Лекции
Кино
Галереи SMART TV
Мифы о феминизме: главные заблуждения о борьбе за права женщин
Читать
27:57
0 5167

Мифы о феминизме: главные заблуждения о борьбе за права женщин

— Психология на Дожде

Гостья нового выпуска «Психологии на Дожде» — психолог Зара Арутюнян — рассказала, кто такие феминистки на самом деле, почему «у общества к ним много претензий» и по какой причине многие женщины агрессивно относятся к феминизму. Также она рассказала, что мешает женщинам строить свою собственную жизнь и почему в современном прогрессивном обществе сохраняются патриархальные установки.

Всем привет. С вами «Психология на Дожде», ее автор и ведущая Александра Яковлева. У меня сегодня в гостях психолог Зара Арутюнян. Зара, здравствуйте.

Здравствуйте, Александра.

Мы будем говорить о феминизме и феминистках. Зара открыто, не стесняясь, везде, где только можно, говорит, что она самая настоящая феминистка. Я же до сих пор для себя так и не поняла, что это такое, кто это такие, и еще третий удар… Видите, слово удар звучит, очень много есть какой-то агрессии в обществе, казалось бы, непонятно откуда взявшейся. Оголтелые феминистки, кричащие феминистки…

Злобные.

Злобные феминистки… Что это вообще такое, этот феминизм, почему так много еще к нему у общества каких-то претензий?

Попробуем разлеплять. Начнем с первого вопроса, потому что я так не могу…

Да, я сразу все вопросы накидала.

Да, я открыто говорю, что я феминистка, и я тоже это делала не сразу на самом деле. Никто не родился, как Лунтик, не сказал «Здравствуйте, я родился. Я феминистка», так не бывает. Это всегда путь, он большой, это путь длиною в жизнь.

Ты рождаешься девочкой, ты живешь и имеешь какие-то проблемы, разные, например, тебе говорят — не надо тебе идти в физматшколу, потом тебе говорят, что тебе не надо идти в IT. Все твое детство тебе говорят — ты девочка, не кричи, ты девочка, не дерись, ты девочка, не играй в машинки.

То есть это что-то, в чем мы растем, и как рыба не знает, что такое вода, многие женщины не понимают, зачем нужен феминизм, потому что это мир, в котором они живут, патриархатный мир, в котором есть очень много канона, что девочки так, а мальчики так.

И вот этот бинарный патриархатный мир, поскольку он задает канон, и он является нашим бытованием на любом уровне, очень трудно в какой-то момент отсоединиться и сказать: «Я не согласна», потому что это похоже на то, что ты не согласна с тем, что солнце встает на востоке, нормальные люди с этим соглашаются, а не воюют.

Я тоже жила странную жизнь, когда мне тоже все время говорили «Ты же девочка», «Ты же девочка», «Ты же девочка», ты должна так, ты мать, ты жена, ты вот одно, ты другое. Я даже не думала, что это меня угнетает, но в какой-то момент я поняла, что мне надоело делать то, что нужно другим людям. Я не хочу делать то, что другим людям нужно. Другие, это могут быть кто угодно: твой муж, твои родители и так далее.

То есть это такой, я это почувствовала как загон, вот как, знаете, в стойло ставят, а я прямо люблю идею свободы и ощущать эту свободу люблю. Я поняла, что я со всех сторона зажата, как у Высоцкого, флажки-флажки-флажки, и ты не повернешься, потому что ты девочка, потому что ты мать, потому что ты жена, тебе туда нельзя, туда нельзя, туда нельзя.

Это ужасно угнетало, и я начала в общем про это думать, и в общем бунтовать, честно, и говорить — ну и что, ну и что, что я девочка, ну и что, что я женщина, ну и что, что я мать, ну и что, что я жена. Я так не хочу, я не хочу быть той овцой или курицей, там есть много неприятных слов, которые мы говорим.

