«Российские военные постоянно терпилами не будут»

Белковский о том, почему Путин не реагирует вообще ни на что
24/05/2015 - 22:58 (по МСК) Павел Лобков

Павел Лобков и главный специалист телеканала Дождь Станислав Белковский обсудили главные новости этой недели. Поговорили о фильме «Бродский не поэт», о Лесе Рябцевой как второй российской поп-звезде, о том, почему «Газпром» является «сейфом в комнате отдыха Путина», и о том, как Рогозин превращается в ведущего программы «Смехопанорама», а Путин в «герметичного Путина»

Лобков: «Приезжай, попьем вина, закусим хлебом или сливами, расскажешь мне известия», — словами Иосифа Бродского, которому сегодня бы исполнилось 75 лет, я обращаюсь к главному специалисту Дождя Станиславу Белковскому, потому что меня почти 2 недели не было в Москве — я был в командировках. И поэтому нюансы политической жизни частично упустил и чувствую себя таким немножко счастливым человеком. Самое главное событие — это 75 лет со дня рождения Бродского. О Бродском сейчас говорить очень опасно, потому что Броского сейчас используют пропагандисты как могут.

Белковский: Да, это, как сказал Вадим Жук на юбилей Пушкина 15 лет назад: «Абрам Петрович Ганнибал, ваш прадед всех заколебал».

Лобков: Я помню в 80-е годы, когда тщетно мы пытались взять интервью у Бродского в Пятом колесе. Все-таки основная тема была — антисоветчина, сопротивление режиму, мужество, личная стойкость, не поэзия. Не столько поэзия, а поэзия в этом преломлении, как поэзия такого очень одинокого, стойкого человека, мизантропа. Сейчас же его представляют буквально глашатаем империализма. Вспоминают его стихи про Украину. То же самое произошло и с Пушкиным. Если Пушкин на школьных учебниках был «пока свободою горим, пока сердца для чести живы», «и у позорного столба последнего попа повесили», то закончилось «кишкой последнего попа последнего царя ударили». Вот это все было в нашем школьном детстве. А закончилось все декларированием с больших трибун таких вот стихов Пушкина, где он писал о Николае I «во всем будь пращуру подобен», «старинный спор славян между собою, старинный давний спор», оправдывая империалистические, как тогда считалось…

Белковский: Да, встречи Николая I с Пушкиным в Чудовом монастыре в 1926 году.

Лобков: Так же, как делают с Александром I, например. Александр I у нас был не так давно стал богом империализма, сейчас последние его скульптурное произведение, Александр I, главное его событие в жизни — это встреча с Сергеем Радонежским и уход Федора Кузьмича. Поэтому юбилей Бродского будут препарировать сообразно политическому режиму.

Белковский: А его уже препарируют. Уже это возникшее официальное событие, я ожидал, что в какой-то момент будет сказано, что Бродский был другом юности Владимира Владимировича Путина и рекомендовал его Собчаку. Очень странно, что эта пиар-доктрина не возникла на канале НТВ, например.

Лобков: Солженицын встречался с Путиным. Это было поворотной точкой в имперской политике. С точки зрения официальной пропаганды, Солженицын тогда благословил Путина на все, что можно. Эта знаменитая прогулка в Троице-Лыково по возвращению на поезде. Бродский не вернулся в Россию. Возможно, он не вернулся, потому что, возможно, предчувствовал, будучи человеком чрезвычайно аналитического ума, предчувствовал то, что каким-то образом Ельциным он будет использован. Это же было время предвыборной кампании, 1996-й год.

Белковский:  Нет, я так не думаю. Бродский был ни антисоветчиком, ни советчиком ничьим. Он принадлежал самому себе, он был абсолютно замкнут в своем политическом мире и сам сказал об этом, что «поэт — как Жучка в капсуле языка». Жучка — собака, которую отправляли на околоземную орбиту. И таким он оставался до конца. Он не имел никакого отношения к политике и не вернулся в Россию, потому что это было бы пошлостью, которую допустил великий Александр Александрович Солженицын, когда он на поезде ехал с дальнего Востока через всю страну в Москву.

Лобков: Я помню эту картину с рукой. Дело в том, что аналогии напрашиваются — общая судьба высылки.

Белковский: Бродский всегда был врагом пошлости — это видно по всему его, прошу прощения за пошлость, творческому пути. Он не мыслил категориями политики публичного измерения.

Лобков: Хотя написал очень много политических стихов.

Белковский: Это не противоречит одно другому. Такими категориями он не мыслил. Он находился совершенно в ином измерении, поэтому не вернулся в Россию, ибо, как сказал другу не такой великий, но тоже хороший поэт Геннадий Шпаликов: «Никогда не возвращайтесь в прежние места». Так же мы знаем, что Орфей не должен был оглядываться, когда Эвридику… Вот не надо оглядываться, и Бродский следовал этому принципу. При этом Бродский был человеком, наоборот…я считаю его политическим учеником Бориса Абрамовича Слуцкого, которого он упоминает довольно редко, но поэт же всегда говорит о том, что он думает на самом деле. То, что он говорит в интервью — это ерунда. Важно, что он сказал в своих стихах. И знаменитое стихотворение Бродского «Пока мне рот не забили глиной»: «Только с горем я чувствую солидарность. Пока мне рот не забили глиной, из него будет раздаваться лишь благодарность» — это полная реплика стихотворения Слуцкого «Я гореприемник, и я вместительней радиоприемников всех систем, берущих все — от песенки обольстительной до криков — всем, всем, всем». И вот это фальсифицировать невозможно.

Лобков: Но попытаются сейчас. Мосгордума сейчас экстренно приняла к рассмотрению вопрос о переименовании некой улицы в улицу Бродского. Я не знаю, что это будет.

Белковский: Я не понимаю, почему в Москве надо называть улицу улицей Бродского, когда он весь принадлежит Петербургу. Уже это какой-то абсурд абсолютный.

Лобков: Уже это пошлость.

Белковский: Да.

Лобков: Найдут какой-нибудь проезд номер 6265 в спальных районах, которые для Бродского всегда были «городом уснувших больниц», этот образ уснувших больниц как сосредоточие всего страшного и такого замкнутого пространства.

Белковский: Конечно, нет. Это полная ерунда. Естественно, если называть что-то именем Бродского, то только в Петербурге. Но называть его именем надо какую-нибудь Гороховую улицу, потому что называть улицу на окраине было бы странновато. Но креатива не хватит у наших властей, чтобы такое совершить.

