«Я не хочу, чтобы мои дети видели, как король любит короля». Светлана Журова на ДОЖДЕ

15/01/2014 - 00:35 (по МСК) Тихон Дзядко

Олимпийская чемпионка, депутат Госдумы Светлана Журова про предстоящую Олимпиаду в Сочи, про ее возможный бойкот, резонансные законы Госдумы и своих политических амбициях.

Дзядко: Говорить сегодня мы будем и на спортивные, и на околоспортивные, политические и околополитические темы, учитывая то, что у вас есть две ипостаси – олимпийская чемпионка  и депутат Госдумы. Начать мне хотелось бы разговор с Олимпиады. На днях член Международного олимпийского комитета Жан-Франко Каспер заявил, что из тех средств, которые были выделены на Олимпиаду, непонятно куда ушли или были разворованы, украдены треть. Учитывая, что все эти семь лет почти, что мы ожидали Олимпиаду в Сочи, теперь за меньше, чем месяц до ее начала, как-то оценивая все это строительство, вообще, игра стоила свеч? Или это превратилось все в огромную распилочную, отмывочную и все прочее?

Журова: Мне очень сложно сказать, откуда человек, который не смотрел и не является прокурором или следственным органом может говорить достаточно жестко, что там чуть ли не больше половины было украдено. Тут же есть его коллеги, которые были в экспертной группе, которая следила за Олимпиадой. Представленные от МОКа за этим всем смотреть в Сочи, например, такого не высказывают. Достаточно странно, что одни  члены МОК говорят одно, другие члены МОК говорят другое. Одни говорят, что это уникальные игры, с уникальностью того, что и климат, и условия, и то, что с нуля было построено. Другие говорят совершенно другое. Поэтому сколько людей, столько мнений. Будут и спортсмены, которые будут говорить, что плохо, и будут спортсмены, которые будут говорить, что очень здорово. Все зависит от того, выиграл ты или нет. Могу сказать, что те, кто выиграет, все будут хвалить, вот посмотрите. Тот, кто проиграл, а должен был выиграть, будут ругать. И будет все плохо. Это, наверное, нормальная наша специфика. Я даже видела по прошедшим тестовым соревнованиям, что говорили спортсмены, которым нравилось, и которым не нравилось.

Дзядко: Мы же помним, что даже президент Путин выражал некое непонимание по поводу цен, которые были изначально на те или иные объекты. Потом эти цены ставились другие.

Журова: Тут важно то, что от заявочной книги до реализации – огромная разница. Когда пишется заявочная книга, особенно, когда она пишется без исследований (практически никаких не было исследований проведено, ни грунтов, ничего), то есть заявочная книга писалась, когда этого не было. Потому что это невозможно сделать. Кто  будет тратить деньги на то, чтобы сделать эти дорогостоящие работы на том этапе, когда еще неизвестно, выиграет Сочи или нет, в принципе. Поэтому, конечно, когда писалась заявочная книга, и озвучивались какие-то цены, брали ориентировочные цены, не учитывая сейсмологии, грунтов еще каких-то вещей, которые появились значительно позже.

Дзядко: Так может, это какой-то авантюризм?

Журова: На самом деле это же у каждого города происходит, просто весь вопрос – объем. Здесь объем был огромен. Потом надо учитывать очень важный аспект, который, наверное, нечасто упоминается. Мы впервые в истории проводим и Паралимпиаду. Очень многие объекты подорожали еще потому, что у нас вообще никакой инфраструктуры в Сочи и во многих городах РФ, практически во всех, для людей с ограниченными возможностями не создано, начиная от аэропортов, заканчивая железнодорожными вокзалами. Поэтому чтобы создать инфраструктуру комфортную для проведения Паралимпиады, требуется еще огромное количество средств, поэтому понятно, Сочи как городу, как Адлеру (не совсем даже Сочи, а, может быть, Адлеру и Красной поляне) достается такая инфраструктура, конечно, остается там, которой будут пользоваться в дальнейшем люди. Вы говорите, стоило ли это того. Я надеюсь, что стоило, потому что, во-первых, надо будет учитывать этот нюанс ­— это становится курортом для людей с ограниченными возможностями, наших инвалидов, которые поедут туда отдыхать, лечиться. Это надо развивать, этот момент надо серьезно использовать, потому что такого больше нет нигде в Российской Федерации.

Командная: Неужели вам кажется, что у наших инвалидов хватит денег на то, чтобы отдыхать в Сочи, потому что говорят, что цены там будут выше, чем в европейских курортах.

Журова: Вот про это и вопрос. Потому что когда такое количество гостиниц, некуда будет деваться. Будет конкуренция, соответственно, должны будут сбавлять цену и должны быть какие-то компенсации, в том числе, возможно, государства, за те путевки, по которым могут поехать инвалиды. Это надо прорабатывать, нужно будет конкретно этим заниматься, потому что возможности такие появились. На других курортах их практически нет. Поэтому раз у нас это появилось, надо будет этим серьезно заниматься.

Командная: Жан-Франко Каспер, тот самый член МОК, о котором говорил Тихон, также сказал, что, в принципе, не сомневается, что в Сочи на время Олимпиады все будет безопасно, но в то же время он не понимает, зачем столько полицейских туда сгонят именно во время Олимпиады. Если честно, я как спортивный журналист Олимпиаду очень жду, но мне по-человечески очень страшно туда ехать, потому что мало ли что. Я с этим страхом живу с декабря прошлого года. Что делать?

Журова: Страх был намного больше у меня лично на Олимпиаде Солт-Лейк-Сити. Меня  муж просто туда не собирался отпускать, потому что когда случилось 11 сентября, до этого ничего подобного ни на одной Олимпиаде мы никогда не испытывали. Могу сказать, что я не пошла на открытие только потому, что я реально боялась. Это было много лет назад.

Дзядко: Сейчас у вас нет такого ощущения?

Журова: Сейчас нет, потому что нет такого ажиотажа. Честно говоря, когда взорвались башни, мне было намного страшнее.  Особенно, когда была свобода на Олимпийских играх везде. И вдруг, когда мы туда приехали в первый раз, безопасность, которая там была, была просто на таком уровне, что нас просто мучали. И мы первый раз это испытали. До этого я уже была на двух Олимпийских играх, и, конечно, подобного не было: ни контроля, ни того, как обеспечивалась безопасность. Настолько тяжело воспринимать в сравнении с предыдущими играми. Мы были, конечно, в шоке. Для спортсменов  это было дискомфортно. Потом к этому уже привыкли на следующих играх. И каждый раз эта безопасность усиливалась. 

