наших великих милиционеров. Но я бы очень хотел, чтобы «скорая помощь» такими вещами воспользовалась, потому что наша «скорая помощь» давно уже не скорая. Те пробки, которые в столице есть, это доказывают. Другое дело, что если каждый из вас посмотрит в окно своего дома, то вы все прекрасно знаете, что в каждом дворе есть электрическая будка. Это очень интересная вещь, она как раз того размера, какой нужен. Она не используется никаким образом, мы на ней пишем баллончиками что-нибудь. Это посадочная площадка в каждом дворе. Более того, над каждой электрической будкой, как ни странно, нет проводов. Поэтому можем прилететь – сесть и помочь бабушке какой-нибудь, которая получила извещение о том, что пенсия у нее закончилась. Ситуация с размером еще очень актуальна, но для начала давайте попробуем обеспечить людей, которым нужно реально передвигаться. Вы пока можете передвигаться в Москве: метро, автомобиль, общественный транспорт. По большому счету, этого пока достаточно. Но дальше, когда будет компактнее и компактнее становится этот парад, дело в том, что система двигателей и гибридные технологии сейчас нас выведут на более компактную историю. С другой стороны, все равно полет в 3D – это какие-то физические принципы, и нам нужно крыло какое-то, какого-то размера. Может быть, эти вещи будут висеть на стене. Например, подлетел к Moscow-City, сел, тут сел, как мухи садятся – почему нет? Об этом нужно думать, это один из вариантов. Но на данный момент это все-таки какие-то площади за МКАДом. Дело в том, что мы сейчас очень много времени на логистику тратим. Мне, например, вчера нужно было попасть в три места в Москве. В пятницу вечером попасть в три места в Москве – Электрозаводская, Горбушка и еще где-то, очень тяжело, и времени в пробках проходит очень много. А если мы умножим нас всех на передвижение в Москве, например, если нам нужно попасть в два места в Москве в день. Вы начинаете передвигаться – и вот наши пробки. Это один из способов решения пробок – просто с iPad на iPad разговаривать.
- Если не секрет, какова конкретная стадия работы сейчас. Идея правильная, интересно, что у вас уже получилось. Второй вопрос – понятно, что идея правильная, странно, если бы она только вам пришла в голову. Вы не отслеживали конкурентов, кто еще этим занимается, до какого момента они продвинулись, почему у них застопорилось, или они что-то уже сделали?
Пирожков: Со второго начну. Я не вижу конкурентов, потому что кто бы это не сделал, это будет все равно очень затребованная история. Это даже не конкуренты, а соратники. В Америке сделано несколько интересных проектов на эту тему. Например, есть автомобиль Terrafugia, которая раскладывает крылья, разгоняется по шоссе, взлетает, но чтобы разогнаться по шоссе нужно, во-первых, убрать тех, кто перед тобой едет. Во-вторых, лучше, чтобы встречки не было, потому что крылья широкие. По большому счету, это аэродром. Как только привязываешься к аэродрому и к разгону со скорости, то у тебя это уже не всенародный транспорт. Моя задача – взлететь с точки и сесть в точку. И пока таких конкурентов или соратников нет. Есть еще замечательный проект в Америке, называется Osprey, $50 млрд., 50 лет разработки – падает. Объясню, почему. Потому что система повтора двигателей с вертолетными огромными лопастями, все эти вертолетные лопасти с автоматом перекоса. Очень сложные. Кинематика лопастей сумасшедшая совершенно. Потом чтобы повернуть двигатель со всей этой надстройкой – это надо очень серьезную систему кинематики сделать, очень дорого. Умножить на два. И эта штука не регулирует себя в пространстве, потому что они пошли немножечко другим путем. Это их проблема. Есть деньги, $50 млрд., очень круто. Мне нужно ровно в тысячу раз меньше.
Изюмская: А сколько денег нужно на создание прототипа?
Пирожков: 1 к 5 прототип – $2,5 млн. Если он взлетает, мы находим стратегических инвесторов, это $40 млн. на 5 полноразмерных прототипов для сертификации и испытаний. А дальше 500 млн. на создание производства и запуск в массовое производство. Мы находимся на стадии, что у нас все просчитано, разработано, в принципе, экономика вся есть, просто нет денег. А денег нет, потому что наши банкиры хотят вчера и много.