Лобков: Я думаю о памятнике Бродского.

Белковский: А памятник Бродскому стоит вот здесь у нас, на Садовом кольце. Ты знаешь об этом? На площади Восстания, они даже не знают, как она сейчас называется. Своеобразно.

Лобков: Вообще нужно быть великим скульптором, достойным. И вообще может ли существовать памятник Бродскому, потому что если скульпторы, которые сейчас могут, к 75-тилетию…

Белковский: Я думаю, что такие скульпторы есть, просто мы их не знаем.

Лобков: Потому что есть узкий круг скульпторов, допущенных к тендеру.

Белковский: Да.

Лобков: Как ты считаешь, вот сейчас отшумит 75-тилетие. Сейчас вовремя достали и тиражируют все новороссийские средства массовой информации его знаменитые стихи на независимость Украины, которые так хорошо ложатся в контекст. И у Бродского нет, как у Пушкина, ничего, чего нельзя было бы не положить в контекст текущей политике. В этом смысле исторические свидетельства в настоящее, а много осталось современников у Бродского, архивов огромное неразобранное количество. Может ли настоящая историческая правда: труды, диссертации, хорошие исследования — сломать эту пошлость, которая явно сейчас хлынет?

Белковский: Я на базе воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам, которая является одной из любимых моих книг, и которую я считаю никак не уступающей по литературной и политической силе «Архипелагу ГУЛАГу», я понял, что чтобы писать мемуары, надо превратиться в соляной столб. Нужно полностью уйти из современного контекста. Как сказал Владимир Семенович Высоцкий: «Не сумел я, как было угодно — шито-крыто. Я, напротив, ушел всенародно из гранита». Вот надо уйти из гранита. Поэтому истина о Бродском появится после смерти всех людей, кто его знал. К сожалению, это закон истории и закон литературы, которая является репликой и зеркалом истории. И в какой-то степени достовернее, чем история, потому что история пишется на базе, как сказал все тот же Борис Абрамович Слуцкий, заочный учитель Бродского: «Когда эпохи идут на слом — появляются дневники, писанные задним числом в одном экземпляре от руки». А литература остается, и она является достоверным более, чем история, свидетельством эпох. И даже не одной.

Лобков: Мы сегодня на всю страну будем смотреть фильм о Бродском, потому что один из наших коллег, Антон Желнов, тоже принимал в этом участие.

Белковский: Да, я, кстати, смотрел его на премьерном показе в кинотеатре «Пионер» несколько раз.

Лобков: Тогда не будь спойлером, Стас.

Белковский: Хорошо, я просто решил похвастаться. Ты его не смотрел, а я смотрел.

Лобков: Я просто боюсь, вот эта фотография «Бродский с котом» знаменитая, что этим будет залеплено все, и мне от этого страшновато.

Белковский: Где? В фильме?

Лобков: Нет, я имею в виду в жизни.

Белковский: Да, так и будет. Еще Кремль должен учредить какой-нибудь орден Бродского и вручать его придворным поэтам. И вообще Кремлю надо создать какую-нибудь мифологию, мне кажется, о том, как Бродский держал Владимирова Владимировича Путина маленького на руках.

Лобков: Он же самый неодомашниваемый из всех поэтов. Пушкина одомашнили, Ахматова одомашнилась, к сожалению, и написала свои худшие стихи в годы, когда ее сын сидел в тюрьме.

Белковский: Она их специально писала в надежде, что Иосиф Виссарионович смилуется.

Лобков: Но Иосиф Виссарионович был неумолим. Бродский не одомашнивался никогда. И в этом смысле он, наверное, самый трудный материал для идеологической обработки. Но посмотрим, что получится у наших пропагандистов, осмелятся ли они его трогать. Например, Цветаеву они не осмеливаются трогать.

Белковский: Потому что Цветаева не такая попсовая. Бродский опопсовлен несколько либерально-прогрессивной общественностью за последние 20 лет, прошедших с момента его смерти.

Лобков: Вообще Бродский и Цветаева — это два классических источника современной попсы. Если даже брать те же самые ритмы, темпоритмы стихотворений, то мы понимаем, что значительная часть Земфиры восходит к Цветаевой, значительная часть многих рок-групп восходит к Бродскому. Просто к его ритмике, его мелодике. Так или иначе, это ушло в массы. Известен закон, если есть что-то очень элитное, очень недоступное, очень сокровенное, то через 20, 30, 40 лет оно превращается в попсу. И теперь у каждого человека, едущего впереди, может быть написано «Спасибо деду за победу», а сзади написано: «Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик». И твое сознание будет абсолютно сливаться. Давайте к пропаганде поближе. «Эхо Москвы», которое было рупором так называемой демократической общественности, эту общественность сегодня, в конце концов, и раскололо напрочь, потому что отец-основатель Сергей Корзун, которого я помню по фильму «Тайны разведки», если моя старческая память не дает прорех, он вел программу «Тайны разведки» на НТВ, когда я там работал. Вот Сергей Корзун ушел сегодня, расплевавшись.

Белковский: Я бы, кстати, вел программу «Тайны разводки» как политконсультант.

Лобков: Ушел, бросив Венедиктова с Лесей Рябцевой. И оказалось, что эта разлучница, эта демоническая натура…

Белковский: Нет, Леся Рябцева — это поп-звезда мега-масштаба.

Лобков:  …которую мы поминаем, совершая безумную пошлость, в одном абзаце с Иосифом Бродским, Леся Рябцева, производящая достаточно косноязычные тексты. Я думаю, что в этом у нас не будет разногласий ни с Корзуном, ни с Алексеем Венедиктовым, который является все-таки поклонником живого русского слова независимо от политической ориентации, которая поддерживается в данный момент. Вот что Леся Рябцева высказалась плохо о Корзуне, поэтому Корзун уходит, Венедиктов сказал: «Я не сторож брату своему». И на том все началось. Потом все дальше продолжилось тем, что ни один из участников этой фейсбук-драмы не согласился с нами поговорить. Ну а с кем им еще говорить? С Первым каналом что-ли? Можно подумать, Первый канал очень интересуется судьбой «Эха Москвы». Мы как-никак немножко интересуемся, потому что, во-первых, «Эхо Москвы» на нашей судьбе немножко оттопталось в свое время.