Олевский: Сочи будет по безопасности и по тем мерам, которые придется испытать болельщикам, покруче, чем после теракта 11 сентября.

Журова: Думаю, что да. Понятно, что оправдано. Есть какие-то вопросы, сигналы, наверное, опасения. Есть заявления людей, которые хотят, к сожалению, Олимпийские игры использовать, в том числе как демонстрацию чего-то.

Таратута: Каких идей вы имеете в виду?

Журова: Кто-то говорил, что этого не должно быть, сорвать Олимпийские игры и так далее.

Таратута: Кто говорил?

Журова: Какие-то заявления были, я услышала, что были заявления по поводу террористических актов каких-то, что «мы не поедем» или еще что-то. Мне очень обидно, что Пьер де Кубертен, который как бы возвращая Олимпийские игры, другие ценности хотел вернуть, как раз хотел вернуть мир, а не устраивать из этого политические бойкоты и так далее – Олимпийские игры были нужны, чтобы это все прекращать. А мы вдруг вернулись опять к тому, к чему когда-то… пришли опять в Греции. Мне не нравится эта ситуация. Хотелось призвать: в Хартии олимпийской написано, что все эти распри и так далее должны прекратиться.

Дзядко: Про политические бойкоты мы поговорим позже, мне хотелось задать вопрос вам относительно безопасности. Мы действительно слышали и заявления Доку Умарова, который обещал, что Сочи не пройдут без каких-либо инцидентов, мы видели, что произошло  в Волгограде. Ситуация, которая складывается сегодня: на любые рейсы из московских аэропортов и аэропортов из других городов запрещается вывозить жидкость на борту самолета на период проведения Сочи; журналисты, которые сейчас были в Сочи, рассказывают, что уже сейчас у них спрашивают документы по 15-20-25 раз на дню; запрещается машинам с номерами из других регионов въезжать в город. Не создается ли у вас (в данном случае вопрос как к депутату Госдумы) ощущение потемкинской деревни? В том смысле, что нагнали молодых курсантов внутренних войск, которые будут обеспечивать безопасность, но все это, скорее, какая-то видимость.

Журова: Конечно, мы хотим минимизировать риски в этом смысле. Понятно, что приходится идти на такие меры, тем более были какие-то угрозы, и мы понимаем, что здесь этого не должно случиться. Тем более что мы знаем, что и в Атланте был взрыв,  и была акция в Мюнхене, когда захватили спортсменов. Много еще было и до этого историй, когда Олимпийские игры использовали, чтобы показать какую-то позицию, не самую лучшую.

Олевский: А силовики в Думе? Вы же общаетесь с людьми, хорошо осведомленными, может, не только в Думе, что говорят в кулуарах? Они к чему готовятся?

Журова: Они ничего такого не говорят, потому что постарались обеспечить безопасность. Главное, чтобы и зрителям было безопасно, потому что спортсменам безопасность будет обеспечена. Во-первых, концепция периметра безопасности для ледовых объектов была создана специально, чтобы спортсмены не чувствовали бесконечных проверок. Там единый периметр, и спортсмены, выходя из Олимпийской деревни, больше контроля никакого не проходят. Это, честно говоря, для спортсменов будет комфортно. Они не почувствуют то, что сейчас чувствуют журналисты, и будут чувствовать, наверное, зрители, когда их будут проверять-перепроверять. Даже на стадии заявочной книги все прекрасно понимали, что рядом Кавказ, могут быть вопросы. Вопросы задавали члены МОК еще на этапе экспертных и оценочных комиссий, когда они приезжали в Сочи, и когда мы еще не выиграли заявку. Понятно, что горячая точка Кавказ для всех была опасением. Постарались для спортсменов создать такие условия безопасности, чтобы их не мучали излишним контролем. Конечно, что-то почувствуют на себе зрители. На любой Олимпиаде для зрителей тоже есть определенные нормы проверки, когда комфортно, где-то некомфортно. Где-то есть очереди, где-то нет. Как справятся наши, мы можем увидеть на Олимпийских играх. По возможности будет там работа волонтеров, зависит очень много, как они это организуют. В  том же Китае тоже было достаточно военных, обеспечивали безопасность, боясь каких-то выступлений. Тибет пытались первоначально бойкотировать, потом плюнули, отказались от этой истории. Каждые игры сопряжены с такими вещами.

Командная: Светлана, вы говорили о том, что нам совершенно другие ценности прививал барон де Кубертен. Но вам не кажется, что наше государство само виновато в том, что испортило спортсменов, потому что наши спортсмены только от государства получат  по 4 миллиона рублей за победу, при этом в различных округах и в различных регионах будут  платить еще чуть ли не по 4 миллиона. В Штатах, например, всем Олимпийским чемпионам будут платить по 25 тыс. долларов за победу и довольно давно платят такие деньги. Вам не кажется, что мы сами убиваем дух соревнований. И спортсмены думают о том, сколько денег они заработают.

Журова: Давайте не будем пребывать в иллюзиях по этому поводу. Каждый американский спортсмен получит от спонсора, просто разница… Я считаю, что да, у нас, наверное, тоже не очень правильный подход, что это делает государство, оно недодает детскому спорту, к примеру. Но у нас нет сейчас системы работы со спонсорами, цивилизованной, понятной, с правилами игры.

Командная: И нет движения к этой системе никакого.

Дзядко: А как же патриотизм?

Журова: Американцы тоже не только за патриотизм.

Дзядко: Получается, спортсмены наши получают золотые медали, не потому что они хотят золотую медаль в копилку РФ положить, а потому что они хотят в свою копилку положить 4 миллиона, которые им даст государство.