Я начала из этого вылезать, и частью большой этого было то, что я очень много работала в своем кабинете, ко мне очень много приходили, в основном приходят женщины к психологу на самом деле, и очень часто они были жертвами домашнего насилия. И это тоже такая рамка, которая тоже та же самая вода, потому что они говорили «У меня нормальный муж, у меня хороший муж, он не пьет и не бьет», а дальше было все очень тяжело и плохо, и 90% женщин приходят с депрессией. Они не приходят с тем, что меня истязает мой партнер, они приходят с депрессией, нормальной такой, знаете, многолетней депрессией.

И вот как-то это все нанизывалось, нанизывалось, и я поняла, что как бы надо учить матчасть, надо смотреть, что с этим происходит. Я тоже когда первый раз про это робко говорила, потому что я очень долго не говорила, что я феминистка, я говорила, что я считаю, что все люди равны.

Но феминистки это прямо такие злые женщины, они не моются, не бреются, вот эти мифы о феминизме я знаю очень хорошо, что это такие какие-то бучихи, это такой образ мужеподобной страшной женщины, которая на любом слове с ноги тебе дает в челюсть, потому что ты там не сказал то, что ей надо.

И я не хотела присоединяться к этому. Но когда ты знаешь что-то издалека, вот как я знала феминизм, что вот когда-то суфражистки приковывали себя к воротам Букингемского дворца для того, чтобы получить право выбирать или на работу, для меня это было каким-то мифом, потому что я тоже росла в Советском Союзе, где в общем базовые права были у меня, и получать образование, и голосовать.

Но в общем когда ты знаешь что-то издалека, это для тебя что-то совершенно непонятное. Вот у меня было такое комбо, я думаю, что у многих наших зрителей сейчас такое же комбо: какие-то мифические суфражистки, которые вели себя тоже безобразно, их очень не любили в Великобритании, их просто ненавидели, они вели себя вообще как-то недостойно, орали, кричали, приковывали и буянили, потом какой-то провал и потом вот эти злобные немытые бучихи, которые дают в челюсть. Ну вот так я себе это представляла.

И потом я начала приближаться к этому, и оказалось, что на самом деле это огромный пласт блестящих женщин, которые, начиная там с Симоны де Бовуар, как известно, и далее со всеми остановками. В общем все, что они делали, на самом деле это то же, что делаю я, вот я та, которую я себя нашла там в каком-то возрасте, в 43 года. Я пытаюсь помогать женщинам, я хочу, чтобы женщины были счастливее. Я хочу, чтобы на них меньше давили, я хочу, чтобы они реализовали себя, чтобы они жили свою жизнь, а не жизнь этой мифической женщины, каковой она должна быть по канону.

И оказалось, что это достаточно в первую очередь гуманистическое движение, оно абсолютно гуманистическое, потому что оно говорит о том, что нет такого человека специального, женщина, которая рождена для обслуживания и истязания, это человек, который рожден так же для жизни и счастья, как бы он себя это ни представлял, она.

И я стала солидарна, я стала говорить. Конечно, было сложно, многие мои друзья со мной в общем раздружились, что там говорить, прямо вот раздружились. Они мне говорили: «Зара, перестань. Ты нормальная умная баба, чем ты занялась, каким-то безумием». Кто-то отвалился, кто-то присоединился.

И мне очень нравится то, что я действительно как-то пытаюсь участвовать в судьбе многих женщин, например, в том числе, что мне безумно нравится, что моим детям никто никогда не смеет говорить, что они девочки, поэтому они должны там не отвечать обидчикам, или там они должны, не знаю, вышивать крестиком. Представляете, что меня всю жизнь пытались заставлять заниматься такими вещами, которые мне дико не свойственны были.

Вас правда крестиком пытались заставить?

Ну как, ну девочка должна уметь шить, вышивать, да, конечно. А на уроках труда, между прочим, по сей день моего младшего ребенка, которому десять лет, тоже там пуговички пришивают. Единственное мое утешение, что мальчики также пришивают пуговички, так пусть будет.