Но, так или иначе, смотри, ситуация, при которой флагман ровно пополам, на две части. И никто — ни Венедиктов, ни Корзун, ни Леся Рябцева, ни другие второстепенные герои этой драмы — все говорят: «Нам Венедиктов запретил говорить до 22:00». Сейчас 21:19, все сказали: «Мы не будем по разным причинам говорить на эту тему». Я не понимаю, что случилось, честно говоря, не могу ничего понять. Значит ли это, что та подача материала, та эстетика, которая была в 90-х и «Эхо Москвы» вывела в лидеры, устарела абсолютно, и это только видимая часть — то, что мы видим, а на самом деле все произошло глубже и раньше. Заигрывание с администрацией президента, бегание с бутылкой виски по разным высоким кабинетам, публикация постов в блогах, в частности, совершенно одиозных персонажей. Что здесь было курицей, а что яйцом — я не могу сказать.

Белковский:  Я                в хороших отношениях и с Алексеем Венедиктовым, и с Сергеем Корзуном.

Лобков: И с Лесей Рябцевой, я надеюсь? Это очень важно.

Белковский: С Олесей Александровой Рябцевой — она вообще мой кумир. Я сказал ей в эфире, что она вторая поп-звезда России после Ксении Анатольевны Собчак.

Лобков: Третья после Полины Гагариной. Евровидение прошло.

Белковский: Я, к сожалению, не силен в этой сфере, поэтому Полину Гагарину я как-то не включил в рейтинг. Я не хочу портить отношения ни с тем, ни с другим. И для себя лично, как довольно частый гость «Эха Москвы», я считаю необходимым поддержать «Эхо Москвы», каким бы оно ни было, потому что можно говорить все, что угодно об одиозных блоггерах, кремлевских комментаторах, меня «Эхо Москвы» не цензурирует. И осталось не так много средств массовой информации в Российской Федерации, которые дают мне говорить то, что я считаю нужным. И в этом смысле я поддерживаю «Эхо Москвы» и Венедиктова. Что же касается Леси Рябцевой, то у каждой эпохи есть своя классическая гримаса. Леся Рябцева — это такая гримаса эпохи. Такой персонаж должен существовать.

Лобков: Вы мечтали о поколении непоротых — получите поколение непоротых, которые будут вами управлять. И вы поймете, кто лучше управляет: поколение поротых или поколение непоротых.

Белковский: Притом что, я подчеркиваю, я не сотрудник и не акционер «Эха Москвы».

Лобков: И даже не главный специалист.

Белковский: Да. Поэтому для меня не вполне этично вмешиваться в дела радиостанции, но как сторонний наблюдатель и частый гость…

Лобков: Стас, у тебя нет фейсбука, а у меня есть фейсбук. Он до сих пор как грязевой вулкан продолжает извергаться ядовитыми газами.

Белковский: Да, тем более что Сергей Корзун сейчас работает на международном французском радио, которое я тоже очень уважаю и искренне люблю главного редактора этой радиостанции Ингу Домбровскую, перед которой я преклоняюсь по тем причинам, которые я не буду объяснять в эфире телеканала Дождь. Поэтому я бы хотел избежать конфликта с какими бы то ни было участниками этой всей эпопеи…

Лобков: То есть тебе тоже запретили до 22:00 говорить на эту тему?

Белковский: Нет, я сам себе запретил в общем виде. Но все равно этот тезис, что мы сохранили радиостанцию, он правильный, я его поддерживаю.

Лобков: Хорошо. Я уходил из НТВ в 2011 году. Выжидал, пока погонят. Многие из нас ждали, пока погонят — погнали. Но перед нами тоже в том же фейсбуке собеседники ставили такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, можете ли вы работать на канале, где происходит нечто, вам исключительно противное в других сегментах канала?». Я имею в виду, там была программа «ЧП», еще что-то. Поднимая давнюю тему: можно ли работать приличному человеку в издании, которое вам кажется неприличным? Я так же не считаю, что в «Эхе Москвы» произошла такая сугубая революция, но опять ставят вопрос морального выбора: можно ли ходить блаженному журналисту на худсовет нечестивых?

Белковский: Я, во-первых, не журналист и тем более не блаженный.

Лобков: Ну блаженный главный специалист. Это ставит вопрос некоего выбора: выбора максималистского и выбора такого, о котором сегодня написала Леся Рябцева: «Все равно другого «Эха» у нас для вас нет, — написала Леся Рябцева, — и не будет никогда».

Белковский: С первой частью этого высказывания я согласен — другого «Эха» сейчас для вас нет. Будет или не будет — это второй вопрос. В этом смысле я Лесю Александровну поддерживаю и буду ходить на «Эхо», буду его поддерживать всячески политически и морально, насколько оно нуждается в моей поддержке, потому что это пространство, где я неподцензурный, где у меня достаточно большая аудитория.

Лобков: Если говорить об общем вопросе?

Белковский: Я не считаю правильным упрек в том, что какие-то кремлевские люди выступают на «Эхе». А почему они не должны там выступать, они что, не люди? Прогрессивная общественность сама, собственно, парадирует Кремль. Что Кремль считает, что должна быть только кремлевская точка зрения, а прогрессивная общественность считает, что должна быть только ее точка зрения. И те, и другие считают, что альтернативная точка зрения является аморальной. Это абсолютное отражение так называемой тотальности русского сознания. Когда человек отличных от тебя взглядов становится сразу аморальным.

Лобков: Ну что демонстрирует украинский кризис, он становится сразу ватой, колорадом и бог весть кем.

Белковский: Русский человек не в состоянии отделить идеологические вопросы от моральных. Вот это и есть появление той самой тотальности сознания, которая во многом породила русский тоталитаризм и авторитаризм. Я не сторонник тотального сознания. Я рад тому, что, скажем, Максим Шевченко, с которым учились в одной школе, находится на «Эхе Москвы», потому что мне интересна точка зрения Максима Шевченко тоже, безусловно, а не только своя. Я не буду ссориться с человеком только потому, что его точка зрения не совпадает с моей. А проблема Олеси Рябцевой — это совсем другая проблема. Она, скорее, проблема эстетическая.

Лобков: Поколенческая я бы сказал, поколенченская.          

Белковский: Нет, в этом поколении есть и другого типа люди. Еще раз говорю, что Олеся Александровна — это гримаса эпохи. И у всякой эпохи есть своя гримаса.

Лобков: Ну а против каждой гримасы есть ботокс. Ну еще об одном перевороте, я буду вот так вот о нем говорить, потому что я ничего не понимаю в футболе, я не понимаю, что это за вид деятельности. Дело в том, что Стас Белковский незадолго до прихода сюда сказал мне о том, что в «Спартаке»… Это футбольная или хоккейная команда?

