Пресс-секретарь «Гринпис Россия» Андрей Аллахвердов: надзиратели в СИЗО и судья говорили нам, что наше дело – абсурд

Следственный изолятор «Кресты» покинул британец Филипп Болл. За решеткой остается лишь радист судна  гражданин Австралии Колин Рассел. Вопрос о его мере пресечения суд  рассматривал первым, и Рассел остался под арестом еще на три месяца. Представители «Гринписа» говорят, что его судьба решится на рассмотрении апелляции в этот четверг. Обвинение настаивало, что гражданин Австралии может скрыться от следствия, если его выпустить.

Иностранные члены экипажа хоть и вышли на свободу, но, по условиям залога, не имеют права покинуть Санкт Петербург. Зато их российские соратники получили практически полную свободу и разъехались по домам. По крайней мере, до следующего заседания суда. В Москву вернулся и член команды, пресс-секретарь «Гринпис Россия» Андрей Аллахвердов, который рассказал Лике Кремер и Тихону Дзядко о деле экипажа «Арктик Санрайз».

Дзядко: Если мы правильно понимаем, у граждан России из числа этих тридцати сейчас свободы побольше, чем у иностранцев, но в чем вообще выражаются ограничения?

Аллахвердов: Никто не объяснял, какие у нас есть ограничения. Когда я выходил, меня спросили, где я собираюсь находиться. Я сказал, что в Москве, и никаких вопросов это не вызвало. Потом выяснилось, что нужно ставить в известность следователя о том, что ты собираешься покинуть Петербург. В принципе, никаких ограничений передвижений по стране нет, но на заседаниях суда и следственных действиях я обязан присутстовать.

Дзядко: То есть ни отмечаться у участкового, ничего этого нет?

Аллахвердов: Нет, в этом, насколько я понимаю, принципиальное отличие от подписки о невыезде. Это достаточно новая мера для нашего правосудия.

Кремер: У вас объяснение тому, что Колин Рассел, единственный, кто остался за решеткой, остался там?

Аллахвердов: Сложно сказать. Вся картина выглядит так, будто не успели сообщить, что его тоже надо освободить.

Дзядко: Как шутят в социальных сетях, не дошла смска.

Аллахвердов: Выглядит так. Что действительно стоит за этим, остается только догадываться.

Кремер: То есть у вас есть надежда, что его выпустят по апелляции?

Аллахвердов: Боюсь сглазить, но очень большая надежда есть.

Кремер: Каким образом и кто вносил эти деньги за ваше освобождение?

Аллахвердов: Залог вносит «Гринпис Интернешнл».

Дзядко: Был ли у вас возможность в следственном изоляторе в Мурманске или в Санкт-Петербурге получать информацию о том, что происходит на воле, о том, как вас поддерживают, какие вокруг этого идут баталии и акции протеста?

Аллахвердов: Это зависело от того, есть ли в камере телевизор. У меня был телевизор, но ловились в основном государственные каналы за исключение Рен-ТВ и РБК. Это были источники более или менее объективной информации. Нам регулярно доставляли местную газету «Мурманский вестник», которая очень пристально наблюдала за тем, что происходит. Они достаточно объективно оценивали, по крайней мере, никаких умозаключений по поводу того, что кто кого поддерживает и лоббирует, они не делали. Они просто четко излагали факты. И адвокаты, естественно.

Кремер: С кем вы были в камере?

Аллахвердов: Обычные люди. У нас поначалу была особо тяжкая статья, соответственно, это были люди, которые сидят по особо тяжким статьям. Сначала в камере было трое, потом один из сокамерников сменился, а потом одного увели, и недели три мы сидели вдвоем, хотя камера была рассчитана на четверых.

Кремер: За что он был задержан?

Аллахвердов: Там сложное большое дело. Формально у него очень много статей: там и хулиганство, и бандитизм.

Дзядко: Чувствовали ли вы какую-то разницу в отношении к вам со стороны сотрудников следственного изолятора к нему и к вам?

Аллахвердов: Если говорить откровенно, конечно, некоторая разница была, потому что те проверки, которые приходили к нам в камеру, в первую очередь спрашивали о том, есть ли жалобы у меня, и во вторую очередь – моих сокамерников. Если сокамерники высказывали какие-то жалобы, на это в принципе обращали внимание. Но вообще они говорили, что такого количества проверок они вообще никогда не видели. Там постоянно приходили проверки – то из прокуратуры, то из ФСИНа, то из Следственного комитета. Следили за тем, чтобы все было по закону.

Кремер: Участников и тех, кого задержали за акцию, сразу разделили на тех, кто планировал акцию, кто был непосредственным участником и кто обслуживал, освещал ее. Есть ли у вас такое разделение?

Аллахвердов: Из моего опыта общения со следователями, такого разделения не было. Они пытались некоторые вопросы задавать на эту тему, но разбирательства по существу еще не было, и нас расценивали как одну группу. Соответственно, все меры, которые принимало следствие, были одинаковы для всех.

Кремер: Я спрашиваю не столько об оценке следствия, сколько о вашей личной ответственности за, скажем, Дениса Синякова, который освещал акцию и не участвовал в ней непосредственно, или за врача, повара. Есть ли у вас некоторое ощущение, что вы перед ними в долгу?

Аллахвердов: Мы взрослые люди. Люди, которые шли туда, прекрасно понимали, что они делают. Я немножко не понимаю вопрос – что значит, что кто-то у кого-то в долгу? Каждый делал свое дело.

Дзядко: Сейчас, спустя 3,5 месяца, проведенные в следственном изоляторе, и спустя все допросы нет ли у вас ощущения, что все это было зря? Я имею в виду поход, попытку проведения акции.

Аллахвердов: Конечно, не зря, потому что проблема, против которой мы протестовали, так и осталась. Это была акция против бурения в Арктике, и проблема бурения в Арктике и загрязнения окружающей среды осталась. Конечно, если нам удалось привлечь к проблеме какое-то внимание, безусловно, это не зря. Другой вопрос, что по ходу развития ситуации акцент немножко сместился на само следствие. Иногда это загораживало нашу главную цель.

Кремер: С одной стороны, загораживало, с другой, именно из-за этого акция стала более громкой, известной.

Аллахвердов: Я имею в виду, что о цели говорили, но иногда просто акценты менялись. Но проблема осталась, и никто не может сказать, что благодаря этой акции проблема была решена.

Дзядко: Если бы у вас была сейчас возможность выбрать, проводить акцию или нет, зная все то, что потом будет, вы бы все равно отправились в это плавание?

Аллахвердов: Думаю, что да.

Кремер: Среди ваших сокамерников и тех, кто участвовал в следствии, были ли люди, которые понимали и разделяли ваши интересы и поддерживали акцию?

Аллахвердов: По поводу моих сокамерников я могу с точностью сказать, что они все понимали и вполне с симпатией относились ко всему и с пониманием относились, когда мы разговаривали о том, зачем все это происходило.

Кремер: А среди тех, кто вел следствие, сотрудников ФСИН?

Дзядко: Было ли в ваших разговорах со следователями ощущение, что они сами понимают, какими нитками что они шьют?

Аллахвердов: Часто да. Даже не только среди судей, а, например, охранников, которые нас вели на суд, они понимали всю абсурдность обвинений, в частности, в пиратстве, и иногда это достаточно эмоционально высказывали. Когда меня уводили с суда, охранница, которая на меня надевала наручники, сказала, что это полный бред.