Навык, полезный всем.

Да. Потом уже возникли все эти умные слова про гендер, не гендер, которых я стараюсь избегать, потому что как только я перехожу на этот птичий язык феминизма, я сразу, люди вообще перестают понимать, о чем я говорю.

Что такое «птичий язык феминизма»?

Ну, птичий язык это любой птичий язык. Есть научный птичий язык, когда собираются исследователи и говорят о своем, там птичий язык антропологов, птичий язык телевизионщиков тоже…

Понятно, язык, который понятен только узкой группе людей, профессионально подготовленных.

Да, конечно. Я стараюсь избегать этого птичьего языка, я стараюсь говорить так, чтобы это было понятно. Я действительно считаю, что это большое движение, которое борется за права женщин, детей, в общем-то, если собрать вместе женщин и детей, то это будет большая часть человечества, за то, чтобы женщины и дети тоже были счастливые, а не были обслуживающим персоналом для кого-то.

Да, я тоже выгляжу злобно очень часто. Я стараюсь там быть в рамках своей профессии, не кричать какие-то жуткие слова, но часто бывают ситуации, когда ты злишься, потому что ты понимаешь, что человек позволяет себе что-то…

Как помните, вот культовый фильм всех советских, всех времен и народов, с которым, когда он получил «Оскара», известная история, «Москва слезам не верит», известная история, что американские женщины вообще не понимали, за что так этот фильм все полюбляют, потому что там культовый герой всех женщин Гоша произносит чудовищную фразу, это фраза просто гимн патриархата.

Когда он сидит на ее кухне, он с наглостью какой-то невыносимой, его не должен был играть Баталов, его должно было играть какое-нибудь там быдло типа, не знаю, и Баталов, он говорит эту фразу, что все решения в этом доме буду принимать я на том простом основании, что я мужчина.

Что я мужчина.

Это фраза, от которой советские женщины просто ликовали. Но они бы не ликовали, если бы это не был Баталов со своим безумно интеллигентным обаянием, если бы это был настоящий слесарь, вот эти три класса церковно-приходской школы, без образования какой-то идиот, каким и был по скрипту герой Гоши. И говорит он это женщине, которая руководит заводом, которая сделала свою жизнь. Вы представляете себе нормальную реакцию? «Да ты кто такой? Рот закрыл! Ты не будешь принимать за меня решения!»

И вот эта фраза, которая в целом и является тем, чему мы противостоим, что нет решений, которые безусловно легитимны только потому, что их принимает человек, у которого… Человек-мужчина.

Человек-мужчина.

Да. Я готова согласиться с любым решением человека-мужчины и человека-женщины, а также людей сложных гендерных идентичностей, если это решение компетентно, если человек понимает, что он говорит.

Если вот человек-мужчина чаще всего рассказывает человеку-женщине, как ей воспитывать детей и как ей вести домашнее хозяйство, он не компетентен, он ничего про это не знает, он из маминого домика переполз в свой домашний домик, и все, что он говорит, он говорит — делай, как делала моя мама.

У него нет знаний о том, как едут в химчистку, как включается та самая стиральная машина, но он постоянно говорит, как это надо делать, и многие это слушают. Меня это возмущает.

Правильно я понимаю, что по сути это движение за равные права? Не более того.

Абсолютно.

Не потому, что женщина должна быть выше, лучше или круче, или впереди планеты всей. Это просто…

Про уравнивание.

Уравнивание, да. Не важно, кто ты и какого ты пола, главное, чтобы изначально и у тебя, и у меня было поровну прав.

Хотя бы прав, потому что возможности у нас разные.

Прав, свобод. А про возможности уже, конечно, это да… Но здесь мы все рождаемся, кто-то в золотом блюдечке, а кто-то в газетке.