Белковский: И то, и другое, но, скорее, футбольная.

Лобков: Скорее, футбольная. Произошел некий переворот, я сейчас пытаюсь вспомню о том, что мне говорил Стас. Оттуда ушел человек, который мне известен как зампред «Лукойла» Леонид Федун, но он хозяин фактически был «Спартака». То ли он сам ушел, то ли его оттуда ушли. Вот в качестве иллюстраций, которые я успел найти, это сайт sports.ru, который продемонстрировал…  Вот Леонид Федун, итальянского вида, очень такого экзотического, я бы сказал. Вот сайт sports.ru сегодня приводит данные о том, что было при Федуне и до Федуна. Вот при Федуне сплошные первые цифры, везде в разных чемпионатах, игроки были признаны лучшими голкиперами, кажется, это у вас называется нападающий.

Белковский: Нет, голкипер, это — вратарь, а нападающий это — форвард.

Лобков: И защитники, и полузащитники, я даже такие слова знаю. А вот после Федуна…

Белковский: Да. А еще есть слово плеймейкер, многие понимают его за еврейскую фамилию. 

Лобков: Вот что после этого, видите? Сплошной разброд и шатание. И в этом смысле возникает вопрос: в РФ кого-то отстраняют обычно с каких-то постов не по причине неэффективности, а по причине лояльности. О чем мы много раз говорили. Можно сделать так, что у тебя упадет 6 мостов, у тебя перелатают все дороги, я такое наблюдал в Краснодарском крае, дороги перелатывают сейчас, те, которые были построены к Олимпиаде известными олигархами, и при этом ты все равно будешь известным олигархом приближенным. Может ли результат повлиять на твою позицию в российском истеблишменте или это первый случай?

Белковский: В футболе, конечно, это же не политика. «Спартак» — самая популярная команда страны, кстати, я придумал хороший заголовок.

Лобков: Только там не будет ничего такого?

Белковский: Ничего не будет. «Спартак» проснулся с большого Федуна».

Лобков: А кто отстранил Федуна? Кто вообще может отстранить вице-президента «Лукойла» от руководства спортивной командой?

Белковский: Отстранил Федуна он сам, потому что он — лицо, принимающее решения. Но, правда, считается, что истинным владельцем являются все-таки все акционеры «Лукойла» во главе с Вагитом Алекперовым. И это, скорее, пиар-акция. Но де-факто его отстранили болельщики «Спартака», которых, по некоторым данным, насчитывается в стране от 12 до 15 млн. человек.

Лобков: Мы имеем случай прямой демократии? Не пугай меня, пожалуйста.

Белковский: Да, типа того, но они не принимали этого решения формально. Но фактически это произошло под их беспрецедентным давлением.

Лобков: А чтобы они сделали, если бы не?

Белковский: Если ты помнишь, когда Владимир Путин приезжал на похороны футбольного фаната Свиридова, и была Манежка так называемая, благодаря которой Колокольцев во многом стал министром внутренних дел, поскольку он разрулил проблему с футбольными фанатами на Манежной площади в количестве 10 тыс. человек. Это великая сила, великая, еще пока спящая в политическом смысле. Но от этого нисколько не теряющая своего общественно-политического значения. При этом есть мнение, что Федун на самом деле никуда не уходил, а просто сошел с авансцены, чтобы не раздражать болельщиков. Но факт остается фактом: за 11 лет его руководства «Спартак» ничего не выигрывал, а до этого выиграл два чемпионата из трех. И гнев болельщиков на него велик.

Лобков: А на чемпионат мира по футболу это как-то повлияет? На состав сборной и т.д.?

Белковский: Нет, это совсем не имеет никакого отношения к чемпионату мира, ни к составу сборной.

Лобков: На строительство стадионов, на освоение ресурсов?

Белковский: Нет. Единственное большое и главное достижение Федуна — это то, что он построил стадион «Спартака», которого не существовало много лет. Это стадион «Открытие Арена» так называемый, который считается хорошим.

Лобков: Стас, а ты ходишь на футбол?

Белковский: Периодически да. Неужели ты мне не веришь?

Лобков: Не могу тебя представить.

Белковский: Это потому что ты туда не ходишь. Ты приходи — и представишь себя сразу.

Лобков: Вместе сходим как-нибудь. А ты мне правила нарисуешь.

Белковский: Нет, нет, нужно программу сделать отдельную, где мы будем сидеть с тобой на футболе на трибуне и обсуждать матч. Я вот комментировал прямую линию с Владимиром Путиным 4 часа здесь.

Лобков: Знаешь, каждый россиянин может комментировать это. А футбол сложный, там правила есть.

Белковский: Поэтому, скажем так, это один из немногих демократических проектов современной России. При этом, как считают футбольные эксперты, Леонид Федун пал жертвой собственной некомпетентности в этом вопросе. И мне психологически понятны причины и источники составной части этого марксизма. Дело в том, что люди, которые резко разбогатели в 90-е годы, искренне склонны полагать, что они разбогатели благодаря себе, а не благодаря указам президента и прочим подаркам, свалившимся с неба. Поэтому они начинают считать себя разбирающимися во всем — от литературы до футбола. Но вот, возможно, акционеры «Лукойла» несколько пали жертвами этой опасной тенденции.

Лобков: Стас, вот смотри, Леонид Федун как раз в каске на стройке, то есть он был там вообще публично довольно активен, как я понимаю. Если Вагит Алекперов редко появлялся с интервью, и каждое интервью…

Белковский: Но, собственно, Леониду Федуну было поручено быть фронтменом этого проекта, как бы спикером «Спартака». Считается, он не был ключевым акционером, им был Вагит Алекперов.

Лобков: Ну что ж, тогда страну можно поздравить с тем, что демократия, народный фронт снизу. Народный фронт уже у нас одного губернатора посадил и нескольких снимает, как я понимаю.

Белковский: Это Общероссийский народный фронт имени Путина, а здесь — футбольные болельщики.

Лобков: Общероссийский народный имени Путина. А это прямо-таки самый очищенный народный фронт, который только, можно себе представить.

Белковский: Который только можно себе представить.

Лобков: Ну только не говори, что это было с благословения первого лица, что Путин сам принимал решение.

Белковский: Я уверен, что в этот момент Владимир Владимирович думал о Бараке Обаме, и ему было не до «Спартака». К тому же, очень странно было бы думать, что уроженец, не побоюсь этого слова, порождение Санкт-Петербурга болеет за «Спартак». Он должен болеть за «Зенит».