Камынин: Алексей Нестеров замечает, что насчет точности системы GPS и ГЛОНАСС, они точны только в плоскости, а в высоте они совершенно не определяют точность. Как вы с этим будете справляться?
Пирожков: Для этого есть система автопилот. Если совместить несколько систем, которые уже существуют, то получается симбиоз этих систем. Я был в авиасалоне в Ле-Бурже, искал программное обеспечение для таких вещей. То, что я вам показывал – стая птиц – я нашел программное обеспечение. Двое 17-летних французов сделали с iPhone управляющиеся роботы-дроны, которые пляшут в воздухе, переворачиваются как хотят. Это просто в воздухе такая танцующая парочка. Пока парочка, но это уже система отслеживания идентичных движений. Насчет 3D-контроля – это возможно. Мы сейчас разговариваем с людьми из военной авиации, которые будут нам помогать. Системы контроля здесь будут самым главным вариантом. Даже как это штука взлетит – не очень важно, важно отследить, контролировать процесс полета. Нам здесь не больно падать, а оттуда падать больно, поэтому очень внимательно нужно к этому подойти.
Камынин: Вопрос от Дмитрия Родчева – что с расходом топлива. Например, это машина дешевая, сколько мы потратим потом на авиатопливо?
Пирожков: Это дизель.
Камынин: Если захотите – керосин. Если вы летите в холодные районы, и дизель замерзает – наливайте керосин. Ситуация такая, что расход топлива как и у автомобиля – 9 литров. 40 литров в час тратит мотор. Но в час он летит 500 км. На 100 км расход неадекватен.
Камынин: Вы нам плюсы называете, а какие самые крупные минусы этого проекта, которые вы сами для себя еще никак не разрешили?
Пирожков: Есть два. Первый – я считаю, что моторы пока тяжеловаты и они висят на крыльях, поэтому гибридная ситуация нас очень радует, тогда у нас очень легкое крыло получается. Вторая вещь – это размер. Он пока великоват. Надо решить вопрос, как подняться в воздухе и лететь без большого крыла. У нас крыла размах сейчас 8 метров. Это много. Ну и главная проблема – деньги.
Камынин: Пока этот вертолет будет взлетать с моего дачного участка, у меня там не снесет все деревья.
Пирожков: Снесет, конечно. Скорее всего, семена разлетятся далеко. Пока это пропеллеры, это воздушное давление, газодинамика. Пыль будет, да. Будем снисходительнее. Первый мобильный телефон тоже был тяжелым и $5 тыс. стоил. Сейчас вам бесплатно дают такую маленькую коробочку и 150 рублей еще кладут на счет, чтобы вы главное присоединились. Всего прошло 15 лет. В принципе, я ожидаю, что лет через 10-15 появится новый принцип двигателя, потому что сейчас мы все используем двигатель внутреннего сгорания, это четвертый технологический уклад. Если мы сейчас шагнем дальше, возможно, будет новый принцип двигателя.
- У меня три вопроса. Сколько стоит разработать новый автомобиль с нуля и по срокам от западной компании. Второй – обращались ли вы в многочисленные российские бизнес-инкубаторы, технопарки, которых в каждом городе насоздавали по 3.
Пирожков: 176.
- И третий – на чем вы хотите зарабатывать, в чем концепция бизнеса у вас? Хотите зарабатывать на продаже данных летательных аппаратов либо на их обслуживании, продаже запасных частей?
