«Все 11 свидетелей крепко спали»: четыре нестыковки в убийстве директора «Роскосмоса»

Член ОНК Когершын Сагиева о том, что рассказали сокамерники Владимира Евдокимова

Бывшего главу «Роскосмоса» Владимира Евдокимова 18 марта нашли мертвым в московском СИЗО номер пять. По словам собеседника «Интерфакса», основной версией гибели Евдокимова является его убийство лицами, которые опасались, что он даст против них показания. Источник отмечает, что это не связано с деятельностью ракетно-космической отрасли. 

Официальный представитель столичной прокуратуры Елена Россохина заявила, что Евдокимов умер насильственной смертью. После этого Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье «Убийство». Известно, что в день смерти Евдокимова перевели в камеру без видеонаблюдения.

Член ОНК Когершын Сагиева побывала в СИЗО номер пять, где содержался Владимир Евдокимов, и поговорила с его четырьмя сокамерниками. 

Воскобойникова: Сейчас с нами на связи наша коллега Когершын Сагиева, которая помимо всего прочего является членом ОНК и недавно была в СИЗО, как раз где содержался Евдокимов. Когершын, какие ты знаешь подробности этой истории?

Сагиева: Здравствуй, Женя. Вчера я провела пять часов в СИЗО №5, СИЗО «Водник» оно называется, потому что только вчера появилась возможность поговорить с сокамерниками, до этого они были у следователя, и их не выпускали к членам комиссии, к членам ОНК. Я сейчас буду заглядывать в свои заметки, у меня тут с собой блокнот, и поэтому буду опускать взгляд.

Смотрите, есть несколько нестыковок, связанных с происшествием, о которых я сейчас расскажу, и они заставляют предполагать, что в ту ночь действительно случилось что-то страшное, возможно, даже спланированное, и тому есть одиннадцать свидетелей, которые сейчас говорят, что ничего не видели, и нечего не слышали, и ничего не знают.

Начнем с того, что предшествовало событию. Итак, Владимир Евдокимов, исполнительный директор по контролю качества «Роскосмоса», не так давно, в начале декабря, он оказывается в СИЗО №5. Внимание — он не оказывается в СИЗО «Лефортово» или «Матросская тишина», куда обычно определяют руководителей крупных корпораций, там, да, действительно, строгий режим, но при этом обеспечивается и максимальная безопасность. Евдокимов оказывается в обычном СИЗО. Сидит он с мошенниками, но, к счастью, не с ворами и убийцами, хотя бывает и такое. Иногда бывает, что подсаживают людей со статьями, которые не должны стыковаться законодательно, в данном случае нарушений не было.

Дальше, внимание, в декабре он оказывается в СИЗО «Водник», а в феврале его из камеры, как ты уже сказала, где есть видеофиксация, переводят в камеру, где видеофиксации нет. При этом в предыдущей камере всего шесть человек, в камере, куда его перевели, уже сидит двенадцать человек. И происшествие, то, о чем мы говорим, оно случается в ночь с пятницы на субботу, при этом в четверг, за день до этого, Евдокимов говорил со своим адвокатом, с которым мне тоже удалось пообщаться, и она рассказывает, что у них были наполеоновские планы на то, чтобы дальше отстаивать свои интересы в суде, и ни о какой депрессии речи нет, и ни о каком повергнутом состоянии тоже речи нет.

Дальше, и самое главное, мы вчера поговорили с четырьмя сокамерниками, не со всеми, а с теми, с кем удалось поговорить, с теми, кого отпустили следователи, которые продолжают работу. Итак, все они говорят следующее, во-первых, Евдокимов был хорошим, добрым, отзывчивым человеком, он был старшим, и поэтому к нем относились с уважением в камере. В тот день ничего необычного с ним не происходило, он сидел писал письма, после — заполнял документы. Один из сокамерников сказал, что вечером Евдокимов занервничал и даже закурил, чего раньше с ним не случалось, курил он в туалете.