Журова: Знаете, наверное, изменились реалии, в принципе, в мире. Если раньше спортсмены все во всем мире были любителями, то сейчас во всех видах спорта спортсмены стали профессионалами. Теперь каждый спортсмен в любой стране мира, выступая за свою страну, все равно понимает, что он должен заработать и на черный день. Ну, не на черный день, возможно, на будущее. Он понимает, что не зря оставляет здоровье, радуя своих болельщиков, как гладиатор в какой-то степени. Поэтому здесь эти ценности изменились во всем мире, к сожалению. Пьер де Кубертен тоже, наверное, расстроился бы, узнав, что из тех же Олимпийских игр где-то в какой-то степени не получают не на самих Олимпийских играх, но страны стали это как-то оплачивать. Я больше скажу, в Олимпийской хартии написано, что Олимпийские игры – это не соревнования стран, а соревнования атлетов, но мы это превратили все за это время в политическую составляющую, когда начинают соревноваться друг с другом страны. Первоначально этого и не должно было быть – командного зачета. Кстати, он так и называется «неофициальный», но он все-таки есть, и это как-то, считают, способствует развитию в той или иной стране спорта.

Таратута: Мне для спортсменов ничего не жалко, правда, я была бы более рада, если бы платила не я из своих налогов, а, как вы справедливо говорите, частный бизнес, спонсоры и так далее.

Журова: Кстати, вы знаете, мотивация, возможно, была бы больше, потому что, сравнивая, как это делается за рубежом, спортсмен понимает, что от государства получит гарантировано, как он будет выступать, как будет себя вести, что при этом скажет. А вот со спонсором он двести раз подумает, скажет ли он, что, например, он не любит свою страну, потому что такой спортсмен в дальнейшем не получит спонсора, если он скажет, что не любит свою страну и, вообще, он никому ничего не должен. Сказав эту фразу, у него не будет спонсоров.

Таратута: Мы даже не о деньгах, а о том, выиграем ли мы вообще что-то?

Журова: Выиграем, конечно.

Таратута: Я понимаю, что вы как патриот и как депутат, и как олимпийская чемпионка не можете сказать иначе, но по совести – у нас есть шансы?

Журова: У нас есть шанс.

Дзядко: Или, условно, говоря, нас ждет если не повторение Ванкувера, то нечто подобное?

Журова: Во-первых, шансы хорошие. Мы видим это и по соревнованиям предварительным и тестовым прошлого года. Был достаточно серьезный рост, кстати, о чем говорили и канадцы, которые были здесь и делали программу для Канады (которая, кстати, по сравнению с Олимпийскими играми в Турине и Ванкувере добавила в два раза медалей, завоевала в два раза больше, чем до этого). Они  делали прогноз, что у нас неплохие есть перспективы, они оправдываются в надежде на молодых. Молодые подросли, возможно, кому-то не хватит из этих молодых сейчас сил, и мы увидим их на следующих Олимпийских играх, это новое поколение спортсменов с новыми взглядами и ценностями, в том числе они уже понимают, как им жить с этими реалиями, заработать.

Дзядко: А чего ждут наверху?

Журова: Мне очень сложно в этой ситуации быть и депутатом, и спортсменкой, потому что я всегда говорила так: если человек едет на Олимпийские игры, если даже он понимает где-то в глубине души, что, скорее всего, он будет 20-м, он должен ехать за первым. Если он этого не делает, все – собрал вещи, дома сидишь.

Дзядко: У нас же всегда дают разнарядку.

Журова: Разнарядка должна быть. Каждая федерация на себя берет обязательство, потому что если бы это не делали, не к чему было бы стремиться, не за что было бы отвечать. Наверное, каждая федерация сейчас заявила какой-то медальный план, который она должна выполнить.

Таратута: Какие ожидания? За неисполнение какого плана будут, например, отставки потом? Спортивные отставки всегда бывают.

Журова: Может только министра. Все остальное – выбранные федерации. И по закону новому о физической культуре и спорту все президенты федераций после Олимпийских игр должны пойти на перевыборы через полгода. Как раз итоги выступления на Олимпиаде должны являться тем, что будут они продолжать свою работу или не будут. Это новый закон, который мы приняли в прошлом году. Поэтому к спортивным чиновникам в смысле общественных организаций будет так применено.

Олевский: Третье место в командном зачете устроит Россию?

Журова: Нам будет тяжело прыгнуть выше, это надо понимать. И я надеюсь, в идеале у нас может быть 12 медалей. Я так считала, понимаю, что очень хотелось бы.

Таратута: Золотых?

Журова: Да, золотых. Очень хотелось бы этого. Но понятно, что может быть все, что угодно.

Командная: А как вы 12 насчитали, интересно?

Барабанов: У нас же в прошлый раз было три – за лыжи и биатлон.

Журова: Если все сложится и с лыжами, и с биатлоном, и коньками, которые в прошлом году завоевали те же две медали. Шорт-трек с появлением Виктора Ана. Коньки и шорт-трек – это 20 медалей. Если эти даже два вида спорта взять.

Олевский: Можно вопрос как раз по поводу 12 медалей, которые мы ожидаем. Россию ждут какие-то поблажки в связи с тем, что Россия – хозяин Олимпийских игр? Поблажки я имею в виду меньше допинговых контролей?

Журова: Это невозможно.

Олевский: Какие-то поблажки на фигурном катании, большая благосклонность в случае спорных ситуаций. Как вы думаете?

Журова: На Олимпийских играх это невозможно. С допингом это реально невозможно. Все эти пробы будут отправляться в Международный допинг-контроль. Это будет не здесь делаться, зачастую не в наших лабораториях какие-то пробы. Потом, все будут прекрасно понимать, что еще эту пробу перепроверят потом. Даже если сейчас (если гипотетически предполагать) кто-то что-то смухлевал, то проба В останется в базе, и ее можно в любой момент через 8 лет вскрыть, проверить и что-то найти. Это скандал будет еще больший и неприятный.

Командная: А вы ждете допинговых скандалов? В последних Олимпиадах с участием русских они почти всегда происходят.

Журова:  Нет, на самом деле в этот раз не жду, потому что знаю, что все, во-первых, были предупреждены жестко, все жестко контролировались в течение этого времени. Я уверена, что все даже терапевтические показания, которые раньше мы игнорировали или не могли сделать справки, или как всегда просто не были к этому готовы, как наши соперники (у кого астма, у кого еще что-то, причем это есть, только это надо это документально доказать). Сейчас все это сделано, все полностью документы есть у наших спортсменов, даже есть показания к применению каких-то препаратов, которые ему по состоянию здоровья положено применять, поэтому сейчас в этом отношении все нормально. Косяки у нас были раньше, и иногда мы на этом попадали, теперь эти нюансы с высокими гемоглобинами и так далее решены. Вот, кстати, возвращаясь к командному зачету. Видите, мы вернулись к нему, хотя на него мы вообще реагировать не должны, у нас соревнуются атлеты. Дай Бог, каждый выиграет медаль, и пусть эта медаль будет каждого спортсмена.