Лобков: Он болеет за «Зенит».

Белковский: Да, ну все поэтому.

Лобков: Давай еще после «Спартака» и всего этого дела — к трагической новости. Упрекают, кстати говоря, очень многие СМИ, что мало уделяют гибели Алексея Мозгового, одного из боевиков «ДНР» и вождей «ДНР».

Белковский: Кстати, предлагаю альтернативу, креативное решение: назвать некий главный аналитический центр «ДНР» и «ЛНР» — «Мозговой — центр», через дефис.

Лобков: Ну, Стас, за тобой уже пришли. Смотри, мол, мы недостаточно внимания уделяем, тем не менее, мы очень подробно так же говорили о роли Алексея Мозгового. Но, на самом деле, есть много случайных или неслучайных совпадений. Вот этот образцово-показательный расстрел. И в этом смысле — да, такой же показательный расстрел, как и расстрел Немцова, пускай меня многие упрекают в том, что я это сравниваю. Такой же образцово-показательный взрыв, еще семеро были унесены на тот свет этим взрывом, совпало с формальным концом «Новороссии». Потому что Олег Царев, уж казалось бы, человек, которого все отринули, и он тут в Москве в единственном практически числе представлял «Новороссию» и говорил каждый день: «Новороссия существует, Новороссия существует. Даже в моем единственном лице она существует». Он уже признал, что проект «Новороссия» закрыт, это произошло в начале этой недели. До этого произошла историческая встреча, где то ли Керри привез картошку, а ему отдали помидоры, то ли наоборот, некий обмен сельхозпродуктами.

Белковский: Ну, это разумно, чтобы все-таки американцы поставляли нам картошку? Это так исторически сложилось.

Лобков: Да, исторически сложилось. Помидоры тоже от них, кстати, но не от тех американцев, а  от тех, которые поюжнее. Потом Виктория Нуланд кормила железных, как она выразилась, железных замов Лаврова, очевидно, печеньками. После этого вдруг Пушилин и представитель «ЛНР» согласились присутствовать на следующем раунде Минских переговоров. Керри пожурил Порошенко за излишнее проявление силы, а «Эмнисти Интернешнл» выпускает доклад, мы его скоро увидим, анонсы уже были, где обвиняют и «ДНР» с «ЛНР», и украинскую сторону в применении пыток по отношению к военнопленным. То есть, мы видим, что произошел поворот некий в сознании или в политике, где стало понятно, что уж кто-кто, а наиболее активные приверженцы идеи «Новороссии» и независимости вот этих областей, они становятся совсем не ко времени и не к месту. Они становятся кем-то вроде Че Гевары, которых нужно было срочно, в лучшем случае, сослать в другие страны Южной Америки или послать воевать на Кубу.

Белковский: Содомом и Гоморрой они становятся.

Лобков: Или послать их просто на тот свет, для того, чтобы избавить мирный процесс от этих очень неудобных людей.

Белковский: Ну, в хорошем смысле.

Лобков: Вопрос: почему Гиркина и, насколько я понимаю, Безлера при предыдущих минских  потеплениях все-таки оставили в живых, дали им возможность циркулировать, например, как Игорю Стрелкову, между Газетой.ру и провинциальными университетами с лекциями. Безлера поселили вроде где-то в Крыму. Почему с Мозговым расправились так жестоко?

Белковский: Ну, очевидно, Мозговой не пошел на компромисс. Не был столь компромиссен, как Гиркин и Безлер. Он действительно, как и многие полевые командиры «ДНР» и «ЛНР», считал себя самостоятельным военно-политическим субъектом, который будет вершить историю этих территорий. Все эти люди не поняли юмора, что Путину совершенно не нужны были «ДНР» и «ЛНР». Они не были самоцелью, никакая «Новороссия» не была нужна. Нужен был инструмент для принуждения Запада к любви.

Лобков: Акт любви состоялся на той сочинской встрече?

Белковский: Ну, пока в паллиативной форме — через картошку и печеньки имени Керри-Нуланд. Но как бы любовь назревает, ее не будет ни в коем случае, потому что Владимир Владимирович Путин для Барака Обамы является изгоем. Ну, это все равно Барак Хусейнович не пойдет снимать проститутку, даже очень дорогую, в отель. Это некий перебор. Это я так, метафорически, к Путину не имеет никакого отношения. Да, наконец-то, Запад понял, что Путина надо психологически гладить, нужно с ним заигрывать. Одной рукой железной стучать по столу, так, чтобы было слышно во всем мире, и бойкотировать парад 9 мая. А другой все-таки заигрывать и говорить…

Лобков: А может их танки «Армата» напугали? По которым у нас двукратный перевес по отношению  к НАТО, как заявил Дмитрий Рогозин, забыв совершенно о том, что по спутникам у нас гораздо больше недовес, как я понял, в последнее время.

Белковский: Дмитрий Рогозин вообще превращается в ведущего программы «Смехопанорама», поэтому я бы не стал серьезно анализировать то, что он говорит. Мы же не предполагаем, что танки «Армата» пойдут на Европу. Нет, они никогда туда не пойдут.

Лобков: То есть, с одной стороны — печеньки, с другой стороны — беспрецедентное учение НАТО у границы, самый большой корабль ВМС Великобритании выдвигается тоже в сторону этих учений, чтобы показать нам свою силу и красоту.

Белковский: Ну и дальше не  будем говорить, все равно авианосец «Джордж Буш» находится в Греции, авианосец «Теодор Рузвельд» — в Бахрейне. И любой военный эксперт разубедил бы Дмитрия Олеговича Рогозина в каком-то существенном военном перевесе России над странами НАТО. Началось то, что нужно было делать с самого начала: одной рукой стучать по столу, другой гладить Владимира Владимировича Путина и объяснять ему, что он все-таки великий.

Лобков: То есть, приехать к нему, мало того, что в гости в Кремль, приехать к нему в гости в Сочи.

Белковский: Не Обама же приехал, а Керри. Тем самым было продемонстрировано,  что Обама не считает Путина за равного, и при этом он не будет встречаться с Путиным в ближайшее время. Но я предлагал еще некоторое время назад концепцию и готов ее предложить снова сейчас, что нужно восстановить территориальную целостность Украины силами российских войск. Петр Порошенко должен обратиться.