Кроме того, другой сокамерник сказал, что перед сном Евдокимов ел яблоко и чистил его, возможно, тем же самым ножом, который потом нашли следователи. Кроме того, все, как один, говорят, что около 12 ночи, после того, как прекратили смотреть телевидение, там есть ограничения, все легли спать и заснули очень крепко. Проснулись от того, что один из сокамерников выбил дверь и начал кричать: «Володя, Володя». После — шум, гам, прибегают сотрудники СИЗО, после прибегают медицинские работники, фиксируют смерть, его увозят на «скорой», но человека уже не спасти.

Внимание: ты сказала, что у него два ранения, на самом деле у него три ранения: два ранения — в районе ребер и одно ранение — в районе шеи. Все эти люди видели труп, но никто из них не говорит о том, какого характера были раны. Все они говорят: «Мы видели, но мы ничего не поняли, потому что было слишком очень много крови».

Дальше, событие произошло в 2, 3, 4 часа ночи, данные разнятся. Но внимание, вот здесь начинаются нестыковки, дело в том, что обычно в СИЗО по ночам не спят. В СИЗО ночь — это время, когда «закипает» жизнь, в СИЗО это время, когда начинает работать работать так называемая дорога — это веревочная система передачи записок друг другу, передача каких-то мелких вещей, и то, что все в этот момент крепко-крепко спали, даже тот человек, который спал над Евдокимовым, с которым мы поговорили, даже тот человек, который спал напротив туалета, с которым мы поговорили, все они спали, как младенцы, — это заставляет задуматься.

Труп был найден холодным, то есть спали они крепко и долго. Кроме того, один из сокамерников, тот самый, который нашел Евдокимова, сказал, что он труп тащил. Зачем он тащил труп? Люди сидят в СИЗО, люди столкнулись с законом, они что, не знают, что если что-то случилось, нельзя прикасаться ни к чему вокруг? Зачем они это делали? Кроме того, как я уже сказала, в этой камере якобы не было видеонаблюдения, хотя в других камерах есть. Сейчас, к сожалению, нет возможности проверить, были ли какие-то стойки мелкие в углах, обычно камеры там висят, потому что нас не пустили в ту самую камеру, чтобы посмотреть на место происшествия, поскольку там еще пока работают следователи.

Я хочу сказать, что ОНК сейчас проводит собственное расследование, и мы будем продолжать общаться с сокамерниками. Следственный комитет, как ты уже сказала, действительно возбудил уголовное дело по статье 105 «Убийство». Уже потом заговорили о возможном самоубийстве, дескать, вот эти тяжелые раны нанес он себе сам.

Воскобойникова: Когершын, скажи, есть ли у ОНК или у тебя лично какие-то предположения, кому это было выгодно, и кто мог спланировать подобное убийство, вообще на каком уровне такой план мог родиться?

Сагиева: Вчера мы обсуждали это между собой, и вы, наверное, видели, может быть, не видели статью Евы Меркачевой, в которой она говорит о том, что есть такая схема, это не значит, что она здесь была применена, когда в камеру подсаживают действительно убийцу, который ждет свою жертву. Второй момент — конечно же делать какие-то предположения, кому это выгодно было, и в условиях этой камеры, очень тяжело, поскольку все-таки он не сидел с ворами и убийцами, он сидел с людьми, у которых были экономические статьи: «контрабанда», «наркотики», но не было тяжелых статей, то есть не было таких разбойников рядом.

Слушайте, три ранения, три колотых ранения, кровь, люди вокруг ничего не слышат, находят труп уже холодным… Неужели три ранения можно нанести, чтобы не было криков? Правда же, очень много нестыковок, очень много вещей, которые заставляют думать о том, что все-таки не так все просто в этом деле. И я надеюсь, что сегодня удастся пообщаться с другими сокамерниками, потому что эти люди что-то знают наверняка, и все они очень нервничают, и все они так активно говорят о том, что это самоубийство, что начинаешь конечно же во всем сомневаться.

Воскобойникова: Когершын, спасибо тебе за столь подробный рассказ. Я думаю, что во всем произошедшем будем в любом случае разбираться следствие. 

 

Фото: Алексей Филиппов / РИА Новости

Другие выпуски