Дзядко:  Нет, у нас же всегда чего-то ждут наверху.

Таратута: Вы сейчас сказали «12 медалей». Мне страшно предположить, что будет, если медалей будет четыре.

Журова: Это я так хочу. Мне бы хотелось, чтобы было 12. Я идеалист.

Дзядко: Светлана, вы олимпийская чемпионка, депутат Госдумы, мэр Олимпийской деревни в Сочи, если я не ошибаюсь.

Журова: Да.

Дзядко: И вообще, одно из лиц нашего спорта. Естественно, вам известны какие-то слухи, разговоры шепотом, ожидания наверху, в коридорах, кулуарах и так далее.

Журова: Все боятся что-то прогнозировать сейчас.

Дзядко: Что плохо, а что является тем, с чем можно смириться? Пятое место – ужасно, третье место – плохо или как?

Журова: Я думаю, что самое плохое будет, если проиграет наш хоккей. Да простят меня… Я приехала домой, и меня ждет дядя, смотрит на меня и говорит: «У меня к тебе серьезный разговор. Мне кажется, мы провалим Олимпиаду». Я говорю: «Как? Уже сейчас?» Он говорит: «Я посмотрел, у нас плохие тенденции в хоккее». Я говорю: «Я не поняла, там еще много медалей, кроме хоккея». «Не-не-не, если мы хоккей проиграем, Олимпиада проиграна». Поэтому на самом деле, наверное, я где-то соглашусь, в том числе с его мнением, что для многих проигрыш наших хоккеистов  будет главным проигрышем нашей команды.

Командная: После Универсиады в Казани, которая, в принципе, завершилась триумфом российского спорта и тем, что 80% болельщиков нашей страны и россиян сделала вывод, что Россия встает с колен, что она великая спортивная держава, вам не кажется, что после Олимпиады много людей разочаруются в нашей стране? Потому что вы даже сказали, что хоккейная сборная должна непременно выиграть, но судя по результатам, которые показывают наши хоккеисты, у них предпосылок к этому нет. Напомню, что на чемпионате мира в прошлом году мы проиграли американцам с разгромным счетом.

Журова: Олимпиада – уникальное соревнование. Многие знают, что и у меня предпосылок выиграть на последней Олимпиаде не было. Я видела огромное число людей, которые вдруг неожиданно выигрывали на Олимпийских играх. Олимпиада – это универсальное соревнование, уникальное, соревнование молодых и опытных, как говорят. Выигрывают или очень молодые (с дуру) или опытные.

Дзядко: Прошу прощения, я вас перебью, получается, мы надеемся на авось.

Журова: А вы знаете, на Олимпиаде очень многие надеются на авось, потому что как раз чемпионаты мира и какие-то другие соревнования более прогнозируемы, чем Олимпиада. Во-первых, стресс, который получает спортсмен во время Олимпиады в тех условиях, в которых он живет. Он привык: приезжает на чемпионат мира, условия проживания и всего совершенно другие. А здесь другой дух, кто-то не справляется  даже из самых ведущих спортсменов. А кто-то, наоборот, расслабившись, вдруг выигрывает. Поэтому «авось» присутствует у всех, это надо понимать. Почему Олимпийские игры зачастую прогнозировать тяжело, и любая страна боится это делать, как и мы, в том числе. Разочаруются ли наши болельщики? Надеюсь, что нет. В этом отношении я бы посмотрела на другие страны, они катастрофично к этому не относятся. Они считают, что каждая медаль – это медаль страны.

Олевский: Вопрос по этому поводу. Как у вас ощущения, тут уже как у депутата, наверное (притом, что к Олимпиаде в Сочи по-разному относятся, например, те страны, которые хотели, чтобы Олимпиада была у них, а не у нас и прочее, с ревностью, наверное, относятся), в Россию едут побеждать идеологически, как, может быть, ездили когда-то побеждать Советский Союз, или все в штатном режиме? Как вам кажется?

Журова: Спортсмены, скорее всего, нет. Может быть, у сообщества ЛГБТ какие-то свои по этому поводу свои нюансы, возможно, они едут с какими-то другими целями, что-то доказать, показать. Самое интересное, что раньше они этого не делали ни на одних из Олимпийских игр, а сейчас вдруг они решили это сделать. В этой части – не знаю, возможно, какая-то дополнительная идеология. А так, знаете, спортсмены едут выиграть свою золотую медаль, к которой они готовились четыре года.

Олевский: Полярного противоборства, кроме полюса ЛГБТ – не ЛГБТ, ЛГБТ России нет?

Журова: Думаю, что нет. Каждый спортсмен готовился к этим играм, к этому празднику спорта четыре года. Для них это принципиально, потому что это самое сложное соревнование их жизни.

Командная: Сейчас много разговоров идет о том, кто понесет флаг нашей сборной, кто будет знаменосцем нашей сборной на Олимпиаде в Сочи. А спортсмен нетрадиционной сексуальной ориентации мог бы им стать?

Журова: У нашей команды?

Командная: Да.

Журова: У нас такие есть? Я просто…

Олевский:  А у нас такие есть?

Журова: Честно говоря, так явно у нас это никто не заявлял, но, наверное, может.

Барабанов: Из-за этого как закона, за который вы как депутат голосовали, очень многие, в том числе на Западе, говорили о возможном бойкоте Олимпиады, призывали к нему.

Журова: Это странно.

Барабанов: Насколько спортсмены переживали из-за таких разговоров? Насколько действительно была реальная угроза, что не приедут?

Журова: У меня было такое понимание, что кто-то донес не совсем правильно информацию, потому что реально кого-то запугали, что у нас хватают на улицу и ведут в тюрьму, что если ты бантик наденешь или с флагом радуги выйдешь на улицу, то тебя точно сразу арестуют.

Олевский: Точно, Светлана, точно сразу арестуют. Вот прямо в Москве, например, точно. Так устроена Москва.

Журова: Если это будет акция несанкционированная. Я про это, я не говорю про твою ориентацию. За ориентацию не посадят. Весь вопрос: если ты пойдешь на гей-парад, который не санкционирован, это одно. Потому что действительно в Москве это не разрешено. А если это будет чисто твоя ориентация – да, пожалуйста, сколько угодно. Причем самое интересное, что в спорте (сколько я была) у нас, конечно, есть спортсмены, спортсменки, ориентации, и все мы о них знаем, и никогда никто это не выпячивал. Никогда.