Лобков: Это и происходит, я имею в виду гибель Мозгового, в котором часть конспирологов, там есть несколько версий, обвиняют, в том числе, и российские спецслужбы, которые, по некоторым данным, осуществляют активную зачистку неподконтрольных в Москве, тех, кто не идут на переговоры. Мы же помним те замечательные переговоры между Бородаем, Гиркиным и, предположительно, Алексеем Чеснаковым, где, в общем, Гиркин, так или иначе, со скрипом, но выполнял все инструкции, которые ему в виде смс приходили. Здесь, как я понимаю, другой случай совсем, тем более, что «ЛНР» — это не «ДНР». «ДНР» все-таки всегда была более управляемой территорией. «ЛНР» — это территория…

Белковский: Вообще вся эта война породила поколение неуправляемых людей. Потому что они научились воевать и убивать, они теперь не хотят никому подчиняться. И Мозговой не последний, я думаю, в этой череде, посмотрим, кто будет следующий.

Лобков: Это твоя версия: все-таки, что это русский след, или это СБУ Украины и ее диверсионные бригады, как сейчас выглядит официальная точка зрения.

Белковский: Я отвечу на твой вопрос обтекаемо, но совершенно понятно для нашей интеллектуальной аудитории. Украинский след там не прослеживается, извини за тавтологию «след прослеживается». Для меня, как филолога, было неправильно так неполиткорректно высказываться. Поэтому общая концепция урегулирования в целом, которая привела бы к отмене санкций, на мой взгляд, состоит в следующем. Надо ввести российские войска в  Донецк, Луганск и ликвидировать «ДНР» и «ЛНР» их силами, тем самым, восстановив территориальную целостность Украины и передав эти территории под украинский контроль при сохранении базы российских воск в этих регионах, что исключает вступление Украины в НАТО, самого страшного кошмара Владимира Путина.

Лобков: И одновременно, который сейчас пишется для «ДНР», там принудить к уступкам определенным по..

Белковский: Принудить их к прекращению существования, а не к уступкам, и объявить государственную независимость Крыма. Поскольку, можно сказать, что крымское государственность созрела, Крым как политический субъект состоялся и в прямом пребывании в составе РФ он уже не нуждается. Ну, конечно, на такой радикальный сценарий столь консервативный человек как Владимир Путин не пойдет.

Лобков: Ну, смотри, а вот эта история нашумевшая с двумя ГРУшниками, предположительно которые были ранены и захвачены, и совершенно она неприличная, как я понимаю, абсолютно неприличная. Вот давайте сравним две истории 2015 года и 2004 года. Вот идут два ГРУшника…

Белковский: В Катаре, ты имеешь в виду?

Лобков: В Катаре. Здесь они участвовали в боевых действиях, были захвачены, далее взяты врасплох в прямом и в переносном смысле.

Белковский: Давай вспомним, что в Катаре, они были причастны…

Лобков: Далее показания, жену вытащили на госканал, заставили публично отречься, это напоминает отречение, там, не знаю, стиля: Коганович в Политбюро, его жена в тюрьме, Молотов в Политбюро, его жена в тюрьме. Это, конечно, технологии, взятые из 30-х годов, такого, в общем, не было даже при  Хрущеве в случае с многочисленными поимками шпионов и т.д. То есть, до этого все-таки не доходили, до прямого заложничества, прямого принуждения к даче ложных показаний. Это, конечно, удивительная история, она же напоминает частично грачевскую историю с танкистами, которых тоже никто не знал, пока их не показали дудаевские телеоператоры в подвалах президентского дворца. Но смотри, вот в 2004 году лозунг «Россия своих не сдает». Сейчас майка до сих пор по иронии судьбы продается «Своих не сдаем» с портретом Владимира Путина, она продолжает по инерции продаваться при этом.

И вот  Россия формально отказывается, при этом Минобороны требует их возвращения, порождая полное шизофреническое состояние четвертый год. Двое крепких молодых людей или трое крепких молодых людей в белых рубашках, они в Катаре среди белого дня убивают Яндарбиева, и это доказано катарским судом. Потом эмир Катара едет в Москву, о чем-то договаривается с Путиным, говорили, что о газовом ОПЕКе неком. Никакого ОПЕКа не было, возможно, там были несколько иные взаимоотношения.

Белковский: Об ОПЕКе газа.

Лобков: Которые, может быть, потом, не знаю, в чемпионаты мира двойные сложились, вот то, что Катар после России.

Белковский: А ты говоришь, что не разбираешься в футболе.

Лобков: И вот тогда договорились, и сейчас они отбывают наказание, можно себе представить где, где-нибудь в Южном федеральном округе на морском побережье. Вот смотри, Россия тогда своих не сдала, у очень суровой юрисдикции катарской выцепила. Сейчас возникает вопрос, поменяют ли Надежду Савченко. Не знаю, ведь были же прецеденты с Анной Чапман. Почему сейчас в таком грубом стиле исполнена эта комбинация? Не является ли это демонстрацией формы того, что мы сдаем их вам, вот наша сакральная жертва.

Белковский: Нет.

Лобков: И возьмите это вместе с нашим мирным пакетом.

Белковский: Это является следствием того, что Путин, с одной стороны, изменился…

Лобков: Буквально за последние два месяца?

Белковский: Нет, нет, это то, что он не является тем Путиным, который был в 2004 году. Он стал человеком гораздо более герметичным,  он не реагирует вообще ни на что. А во-вторых, он остался прежним в том смысле, что он еще упорный и упертый человек. Если он решил, что формально российских войск на Украине нет, то он не может совершать никаких шагов, которые противоречили бы этой доктрине. Опасность для него в этом состоит — в том, что все-таки терпение военнослужащих небезгранично. И постоянно выполнять роль терпил, за которые государство не отвечает, они не будут. Никакого бунта и восстания, естественно, не случится,  потому что российские войска, вообще вооруженные силы лишены политической субъектности.

Лобков: Что правильно.

Белковский: Как минимум, после расстрела маршала Тухачевского в 1937 году. Но недовольство будет, будут увольнения и все прочее, и, конечно, принуждение жены к отречению от мужа — это некоторый перебор.

Лобков: Стас, еще меня не покидает фигура таинственного Фрейдзона. Макс Фрейдзон, я его, честно говоря, не помню по питерской мэрии, многих там знал — и Грефа, и Кудрина, так или иначе, был собкором НТВ в Питере, не мог не знать. Узок круг этих людей, страшно далеки они были от народа, хоть и делали тотальную приватизацию.

Белковский: Так и остались.

Лобков: И вот Макс Фрейдзон в интервью радио «Свобода» рассказал совершенно фантастические вещи: то, что раньше мы слышали только от Марины Салье, то, что раньше мы слышали только от бизнесмена Сергея Колесникова — письма издалека. Это тоже письма издалека, он судится с людьми, которые отобрали у него компанию, которая обеспечивала топливом Пулковский аэропорт. Не буду пересказывать всей статьи, важно, что он фактически признается в том, признает то и говорит о том, что Путин брал взятки, причем брал Миллер, а Путин при этом присутствовал как сотрудник КГБ, рисуя цифры. Вот, допустим, я тебе нарисую вот эту цифру — это 10 тысяч долларов, что при нем это происходило. Там много других вещей: связь с Кумариным, связь с тамбовской группировкой, вынимание вот того же практически белья, которое было на процессе Литвиненко, когда речь шла об Иванове Викторе Петровиче, но тогда свидетель Швец не отказался от своих показаний, потому что они были даны в суде и зафиксированы. Тут Макс Фрейдзон, с которым я переписывался. Сначала вчера  он изъявил некую готовность сегодня с нами поговорить. В ночь произошел отзыв его статьи — интервью с ним на радио «Свобода», после чего наступило глухое молчание, и главный редактор русского бюро «Свобода» пояснил, что это было сделано по требованию Фрейдзона, поскольку интервью не было согласовано. Вот что это такое? При этом при всем пресс-секретарь президента Дмитрий Песков впервые за мою практику общения с пресс-секретарями президентов озвучивает неопубликованные нигде доселе вопросы, которые якобы поступили из двух изданий: одного американского, другого английского, оба базируются на интервью Фрейдзона. То есть, там написано: брал ли Путин взятки, и перечисляет Песков публично эти вопросы, и что это все информационная агрессия против президента Путина.

У меня вопрос: почему так ведут себя пресс-секретари? По-моему, это не в этом кодексе, не в этой этике. Мало ли о чем вас спросят: сколько раз в день вы ходите в туалет или сколько раз президент, а правда ли Путин ходит по-маленькому или по-большому? Вы вовсе не обязаны говорить, что Los Angeles Times мне задал этот вопрос. Вы просто вертите пальцем у виска, рвете эту бумажку и кидаете ее в мусорницу. Почему это произошло, почему после этого сразу же Сергей Борисович Иванов, являющийся шефом Пескова, тут же начинает говорить об информационной агрессии против России, какую роль таинственный Фрейдзон во всем этом играет, я понять абсолютно не могу. Либо это какой-то психоанализ, потому что нажали на самое страшное — на детские комплексы, которыми является для Путина пребывание в должности вице-мэра в Петербурге.

Белковский: Действительно, нажали на комплексы, потому что здесь ключевое слово — Фрейд, ФРЕЙДзон. И еще мне кажется, Фрейдзона — это прекрасное название для психоаналитической клиники. Надо об этом подумать. Кто такой Макс Фрейдзон я не знаю, но, на мой взгляд, ничего нового он не сказал. Мы давно знали многое. От того, что Алексей Миллер был кассиром Владимира Владимировича Путина в хорошем смысле, еще в годы работы в мэрии Санкт-Петербурга, именно поэтому стал шефом «Газпрома», ибо «Газпром» является кассой Путина, только очень большой, как говорил Даниил Хармс...

Лобков: Итак же там были озвучены вопросы о Тимченко, вновь возбудившие интерес к Тимченко...

Белковский: Да, так вот, поскольку, так сказать, как говорил Хармс: «Момент — это эпоха, только очень маленькая», так вот «Газпром» — это сейф в комнате отдыха в путинской мэрии, только очень большой. То же самое касается и компании Gunvor. Кроме того, в 2007 году ваш покорный слуга еще до создания канала Дождь и до того, как я удостоился большой чести стать его главным специалистом, рассуждал об активах Владимира Путина и аналитическим путем оценил их стоимость тогда в 40 млрд. долларов, что имело значительный резонанс. Поэтому ничего принципиально нового по сути господин Фрейдзон не сказал, а реакция господ Дмитрия Сергеевича Пескова и Сергея Борисовича Иванова, извините, что я перечисляю их не в порядке иерархии их в Кремле — это проявление так называемой истерики. То есть видно, что это все задело шефа, а поскольку всякий рыцарь мечтает умереть за короля, всякий чиновник решает не объективные задачи своего босса, а субъективные, задача — сохранить доверие босса и понравиться ему скорее, чем проявить некую эффективность. Это общий закон бюрократии как государственной, так и корпоративной, и не только в Российской Федерации. Об этом написано в законах Паркинсона и во многих других классических работах на эту тему. То, видимо, они поспешили транслировать это недовольство Путина в общество, чтоб подчеркнуть свою лояльность.

Лобков: А зачем же вопросы все перечислять? Тем самым, вопросы получают другой статус, вопросы от Макса Фрейдзона — они стали теперь вопросами фактически от Пескова.

Белковский: Я уже ответил на этот вопрос. Целью Иванова и Пескова было не эффективно решить задачу, вот ты сейчас спрашиваешь, почему...

Лобков: Они не погасили, они на костер…

Белковский: Но целью бюрократа не является эффективно решить задачу. Целью бюрократа является удовлетворить прихоть босса, чтобы босс не сомневался в его лояльности. Они это и сделали. Это значит, что босс был крайне недоволен происходящим, находился в эмоционально возбужденном состоянии и требовал срочно заявить, что все это ерунда.  Можно было прийти к боссу и сказать: «Босс, этого делать не надо, потому что тем самым только популяризируем саму тему».

Лобков: Помнишь, в «Ералаше» была замечательная сцена, где мальчик такой в школе, которого все время травят, у него на стенке написано: «Вася дурак», вот он ночью идет и ставит галочку, пишет: «Вася не дурак». Вот зачем Песков написал: «Путин не брал денег у Тимченко»?

Белковский: Потому что он мог этого не делать, и он мог прийти к боссу, и, еще раз повторяю, сказать, что этого делать не надо, и был бы прав, но в таком случае он вызвал бы раздражение босса.

Лобков: Чем же? Если бы он сказал: давай замолчим эту тему?

Белковский: Потому что босс хотел, чтобы это было сказано. А когда босс что-то говорит, то есть два варианта: сделать по-умному и вызвать недовольство босса, и сделать так, как босс хочет и вызвать удовольствие босса. Любая инстинктивная реакция опытного бюрократа, желающего сохранить свое место в иерархической системе — это второе: не вызывать недовольство босса, даже если выполнение его прихоти наносит существенный ущерб интересам самого босса. Я с этим сталкивался много раз, и особенно как политконсультант на пенсии, я хочу тебе сказать, что когда клиент требует немедленной пиар-реакции на что-нибудь, находясь в ярости и бешенстве, самое неправильное — это ему говорить, что реакция вредна. Тогда он точно будет думать, что ты работаешь на противоположную сторону и продался ей. Все, вот я тебе все объяснил.

Лобков: То есть, сейчас можно сказать, что Песков переживает худшие минуты в своей жизни, потому что в нем борется высокий профессионал, кем он является, и чиновник, кем он является также. То есть, как чиновник он должен был это сделать...

Белковский: Я не думаю, что он переживает худшие моменты в своей жизни, поскольку как крупный чиновник он, безусловно, считает лояльность более важной по сравнению с эффективностью. Поэтому для него это существует на инстинктивном уровне, я в этом нисколько не сомневаюсь, и...

Лобков: А зачем Иванову повторять то же самое практически? Там фамилии Тимченко только не было.

Белковский: По той же причине. А что, Иванов не чиновник, что ли? Ну то же самое, абсолютно та же логика. Надо удовлетворить босса, даже если это контрпродуктивно. Это абсолютная логика бюрократа, описанная во многих классических работах на эту тему.

Лобков: А вообще это, видимо, болезненная очень тема, Путин...

Белковский: Если бы она не была болезненной, то не было бы всей этой истерической реакции.

Лобков: А помнишь, да, реакцию на откровение Швеца про Виктора Петровича Иванова и его роли в петербургском морском порту, и то, что там происходило. И вот сейчас, очень невротическая реакция. 

Белковский: Да.

Лобков: Это значит, что там…

Белковский: Идет трансляция реакции Путина самого. Потому что мы знаем, что Иванов и Песков крайне редко комментируют антипутинские высказывания и публикации. Это значит, что они транслируют невротическую реакцию босса.

Лобков: Может быть, это еще обида, что вот такая встреча была с Кэрри, наверное, продуктивной, и, наверное, мы не знаем ведь подробностей, и, наверное, действительно результативной, судя по тому, что, во-первых: а)  просто так 4 часа не сидят; б) после этого украинская и «ДНРовская» сторона не делают ну хотя бы попыток...

Белковский: Как сказал Михаил Борисович Ходорковский, просто так и 10 лет сидят. 4 часа — это не предел.

Лобков: Ну, это была еще обида, видимо, что типа вот, и полное непонимание, видимо, что СМИ в США — они отдельно действуют.

Белковский: Мы начинаем зацикливаться. Конечно, полное непонимание у Путина, оно всегда существует. Он считает, конечно, если какая-то статья в The New York Times выходит, значит, это Обама позвонил в редакцию. Потому что он транслирует свой собственный опыт и свои собственные представления об этом предмете. Конечно, он так всегда и считал.

Лобков: Ну и последнее, чтобы уже завершить новости этой недели — это, конечно, закон о нежелательных организациях, который был принят в спринтерские сроки. То есть, я, уезжая в благословенный Краснодарский край, об этом ничего не знал, а, приехав, узнал, что есть такой термин. И депутат Тарнавский от «Справедливой России», за которую очень многие голосовали, потому что она выражала протестные настроения, спасибо всем, включая меня, который за нее тоже голосовал, потому что полагаю, что это протестная организация, выступил с таким замечательным законопроектом, о котором уже все знают, то есть расплывчатый край у нее определения, под него могут попасть как General Motors, которая своими дурацкими машинами мешает нашему автопрому и вредит тем самым России, так и NST International и любая другая организация.

Причем, поправился Тарнавский, неправительственная, то потому что если бы была правительственная, то мог бы попасть ООН или ЮНЕСКО. Допустим, ЮНЕСКО бы требовала: не надо сносить Спасскую Башню, а мы: «Мы снесем Спасскую Башню». И тогда мы провозглашаем ЮНЕСКО нежеланной организацией, которой запрещается публиковать о себе информационные материалы, сотрудничество с которой наказывается 50-ю тысячами рублями штрафа для физического лица, для юридического какие-то миллионы наступают. Зачем им еще и это, если у них есть иностранные агенты? Зачем они все время режут вены бритвой Оккама, как выразился бы какой-нибудь поэт, и наступают все время на одну и ту же банановую корку, если у вас есть уже один закон, зачем вам еще другой?

Белковский: А зачем двоечник разбивает футбольным мячом окно  в школе, за то, что ему поставили двойку? Вот затем. Это как бы месть за санкции. Причем, месть за любые санкции всегда была, мягко говоря, асимметричной. В ответ на закон Магнитского был принят закон Димы Яковлева, не имевший никакого отношения к предмету закона Магнитского.

Лобков: Как и его продолжение.

Белковский: Да. Дело в том, что та же самая логика: давайте мы вам сделаем еще такую гадость. То, что мы делаем гадость себе, им в голову не приходит.

Лобков: Ну и, Стас, твои коронные минуты. Итак, Стас Белковский читает то стихотворение Бродского, которое ему ближе всего сегодня.

Белковский: Именно сегодня, я не выбираю из наследия классика, но поскольку 75 лет именно сегодня, и мы не можем этого избежать, я хочу прочитать стихотворение, которое называется «На смерть матери», но я всегда воспринимал его как обращение к России и прощание с Россией. Сознательно или бессознательно мог бы ответить только сам Иосиф Александрович Бродский, в этом стихотворении содержится, по большому счету, ответ, почему он не приехал в Россию никогда больше, хотя мог.

    Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга,

     нет! как платформа с вывеской «Вырица» или «Тарту».

     Но надвигаются лица, не знающие друг друга,

     местности, нанесенные точно вчера на карту,

     и заполняют вакуум. Видимо, никому из

     нас не сделаться памятником. Видимо, в наших венах

     недостаточно извести. «В нашей семье, — волнуясь,

     ты бы вставила, — не было ни военных,

     ни великих мыслителей». Правильно: невским струям

     отраженье еще одной вещи невыносимо.

     Где же матери и ее кастрюлям

     уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына!

     То-то же снег, этот мрамор для бедных,

     тает, ссылаясь на неспособность клеток -

     пудря щеку, выглядеть напоследок, как ты хотела.

     Остается, затылок от взгляда прикрыв руками,

     бормотать на ходу «умерла, умерла», покуда

     города рвут сырую клетчатку из грубой ткани,

     дребезжа, как сдаваемая посуда.

Другие выпуски