Пирожков: Разработка автомобиля с нуля для западной компании, если не модернизировать какую-то платформу, причем любого практически размера – $2 млрд. Срок: Япония – 2 года, Европа – 4, Америка – 3,5. В России – 25. Так вышло, просто мы не вкладывали деньги в развитие. Я не иронизирую. В России больше не будет этого, поэтому мы можем это просто забыть. Второй вопрос – обращались в технопарки. В технопарках венчурный фонд достигает $30-40 тысяч, а нам нужно 2 млн., чтобы поднять первый прототип. Это тоже интересная тема, потому что прототип – это беспилотник, это отдельная программа для военных. Тут можно разговаривать с тем, кто может вложиться в историю беспилотников, потому что у нас страшная проблема с беспилотниками. Можно это как отдельный бизнес отделить. А военные молчат, разбираются со своими складами, которые у них сейчас горят вместе с лесами. Производство строить, сам завод я не хочу. Есть система такая, iCar, BMW сейчас будет вводить буквально через 1,5 года. Создается какой-то объект, под него создается логистическая система – небольшой заводик, модуль. Он не будет выпускать как Волжский автозавод миллион автомобилей, он будет выпускать 5 тысяч автомобилей, даже не 500 и не 50. Собирают 100 человек, обучение этих людей – и вот вам упаковка. Приезжает Радж Капур какой-нибудь из Индии и говорит: «А вот в моем районе как раз такой завод пойдет, и 5 тысяч машин я продам в год». Забирает всю эту штуку и уезжает. Эта вот штука, технологическая упаковка, ее мне интересно продавать. Вот где деньги. Поскольку продукт высокомаржинальный, он съедает вертолетную промышленность сразу, малую авиацию. Убирает дорожников, много еще кого. Это особенно для азиатских стран, для стран без инфраструктуры, без возможности постройки дорог, тоннелей, мостов, заправочных станций на коротком расстоянии, это очень важный проект для мира в принципе. Особенно островные государства, горные, где лес и т.д.
- Слушал-слушал, и будучи поначалу пессимистически настроен, сейчас более оптимистичен во всей этой истории. Я сначала думал, приложил это к Москве, и когда вы сказали, что действительно для Москвы не очень, я понял, что для Москвы это, правда, не очень, кроме экстренных служб. Малая авиация по России – это идеальный вариант. Понятно, что есть минусы финансирования, административные и прочие, которые характерны для всех проектов, которые делаются в России. Возвращаясь к теме струнного транспорта, насколько я знаю, ребята делают проект в Австралии, сопоставимой по размерам пустых площадей. Для них важно сделать проект, который потом купят в России. Какие вы видите минусы – двигатель немецкий, корпус тоже не российский, нашли ли вы какие-то моменты, которые можно делать в России?
Пирожков: Я думаю, что софты мы будем делать здесь, потому что это как раз то, как зарабатывать деньги. Если мы сможем контролировать сразу много аппаратов в воздухе, это очень крутой софт, такого практически нет. Также очень крутой военный софт. Софты должны быть российские. В России можно построить все эти заводики, поскольку мы сейчас прекрасно научились собирать и гайками скручивать западные технологии, почему бы нам не скручивать гайками эту технологию. Можно ее назвать западной, восточной, северной, южной – это не важно. Из чего она будет сделана? – скорее всего из карбона, который делается в Китае. Но, клей, который будет собирать этот карбон, может быть немецким, а поликарбонат – китайский, а еще что-то, может быть еще откуда-то – глобализация, однако. Я считаю, что, если этот проект запустится в России – created in Russia – то меня вполне это устроит. Где сделано – не важно, важно как и кем. И если уйти от лозунга и пафоса, если нашей команде удастся перевести человечество из 2D в 3D, то будет зачет, как бы это сделано ни было. Мелочи, негативы, они есть, да, над ними надо работать, но, ребята, не бывает идеальных вещей. Даже iPhone не идеален. Давайте просто допустим, что такая вещь произошла. Изменения передвижения в пространстве – это другой уровень свободы. Может быть, меня, в первую очередь, политики никуда не пускают, потому что это свобода. А свободу кто любит? Только те, кто ее не имеет.
- Я как раз об этом хотел спросить: не получится ли как в истории с сотовой связью, что эти пассажирские перевозки сразу будут монополизированы государством или частным крупным капиталом?
Пирожков: Давайте посмотрим, что будет. Я не знаю. Проблемы надо решать по мере их наступления – это во-первых. А во-вторых – если я научился создавать автомобили, и все меня спрашивают автомобили, автомобили, мне больше это не интересно. Если я смогу дать людям другой шанс, другой уровень, значит, я не зря прожил жизнь. И это очень важно. И какие там дальше будут вопросы – может быть, это только военные возьмут и потом всем не дадут. Но и со связью так было: 4G запаковали, а сейчас отдают. Процессы инновации совершенно неизбежны. Если это буду не я, то кто-то другой, но я хотел бы нашей стране это сделать, для будущих поколений, для тех детей, которые сейчас растут, чтобы у них была вера в то, что мы можем сейчас двигаться и можем жить, где захотим, можем делать, что захотим. Это очень круто.