Командная: А почему мы все знаем Джонни Уэйра, фигуриста, который замужем за российским адвокатом. Почему мы знаем про бывшего полузащитника сборной Германии, который на прошлой неделе объявил, что он гей. Почему наши спортсмены боятся об этом заявлять?

Журова: Я не говорю, что ханжеское наше общество, просто реально проводили исследования (не мы делали, делали иностранцы), что порядка 80% нашего населения просто не толерантно к этому относятся.

Таратута: Может, потому что  у нас есть закон о запрете гей-пропаганды?

Журова: Да нет.

Таратута: За который вы, кстати, как голосовали?

Журова: Я голосовала, чтобы детям это не пропагандировать.

Таратута: Может, дело в законе?

Журова: Да ни в каком не в законе. Подождите.  Я думаю, что и без закона до этого у нас просто общество к этому вот так относилось. У меня на этот счет была шутка, иногда ее говорю. Человек, который скажет, что он Наполеон, его сразу сопроводят в соответствующие заведения. Если человек говорит, что он женщина, по большому счету, ему за это ничего, он борется за свои права. У нас общество, наверное, тоже к этому так относится. Причем я совершенно спокойно отношусь к этим людям.

Дзядко:  Я так понимаю, что активисты ЛГБТ-организаций обычно не говорят, что они женщины, будучи мужчинами, или что они мужчины, будучи женщинами.

Таратута: Просто закон, о котором мы говорим в такой шутливой интонации, который вызывает у многих депутатов улыбку, представители ЛГБТ-сообщества и многие сочувствующие сегодняшнему положению люди считают дискриминационным.

Журова: Вы знаете, я считаю только, что на телевидении не должны показывать мультик (извините, у меня двое мальчиков), где король любил бы короля. Я не хочу.

Таратута: А король любил королеву в деталях? Вам хотелось бы, чтобы вашим детям показывали?

Журова: А мы в деталях это показываем по телевизору?

Таратута: А почему нужно выделять короля и королеву?

Журова: У нас тоже это запрещено, это тоже нельзя, это будет нарушение прав, у нас закон на этот счет.

Таратута: В этом есть дискриминация. У вас есть коллега по парламенту, депутат Максакова. Не знаю, мне кажется, не то, чтобы вы менее либеральных взглядов, чем депутат Максакова. Она ездит по миру, она гастролирующая оперная дива, и насколько я понимаю, в какой-то момент ей посоветовал импресарио выступить против разных вещей, которые принимаются в Госдуме. В свое время она, во-первых, выступила одна из немногих против антидетского закона, как его принято называть. Потом она выступила с инициативой отменить, пересмотреть антигейский закон. Вы спортсменка с мировым именем. Наверняка у вас тоже есть спортсменки-друзья, вы сами говорите об этом. Это же вызывает какие-то муки совести, что ли?

Журова: Мне кажется, что совершенно спокойно жили эти люди, и сейчас будут жить. И никто ничего такого не делал для того, чтобы мы эту тему с утра до вечера обсуждали. Тут есть такой момент: чтобы перед иностранцами быть хорошим или, не знаю, контракты иметь (потому что у ряда людей, которые заявили что-то, вдруг резко им отказали в контрактах, особенно нашим звездам, я не буду сейчас называть имена, но знаю, что такое есть), вот из-за этого импресарио, видимо, многим советуют эту тему либо не трогать, либо как-то относиться к ней по-другому. Я как раз говорю, что не вижу ничего страшного, ничего такого не происходит. Много надумано, мне, к сожалению, объяснить это кому-либо крайне сложно. То, что только не разрешен гей-парад, это еще не значит, что у нас что-то происходит.

Таратута: В одном интервью вы сказали, что у нас пиарятся на этой теме. Вам кажется, что это только пиар? Не существует правозащитного контекста?

Журова: Я с политиками-иностранцами говорила, спрашивала, зачем они поддерживали. Они говорят: «Ну, надо так, на самом деле мы, конечно, против». То есть в кулуарах они говорят одно, а на камеру и перед людьми говорят другое.

Барабанов: Сегодня же несколько десятков нобелевских лауреатов выступило с обращением к российским властям отменить этот закон. Но вы же не думаете, что ученые мировой величины, писатель Кутси, физики, химики пиарятся и просто хотят заработать какие-то политические очки.

Журова: Мне сложно сказать, какие там объективные причины, но честно скажу, я правда не хочу, чтобы нашим детям рекламировали это все.

Олевский: Светлана, вы сказали, что у вас два мальчика. В каком возрасте и от кого они должны узнать о том, что существуют геи?

Журова: Они об этом знают.

Олевский: От кого они об этом узнали?

Журова: Откуда узнали? В школе смеются над этим, мальчишки между собой. Со старшим разговаривала совершенно спокойно, он знает, что это такое.

Олевский: Получается, нормально, на ваш взгляд, чтобы дети узнавали о том, что существуют однополая любовь, и соответственно, люди, которые принадлежат другой ориентации, в виде насмешки, унижения? Получается так. А на самом деле для этих людей это не их желание, иногда просто физиологический выбор. Так они устроены. Так родились. Правильно ли, что ваши дети об этом узнали, потому что в школе кто-то смеялся.

Журова: Тут вопрос, что смеются над толстеньким, худеньким и так далее. В школе свойственно детям смеяться и не над такими отклонениями.

Олевский: В школе свойственно объяснять, что смеяться над разными людьми…

Журова: Мы должны говорить, что дети должны быть ко всему толерантны – к мигрантам, геям, людям, отличным от тебя, тем же, кстати, инвалидам, людям с ограниченными возможностями. Зачастую родители не терпят, что ребенок на коляске или даун будет учиться рядом с обычным ребенком. У нас, кстати, общество и это пока не очень сильно терпит. Даже аутисты, которые могут учиться на стадии начального образования, не могут учиться зачастую в школе, потому что родители против этого, даже не дети. Дети это уже все понимают. У нас еще много у общества этапов, которые мы должны пройти постепенно. Просто когда мы с утра до вечера об этом говорим  и очень активно это продвигаем, мы, как всегда, начинаем многие вставать в ступор. Может быть, если бы мягко это все происходило, мы бы давно не обращали внимания.

Таратута: Это же Госдума приняла закон.

Олевский: Не мы.

Таратута: Люди заговорили об этом на ровном месте. Госдума приняла закон, а потом люди заговорили в ответ на закон. Это же депутаты Госдумы сделали.

Журова: И интерпретация зачастую не соответствует действительности.

Таратута: Это вы не первый раз говорите. А что не соответствует действительности? Вы не в первом интервью говорите, что западные коллеги не понимают, что написано. Что там написано того, что они понимают неверно.

Журова: Я говорю, что нет таких санкций, которых все боятся.

Таратута: Каких санкций?

Журова: Что этим людям что-то угрожает. Ведь все боятся, что это угрожает, нарушает. Многие говорили, что у нас нет клубов. Это запрещено? Нет, не запрещено. Вопрос, чтобы детям это не…

Дзядко: Мы же знаем историю про то, как люди выходили на пикеты в защиту собственных прав, и их потом приговаривали к штрафам, административным арестам, как раз руководствуясь этим самым законом.

Журова: Я понимаю, но если бы вышли не по этому, по другой теме на несанкционированный пикет, то было бы то же самое. Тут же вопрос согласования.

Дзядко: Они вышли в одиночный пикет, который не требует согласования. Но их привлекли к административной ответственности, руководствуясь этим законом. Не законом о митингах и собраниях, а законом о запрете гей-пропаганды.

Олевский: В Санкт-Петербурге это происходит буквально каждый месяц, и потому что правоохранители объясняют: мимо могли проходить дети. Закон стал поводом, чтобы их преследовать за то, что они заявляют о своих правах. Получается так.

Журова: Знаете, не хочу говорить слово «пиариться». У нас действительно есть такие моменты, когда люди что-то делают, чтобы, в том числе, прославиться.  Есть где-то искренние вещи, есть где-то прославиться, в интернете появиться.

Дзядко: А нет здесь обратного пиара? Пиара со стороны 450 депутатов Госдумы, которые…

Журова: Эту тему раздули.

Дзядко: Которые, чувствуя те самые 80%, как вы сказали, нетолерантных россиян, захотели им понравиться и тем самым на «модной» теме распиариться?

Журова: Мы же должны, в том числе, говорить про наших избирателей. Большинство избирателей против этого, по большому счету, мы должны учитывать их мнение. Поэтому если говорить про ветеранов или людей старшего поколения, понятно, какая у них позиция на этот счет. Вопрос, мы будем семейные ценности пропагандировать или будем говорить только об этом? Наверное, эта тема раздута уже больше, чем надо. От спорта перешли все-таки все равно к этой теме.

Дзядко: Потому что вы спортсменка и депутат.

Барабанов: Согласен, что, наверное, очень много у нас странных вещей, популярных среди населения. Но мне-то как раз всегда казалось, что и задача депутатов, и задача журналистов – просвещать людей, а не потворствовать мракобесию. Мы сейчас отмечаем годовщину принятия того же антидетского закона (говорили, что сейчас мы будем бороться за семейные ценности, сейчас детишек устроим по семьям, прошел ровно год, но, к сожалению, они как были больными или как были без родителей, так и остались, даже те, кто мог уже уехать). Вы сейчас, спустя год, не жалеете, что тогда все-таки проголосовали за этот закон, что эта мера была принята, что эти дети не смогли оказаться в нормальных семьях, что они по-прежнему находятся в детских домах?

Журова: Все равно, в любом случае, у нас международное усыновление не запрещено. Запрещено только одной стране, по большому счету. Поэтому говорить о полном запрете – этого нет. А во-вторых, те меры, которые в том числе были за это время приняты, и законодательные, это тоже кажется, что одного дня вопрос. Нет, конечно, там многие вещи, которые надо и в бюджете прописывать, и законодательные нормы менять. Потом много споров, как это все делать. Та рабочая группа до сих пор работает в Думе по изменениям законодательства в этой части в лучшую сторону. Можно сказать: «Кто вам мешал это делать без этого закона? Спокойно бы делали и делали». Но понятно, что он являлся каким-то катализатором, для того чтобы эта тема стала одной из таких приоритетных для Госдумы, для депутатов, которые вместе с общественными организациями, работающими с этой темой давно, стали активными.

Олевский: Только дети выпали в осадок от этой реакции. Конкретные ведь люди, которые не уехали.

Журова: Я понимаю. Наверное, единственное, с чем я соглашусь и, наверное, неправильно для меня было, что не отдали тех, кто был готов уже уехать. Там было около ста человек. Вот здесь, я соглашусь…

Олевский: А обещали, что отдадут вам, когда обсуждали этот закон?

Журова: Был разговор, что да, скорее всего, они смогут уехать, или найдут им семьи, или они уедут…

Дзядко: Вы, пользуясь своим правом законодательной инициативы, не хотите как-то этот вопрос поднять?

Журова: К сожалению, это уже не к законодательной инициативе. Ты будешь подзаконные акты, это разрешено, да… Это не к Думе, это уже к правительству.

Олевский: Светлана, кто обещал, что они уедут?

Журова: Я помню, что были разговоры, помню, что там и Астахов вроде говорил о том, что на самом деле такая возможность может быть. Просто дальше уже как приняли решение суды, потому что суды, в принципе, там могли разрешить, насколько я понимаю. Здесь, наверное, это сожаление есть. Особенно, когда дети готовились много лет, не один год, не один раз, а уже готовились много лет, встречались со своими родителями – здесь, с точки зрения человеческой, наверное, мое мнение, надо было таким детям дать возможность уехать.

Олевский: Подвел вас, получается так?

Журова: К сожалению, да.

Таратута: Отменить не хотите?

Журова: Отменить закон?

Таратута: В одном из регионов уже такое предложение прозвучало. Если  я правильно помню, в Кемерово.

Журова: Тут опять же – американцам, потому что международное усыновление разрешено в нашей стране.

Таратута: Мы говорим о том, что вы запретили, не хотите ли вы восстановить прежнюю ситуацию?

Журова: Остальные-то страны могут спокойно усыновлять.

Таратута: Я задала вопрос, не хочет ли Госдума восстановить прежнюю ситуацию?

Дзядко: Я думаю, вопрос не про Госдуму, а все-таки про Светлану Журову.

