Побег «великого комбинатора»: чем кончается русский сепаратизм

Образ приднестровского экс-президента Шевчука, на лодке пересекающего ночной Днестр, чтобы попасть на молдавский берег — это слишком красиво, чтобы быть правдой. Практически буквальная материализация финала «Золотого теленка». Во времена Ильфа и Петрова Днестр разделял СССР и Румынию, и Остап Бендер со своими «бранзулетками» пытался бежать за границу примерно в тех же местах, где сейчас бежал Шевчук. И хотя сам экс-президент утверждает, что никакой лодки не было, а он бежал в Молдавию на такси, значения это уже не имеет — подвиг Остапа Бендера Шевчук уже в любом случае повторил, превзойдя оригинал, и это уже навсегда в истории «русского мира».

Понятно, что юго-западный уголок бывшего СССР — это наши Балканы, и любой человек в тех краях как-то сам собой превращается в героя Кустурицы, но все же для отечественной истории Приднестровье — такая важнейшая точка на карте, где впервые была опробована та технология, которая в последние годы реализуется в Донбассе и отчасти в Крыму. Современники называли это «доктриной Лукьянова» в честь последнего председателя советского парламента, и я однажды даже спрашивал у Анатолия Ивановича об этой доктрине, он сказал, что не помнит, но, видимо, это такой же термин, что и «коктейль Молотова» — всем ясно, что это не Молотов придумал наливать бензин в бутылку, но стихийный брендинг работает по своей логике.

Последние полтора года существования СССР, когда многие республики, начиная с прибалтийских, уже заявили о своем выходе из Союза, но по факту еще оставались в нем, только экспериментируя с суверенитетом, символикой и прочим — вот в это самое время у кого-то в Москве родилась идея бить сепаратистов их же оружием, то есть устраивать сепаратистские анклавы в тех республиках, которые заявили о своей нелояльности союзному центру. Так появилось Приднестровье, так появились нелояльные Тбилиси анклавы между Грузией и Россией, было много слухов и ожиданий по поводу Прибалтики — Нарва, Латгалия, Шальчининкайский район Литвы, наверное, тоже могли стать такими анклавами, но на них у Москвы уже не хватило сил. Просоветский сепаратизм начала девяностых — это была остроумная и циничная игра, лишенная при этом, как теперь ясно, всякого практического смысла, потому что ключевым условием игры был антисоветский сепаратизм раскалываемых союзных республик, то есть Молдавию и Грузию Москва раскалывала, а Украину, Казахстан или среднеазиатские республики, где русским было в любом случае тяжелее, чем в Молдавии, не трогала, потому что они были лояльны центру.

Чтобы Приднестровье стало той сонной и тихой никому, в общем, не нужной республикой, как теперь, оно двадцать пять лет назад прошло через не менее тяжелую, хоть и более короткую, войну, чем в наше время в Донбассе. За что воевали люди на левом берегу Днестра? В старых газетах можно найти набор знакомых нам по Украине лозунгов — история Приднестровья началась с «лингвистического фактора», то есть буквально с опасений за будущее русского языка, и с недовольства евроинтеграцией — тогда было модно говорить, что Молдавию ждет присоединение к Румынии. Мы сейчас не выясняем, насколько достоверными были те страхи и опасения, мы говорим, что они были, и, в общем, ничем не отличались от лозунгов любой национально-освободительной войны во все времена — люди считали свое дело правым и руководствовались самыми благородными мотивациями, когда шли воевать.

Спустя двадцать пять лет все мотивации съежились до той лодки или такси, на котором очередной сепаратистский президент убежал в ту страну, от которой его республика с боями и кровью отделялась двадцать пять лет назад. Почему-то так часто бывает, что, когда военный дым рассеивается, и когда лозунги выходят из моды, оказывается, что та молодая республика, за которую когда-то погибали люди — это прежде всего черная дыра, позволяющая обогащаться узкому кругу патриотов, и не несущая ничего хорошего никому кроме них. Точно так же когда-нибудь будет в Донбассе, в Крыму, а может быть, и в Москве — никакой войны, никаких благородных мотиваций, только ночь, пограничная река и «бранзулетка», зашитая за подкладку шубы.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции