Роберт Шлегель: авторы закона о «черных списках сайтов» – некровожадные люди

Таратута: Вы перешли из комитета по физкультуре в комитет по информационной политике. Зачем вы это сделали?

Шлегель: В прошлом созыве я был в комитете по информационной политике, в этом созыве его не было. Мне предложили быть замом комитета по физической культуре и спорту и молодёжной политике, я согласился, при этом остался членом подкомитета по информационной политике до того момента, когда будет воссоздан комитет по информационной политике. Как только у меня появилась возможность перейти в комитет по информационной политике, я сразу же написал заявление и перешёл в этот комитет, потому что для меня это часть деятельности является основной на протяжении 4 лет.

Таратута: Чем, вам кажется, вы там можете быть полезным? Какое ваше главное достижение или прорыв?

Шлегель: Я думаю, что говорить о каких-то достижениях или прорывах не совсем корректно.

Таратута: Почему именно вы должны быть в этом комитете?

Шлегель: На мой взгляд, то законодательство, которое формируется сейчас вокруг сети интернет, оно требует людей, которые разбираются в этом, которые знакомы с этим сообществом, знакомы с формирующейся индустрией, которые способны адекватно формулировать те законы, по которым нам предстоит жить. Когда законы эти сформулированы в одностороннем порядке, мы получаем очень сложные ситуации. А учитывая, что интернет - это сфера, которая поглотит всё, что нас окружает, это отражается на большом количестве людей.

Таратута: Вы были инициатором некоторых поправок к закону о клевете?

Шлегель: Это очень забавная история была. Как мне кажется, это была истерика, потому что я-то как раз хотел журналистов освободить от ответственности за клевету, потому что, на мой взгляд, ответственность за клевету должны нести владельцы средств массовой информации. Речь шла о том, что в случае неисполнения и так далее, тогда, может быть, это средство массовой информации будет закрыто. Таких прецедентов нет, хотя такой закон действует. Самое смешное, что в законе о СМИ прописано, что СМИ нельзя использовать для совершения уголовно наказуемых преступлений, а тогда, как и сейчас, клевета была уголовно наказуема. Фактически это было масло масленое. Эта моя поправка вызвала живую реакцию со стороны журналистского сообщества. Она не была принята, президент написал письмо, где попросил её вернуть в первое чтение. Что особенно мне в этой ситуации нравится, что совсем недавно клевета была выведена из уголовно наказуемых преступлений, но потом опять вернулась. С чем это связано, я не знаю.

Таратута: Вам нравится что - уход или приход?

Шлегель: Мне нравится ни то и ни другое, мне нравится, с какой лёгкостью это происходит. Для меня мотивы этого решения не ясны. Чем-то мне это напоминает историю с зимним и летним временем.

Таратута: А что общего и в том кейсе и в этом, как вам кажется?

Шлегель: Речь идёт о той лёгкости, с которой принимаются эти решения.

Таратута: Или, может быть, о человеке речь идёт, который вносил эти решения?

Шлегель: Не знаю.

Таратута: Как вам то, что происходит вокруг «закона о детстве», назовём его так?

Шлегель: Если говорить о пользователях на ресурсах, к которым я обращаюсь каждый день, это никак не отразилось. Но я как блогер заметил эти изменения, потому что в Twitter-ленте об этом все пишут, что Рунет закрывают. Я, конечно, не разделяю этих опасений, потому, как мне кажется было очевидно, что со вступлением закона будут происходить подобные ситуация, которые по мере того, как закон будет действовать, будут решаться. У меня есть двойственное мнение об этой ситуации. С одной стороны, как человек, который является частью партии, которая принимала этот закон, конечно, я должен злорадствовать, а с другой стороны, как человек, который критиковал изначально ту версию закона, мне хочется злорадствовать уже на другую тему, что я предупреждал, но меня не услышали.

Таратута: А что вам не нравилось?

Шлегель: Я убеждён в том, что законы, которые отражаются на жизни миллионов людей, они должны приниматься, будучи широко обсуждаемыми. Это не может быть игра в одни ворота. В обществе, в просвещённой ей части, есть запрос на то, чтобы соучаствовать в обсуждении, есть запрос на то, чтобы быть услышанными.

Таратута: А если бы обсудили, то что было бы?

Шлегель: Сейчас у нас осуществляется, например, блокировка по ЮРЭО, могло быть так, что мы договорились, что операторы связи устанавливают соответствующие оборудование, чтобы не блокировать весь ресурс, как это происходит, а блокировать определённую ссылку, по которой находится тот контент. Я изначально выступал против блокировки всего ресурса, я считаю, что это неправильно. У меня вызывает сомнения эффективность сообщения, когда Роскомнадзор принимает решение о блокировке, он отправляет информацию хостинг-провайдеру вместо того, чтобы отправлять её владельцу сайта. Здесь нужно прописывать, что, с одной стороны, сайт, который не хочет быть заблокирован, должен разместить контактную информацию специально для Роскомнадзора. Тогда не было бы ситуации, когда Lurkmore не знал, что их собираются блокировать, потому что их хостинг-провайдер находится на территории другого государства. Я надеюсь, мы это изменим.

Таратута: А не было ли задачи не уведомлять вообще?

Шлегель: Мне кажется, в какой-то момент была задача выполнить задачу. Это и произошло.

Таратута: О какой вы сейчас задаче говорите?

Шлегель: Принять закон. Я знаю прекрасно людей из Минсвязи - это люди не кровожадные, они не пытаются быть частью той силы, которая всё время хочет зла, а получает благо.

Таратута: А с какой частотой будут закрывать сайты? И чего вы ждёте дальше?

Шлегель: Я жду, что подобные новости будут происходить, в большинстве случаев эти ситуации будут разрешаться.

Таратута: А кто на очереди?

Шлегель: Я не знаю, я не Роскомнадзор.

Таратута: Википедия, которая вступилась сейчас за всех?

Шлегель: Я не думаю. Понимаете, что всем хочется, не хочется говорить о том, что наступила цензура кровавого режима, что сейчас всех закроют. Никого не закроют.

Таратута: Многие говорят, что это, скорее, запугивание, может быть, потому что за 2 дня мы имеем дело с тремя ресурсами.

Шлегель: Которые доступны сейчас. Lurk сняли, и они были на другом расширении, до Rutracker легко добраться, точно так же как с Либрусеком. Мне кажется, что здесь есть тоже несовершенство законов в том смысле, что легко уйти от ответственности, если на ресурсе действительно размещён какой-то контент. Вот мы вчера разговаривали про самоубийства, про то, что размещают ролики с самоубийствами. Вот он на одной странице размещён, через два часа я зарегистрировал другую страницу и разместил там. С этим нет никаких проблем. Это сложности, которые необходимо решать.

Таратута: А зачем посягнули на культовые ресурсы? Чтобы привлечь к этому внимание?

Шлегель: Нет, я думаю, что люди, которые принимают решения, не догадываются, что это культовый ресурс. Вот мы с вами можем пошутить на тему Lurk, потому что мы в своём небольшом мире, а когда человек с каменным лицом говорит, что там размещена информация такая, он не понимает, что это шутка.

Таратута: Вы о каком ведомстве говорите сейчас? Мне кажется, у вас был такой опыт.

Шлегель: Я не скажу. Я видел это много раз, когда вещи мне кажутся абсолютно сумасшедшими, а люди, которые не прожили 10 лет в интернете, которые не помнят, как это всё развивалось, не помнят, что это была маргинальная среда изначально, они не помнят, из чего это выросло, к этому относятся с печатью серьёзности на лице.

Таратута:А у этих людей есть ощущение, что они победят интернет?

Шлегель: Наша система государственная в целом достаточно реакционная и в прямом смысле, и в косвенном. Она достаточно консервативна, с одной стороны, а с другой стороны, она живёт реакциями. Что-то произошло, кто-то внёс закон. В ситуации с регулированием интернета можно было бы потратить на это год, но сделать нормальный закон, а можно идти через чёрный ход. Я сторонник входа через парадную, через нормальный вход.

Таратута: Расскажите, какие итоги интернет-голосования за лидера фракции. Какие итоги? Чем у нас живёт соцсеть?

Шлегель: Соцсеть живёт тем, как мне кажется, я могу ошибаться, Дима Гудков, пользуясь своими возможностями начал двум кандидатам накручивать голоса - Владимиру Бурматову и Исаеву. Недолго думая, я Бурматова с голосования снял. На что он мне сказал, что Чуров смотрит на меня и плачет.

Таратута: А откуда вы знаете, что это Гудков?

Шлегель: Потому что Гудков у себя в Twitter активно начал это дело распространять: «Дорогие друзья, голосуем за Бурматова». Когда я Бурматова убрал, он переключился на Исаева. Поскольку я видел время набора голосов, я начал понимать, что Бурматов начал набирать голоса ещё до того, как Дима об этом написал.

Таратута: То есть я всегда правильно рассуждала, что если, например, на сайте «Молодой гвардии» размещены какие-то ролики, то это значит, что она причастна, или если сейчас какие-то функционеры околокремлёвские занимаются распространением биржи голосов по Координационному совету, это значит, что они причастны к этой процедуре?

Шлегель: Может быть, вполне возможно, что вы в этой ситуации правы, но мне об этом ничего не известно. Не знаю, является ли это попыткой привлечь внимание к выборам Координационного совета, либо действительно те, кто делают биржу голосов, они действительно этим занимаются и являются с представителями «Молодой гвардии». Но что-то мне подсказывает, что в Координационном совете случился раскол, и какой-то человек, который неплохо разбирается в информационных технологиях, который обладает неплохим ресурсом, оттуда по какой-то причине скандально вышел.

Таратута: Вы сейчас Илью Пономарёва имеете в виду?

Шлегель: Нет, конечно

Таратута: Чем кончилось это голосование?

Шлегель: Ничем, я его закрыл, потому что эксперимент был признан неудачным.

Таратута: То есть нельзя в сети выбрать лидера «Единой России»?

Шлегель: Можно. А, кстати, Хинштейн бы победил с большим отрывом. Нужно понимать, что фракция в целом и пользователи в сети - это два разных мира. В одном случае это человек-тяжеловес, опытный, знакомый партии, а в другом случае - человек максимально медийный, или как в случае с Бурматовым был какой-то троллинг.

Таратута: Вы выходец из движения «Наши». Какая у него сейчас судьба?

Шлегель: Вы меня поставили в тупик этим вопросом. Я не слежу, что там происходит.

Таратута: Давайте поговорим об основателе Василии Якеменко и его партии. Что сейчас с ней?

Шлегель: Её нет.

Таратута: Почему?

Шлегель: Наверное, это нужно спросить у Василия, потому что я кроме каких-то отдельных фраз в Twitter, кстати, как и движения «Наши», я вижу, что движение идёт, но я не сталкиваюсь ни с митингами, ни с мероприятиями, так же и с партией Василия, я не знаю, зарегистрирована ли она.

Таратута: Мне просто интересно, что это было тогда - это был пиар-ход?

Шлегель: Я думаю, что это было желание создать новую политическую организацию, это желание натолкнулось на то, что он не был к этому готов или не до конца сформулировал то, что он хотел создать, поэтому этого нет сейчас в поле. Других причин я не вижу.

Таратута: То есть он не потрудился, как надо было?

Шлегель: Я думаю, что у него не было времени. Я думаю, что его рано списывать со счетов.

Таратута: А вам не кажется, что ваших соратников и Васильева постигла трагическая политическая судьба, а вы вовремя спрыгнули с этого поезда, а у вас всё замечательно?

Шлегель: Замечательно у человека - это вопрос сложный, относительный. Что касается моих бывших коллег, многие работают в Росмолодёжи. Ребята, которые были в регионах, как правило, занимаются либо предпринимательством или работают в местных органах власти. У них всё складывается нормально.

Таратута: Я говорю сейчас о Василии.

Шлегель: Я считаю, что у него была возможность выбора, и он выбрал то, что он выбрал.

Таратута: Это его выбор был?

Шлегель: Я уверен в том, что это его выбор.

Таратута: Это правда, что вы являетесь родственником Андрея Ураева в некотором смысле?

Шлегель: Это отец моей жены.

Таратута: А правда, что господин Ураев - автор романа «Около ноля»?

Шлегель: Я об этом говорить не могу, потому что я этого не знаю.

Таратута: Как вам кажется?

Шлегель: Мне кажется, что нет.

Таратута: Автор романа не он, а тот человек, про которого мы думаем?

Шлегель: Натан Дубовицкий.