Журова: Про американское усыновление могу сказать, что после этой темы сама стала… и до этой темы была работа с детскими домами, после этого, наверное, более жестко (с теми, кто ответственен за это решение) начала работать  с детскими домами, помогая и стараясь. Могу сказать, что многие директора и те люди, которые занимались международным усыновлением, честно говоря, сказали, чтобы мы делали все возможное, чтобы дети оставались все-таки здесь, пройдя многие процедуры и зная эту тему изнутри. Ряд людей, которые там, может быть, не скажут никогда лично. Нам говорили, что «мы вас просим, делайте так, чтобы все-таки эти дети были здесь».

Таратута: Ясно. Ответ «нет», то есть. Не хотите.

Журова: Пока нет.

Таратута: У меня общий вопрос. Весь год, все прежнее время вы были у нас в эфире, даже неловко, что вы все время отвечаете за Государственную думу, но вы — депутат, похожи на хорошего человека, готовы отвечать, но при этом позиция у вас думская, как ни крути. Все время законы – то антидетский, то антигейский. А в конце года произошли разные события, какие-то приятные. Всех громких арестантов выпустили на свободу. Не всех, но серьезную их часть. Вообще, разные события происходили, которые позволяли аналитикам, обычным гражданам России считать, что произошло что-то вроде оттепели. У вас какое ощущение? У вас в думе, у вас лично? Вы к чему готовитесь? Вам дали отмашку на оттепель или, наоборот, на военные действия?

Журова: Отмашки никакой не получали. Амнистия – это нормальная практика. Мне, честно говоря, хотелось не только амнистии, которая была предновогодняя, но и чтобы экономическая амнистия была немножко другой. Насколько я знаю, те цели, которые были поставлены, результат был не такой, как хотелось.

Дзядко: Там реально вышло чуть больше ста человек.

Журова: Вот это обидно. Потому что цели-то были благие, я ожидала, что все-таки людей, которые попадут под экономическую амнистию, будет все-таки больше, потому что абсолютно уверена, что предпринимательского климата, предпринимателей настоящих сейчас в стране не хватает. Хотелось бы, чтобы те люди, которые по каким-то причинам, зачастую бывают с подставами и историями не очень приятными, сидят, может быть, и не за свои грехи, могли выйти на свободу и продолжить нормальную предпринимательскую деятельность. Поэтому в этом отношении на амнистии был позитивный настрой, и я тоже надеялась, что та часть тоже будет. Все-таки новогодняя амнистия совершенно не касалась экономических преступлений. Она касалась только того, что мы увидели.

Таратута: А вы когда себя лучше чувствуете, когда голосуете за законы типа о запрете гей-пропаганды, запрете американского усыновления или, например, за амнистию?

Журова: Понятно, что когда голосуешь за амнистию, это другое настроение. Ты понимаешь, что, во-первых, семьи увидят своих близких, понимаешь, что с человеческой точки зрения тоже это очень важно. Но понятно, что есть какие-то вещи, когда реально… амнистия – понятно, это позитив, там минусов практически нет. В таких законах, как мы говорим, про геев и запрет об усыновлении, есть две правды. Есть одна правда, и вторая. И у тебя всегда на чаше весов эти две правды. Какая-то перевешивает в какой-то момент больше или меньше.

Таратута: Ты становишься заложником своего решения всегда.

Журова: Здесь все равно есть какая-то мука и в сердце, ты переживаешь, где этих плюсов больше или все-таки меньше, и как быть. Потому что все равно у этих законов есть две правды. У амнистии больше одна правда, все будут счастливы.

Командная: Можно сказать, что Ходорковского и Pussy Riot выпустили специально для того, чтобы улучшить имидж нашей страны перед Олимпиадой в Сочи?

Журова: Во-первых, амнистия планировалась не для Олимпиады, а в честь 20-летия Конституции, поэтому это в любом случае не было приурочено как-то к Олимпиаде. Я не думаю, что это было из-за этого, потому что действительно по тем критериям, которые амнистия имела, они подходили.

Олевский: А имидж улучшился?

Журова: Думаю, что вряд ли это повлияло как-то серьезно, хотя, наверное, Ходорковский, скорее всего, имел достаточно серьезный положительный эффект с точки человеческой. Думаю, что это на мировую общественность повлияло хорошо. Относится ли к Олимпийским играм? Думаю, что с Олимпийскими играми я бы это не связывала. Это в целом к стране, возможно, к какому-то потеплению, пусть будет так.

Дзядко: Это будет мое отчасти небольшое наблюдение, мне хочется, чтобы вы на него ответили. Мы говорили про закон о запрете американского усыновления. Вас Тимур спрашивает: «Что, получается, Павел Астахов вас подвел?» Вы говорите: «Да, получается, что подвел». А вы говорите, в этой части вы сожалеете, что произошло. В разговоре про экономическую амнистию вы говорите, что вам обидно, притом, если я не ошибаюсь, перечень статей определяли депутаты, а потом администрация президента как-то их утверждала, резала. Получается, что вы даете эмоцию на те поступки, которые вы как один из 450 депутатов совершаете: здесь «обидно», здесь, получается, «меня обманули», здесь так. Но ведь  на самом деле это решения довольно серьезные. И вы как политик, как депутат можете серьезно за них биться, если они вам обидны, бороться, если вас подвели, и вы поступили таким образом, а не иным.

Журова: С амнистией экономической тоже правоприменительная практика, ведь многие законы, которые мы применяем, не всегда работают так, как нам хотелось того. Не всегда за законами следует нормативно-правовые акты министерств, на которые направлено. Это же не касается тех законов, которые вы назвали, но это случается. И конечно, мы еще со времен Грызлова требовали от правительства, чтобы какие-то законы шли параллельно уже с набором дополнительных документов, на основании которых эти законы будут реализовываться. Поэтому по амнистии вопрос к судам, они же принимают решения.

Дзядко: Мой вопрос, мое ощущение было даже больше не про думу, не про законы, не про правоприменительную практику, а про вас. Потому что  вы говорите, что вы ожидали, что этих детей, которых должны были выпустить, что их выпустят. Вы проголосовали, а их не выпустили. Что же получается, вы себе говорите: «Что ж, подвел меня Павел Алексеевич, идем дальше».

Журова: Можно сказать, наверное, так, хотя понятно, что я, наверное, может быть, не уследила до конца, как произошли все эти усыновления, были ли все дети усыновлены или нет. Надо было на личный контроль взять, может быть, требуете этого от меня. Наверное, я это не сделала. На личный контроль я не взяла, и действительно я не знаю каждого ребенка, не отследила, что там с ним происходило, хотя назывались и списки, кто будет, кто не будет.

Таратута: Тихон, мне кажется, хотел сказать, что вы  в спорте человек, который шли до победного конца, в смысле отстаивали победу. Тут что изменилось? Понятно, что ситуация более жестка. Почему вы здесь не отстаиваете свою позицию, если вы считаете иначе и потом переживаете.

Журова: В спорте всегда касается только тебя. То есть ты же не смотришь, что там по сторонам происходит. Ты сам идешь или не идешь к чему-то. Поэтому твой результат немножко по-другому. Я была же в индивидуальном виде, а не в командном. И возможно, в командном виде я бы какие-то вещи делала по-другому. Поэтому понятно, что здесь намек на то, что в думе есть фракция, в том числе  есть какие-то решения, у каждой фракции есть свои решения, в том числе и в нашей, есть позиция фракции. И здесь, да, я здесь избиралась по списку «Единой России», наверное, было неправильно какие-то позиции высказывать. Человеческое, нечеловеческое – следующий вопрос. О чем-то сожалеть, о чем-то не сожалеть, о чем-то высказывать, как например, даже Максакова. Мы все имеем право высказывать, в том числе и я себе позволяю какие-то высказывания. Дальше вопрос: все равно есть также позиция, эта практика мировая, я не думаю, что где-то в Америке кто-то тоже будет голосовать отдельно, если он избирался от той или иной партии. К сожалению, политика так устроена. И люди, в принципе, так многие делают. Если мы будем избираться одномандатниками, о чем мы с вами даже говорили, здесь будет другая история во многом. И, наверное, здесь каждый будет отвечать еще за себя лично. Поэтому я, например, не вижу ничего плохого в одномандатных округах и в этой истории.

Барабанов: Вы уже второй созыв находитесь в Госдуме, еще год провели в Совете Федерации. Депутатским креслом ваши политические амбиции ограничиваются, или  есть идеи заняться какой-то самостоятельной политической карьерой в случае появления одномандатных округов? В Кировской области губернаторские выборы сегодня назначены. Никита Юрьевич, которого вы представляли в Совфеде, переизбирается. Может быть, вы думаете выдвинуться? Нет идей самостоятельных политических проектов у вас?

Журова: Я не думала об этом, может, партию организовать или еще что-то. Конечно, таких амбиций у меня не было. Идти ли на следующие выборы? Скорее всего, если я пойду, то пойду как одномандатница, потому что это было бы честнее и правильнее. Во-первых, за два созыва понести ответственность перед своими избирателями, это было бы правильнее. Но, возможно, уже пройдя серьезный путь, я понимаю, что есть какие-то вещи, когда ты начинаешь заниматься политикой, ты используешь Госдуму как некий инструмент. Может, неправильно слово «использовать», но как инструментарий добиться какого-то результата.

Дзядко: Можно сказать слово «инструмент», а можно сказать слово «трамплин».

Журова: Многие, когда идут в думу, они думают себе, что я решу какие-то задачи, которые я ставил, глобальные, гуманитарные, которые мне хотелось бы решить. Не всегда дума – это то место, где ты можешь все решить. Какие-то вещи, как раз когда ты находишься в каком-то моменте, когда ты и не можешь выйти за эти рамки…

Дзядко: То есть получается, что вам хочется решать эти вещи где-то в другом месте?

Журова: Возможно, те задачи, которые я хочу ставить, например, по развитию того же спорта, не всегда обязательно решать только в думе. Поэтому, возможно,

Таратута: Стать министром спорта.

Журова: Например.

Командная: А есть у вас такие амбиции? Хотите стать? Говорят, что Мутко уйдет после Олимпиады в Сочи.

Журова: Я бы это не обсуждала, надеюсь, что мы так выступим, что Мутко никуда не уйдет, такое тоже может быть. У нас еще впереди чемпионат мира по футболу, поэтому Виталию Леонтьевичу есть еще, чем заниматься.

Командная: Есть мнение, что после Олимпиады в Сочи Мутко переключится опять на футбол.

Журова: Я думаю, что он сам решит. Но на самом деле я думаю, что какие-то вещи (мы в самом начале говорили о каком-то изменении системы), мне бы, наверное, хотелось больше в этом смысле. Потому что понятно, что менять коней на переправе и менять систему спорта перед Олимпийскими играми в Сочи был огромный риск, я бы никогда не предложила даже сама это сделать. После Олимпийских игр можно говорить о каких-то изменениях в пользу больших полномочий Олимпийского комитета…

Командная: Урезание госфинансирования, например.

Дзядко: У меня такое ощущение, что у нас еще очень много вопросов. К сожалению, время наше подошло  к концу. Мне хотелось бы задать последний короткий вопрос, то, что спрашивал Илья Барабанов. Вы будете принимать участие в выборах в Кировской области в каком-то качестве – в качестве кандидата, в качестве человека, который оказывает поддержку Никите Белых?

Журова: Поддержку Никите Белых в любом случае я всегда окажу, потому что я там оказалась неслучайно.

Дзядко: Как самостоятельный кандидат вы выдвигаться не будете?

Журова: Мы не говорили на эту тему, тем более эта новость только сегодняшнего дня, его назначили исполняющим обязанности именно сегодня. Завтра у  него бы закончился срок полномочий. Если предложит, наверное, я в любом случае сейчас в думе. Думаю, у него есть и другие кандидаты. Потом, вы знаете, я, пройдя…

Таратута: Кто вам может это предложить?

Журова: Это должен Никита Юрьевич предложить.

Дзядко: В смысле, вы имеете в виду, предложить представителям Совета Федерации?

Журова: Да. Но я, пройдя Совет Федерации, пришла к убеждению абсолютно точному, что человек должен представлять свой регион, откуда он родом, и который он хорошо знает. Например, я считаю, что я многое сделала для Кировской области даже за этот год, по возможностям особенно в спорте, в молодежной политике, в индустрии детских товаров (какие-то темы, которые я знала), то я понимаю, что ты должен быть родным там. Для Совета Федерации это принципиально. Я, например, если была бы от Ленинградской области, как сенатор сделала бы больше, это абсолютно точно. И это было честнее.

Другие выпуски