И конечно, уравнять эту историю дико сложно. Почему мы звучим как буйнопомешанные, потому что мы все время говорим про воду, люди как рыбы, они в этой воде, они не понимают, что это вода, понимаете. Потому что как мы можем уравнять историю, в которой всю историю человечества все делали мужчины, а женщины всегда были на каких-то десятых ролях.

И даже если женщины писали картины, мы знаем, слава богу, BBC и прочие прекрасные организации сейчас снимают много фильмов про то, сколько было и картин, и книг, которые были просто подписаны мужчинами, мужчинами рядом: братом, мужем, просто для того, чтобы быть, чтобы оказаться в публичном поле, потому что женщине это было не положено.

И вот как уравнять такой большой перевес, когда мы говорим про квоты, например, что должно быть квотирование в компаниях. Ну, в западных компаниях везде уже есть это diversity, что должны быть представлены все. Это попытка. Я не знаю, сколько понадобится времени для того, чтобы действительно уравнять, чтобы когда мы приходим наниматься на работу, на нас смотрели так же, как и на мужчин.

Чтобы нам не делали сексистских замечаний, чтобы не говорили нам, глядя в глаза: «А вы хорошо себе представляете, что такое производственная себестоимость?» Да, я обскакала на этой вакансии 15 мужчин, и если я сижу здесь на зарплате полтора миллиона рублей, я знаю, что это такое. И я точно знаю, когда я слышу эту фразу в свой адрес, я знаю, что если бы я была квадратным мужиком в костюме, никому бы в голову не пришло мне сказать эту фразу, понимаете.

Это очень сложно чувствовать и разлеплять, но когда ты получаешь эту оптику, ты уже начинаешь видеть. Ты думаешь, господи, почему я не мужчина, никто никогда бы мне не сказал, хорошо ли я себе представляю, что такое производственная себестоимость, если я уже на этой позиции и я не дочка шефа.

Про равные права. Мы с вами вот недавно были на одной образовательной конференции, где как раз речь зашла о феминизме, и вы сказали именно об этом. И мужчина один в ответ спросил: «А кто вам их не дает?»

Вот кто же их не дает? Я знаю, почему, в принципе я представляю себе ответ на этот вопрос, но я точно понимаю, что огромное количество людей, которые вот сейчас, например, слушают, скажут — пожалуйста, вы и голосуете, вы и работаете, и машину себе купить можешь и квартиру. И вообще, кто тебе все это не дает?

Мне много чего не дает контекст в котором я живу. Вот лично мне, персонально мне, Арутюнян Заре, не за всех феминисток скажу, когда я оказалась в браке с таким достаточно абьюзивным человеком, в возрасте 35 лет, уже позади моей биографии была та самая сцена, где я знаю, что такое производственная себестоимость.

Я руковожу ста мужчинами, я очень успешна, я нахожусь в бизнесе, я уважаемый человек, и только потому, что я девочка, я оказалась в браке, где у меня случилось двое детей, и я нашла себя в совершенно диком состоянии полной совершенно уничтоженной самооценки.

Кто мне мешал в тот момент уйти от мужа? Я скажу — мне все мешали. Мне было 45 лет! Он вытравил мою жизнь, я говорила — я хочу развестись, мы обошли семь психологов, мы семь лет были у психологов, все пытались нас поженить. Весь мир был против меня, весь белый свет: мои родители, мои родственники, все говорили — как ты можешь разводиться, он прекрасный муж.

Да, формально никто мне не мешал. Но я была дважды рожавшая, я была уже восемь лет просидевшая дома, потерявшая свой социальный статус, свое окружение, потому что я растила этих детей, имеющая гормональные всякие депрессии, которые бывают послеродовые, они бывают гораздо чаще, чем кажется.

Я была совершенно размазанным уничтоженным человеком, который для того, чтобы развестись, мне надо было, чтобы хоть кто-то сказал, что я имею это право, не Конституция Российской Федерации, чтобы хоть кто-то меня поддержал. Меня не поддержал никто, включая моего собственного горячо любимого психолога. Когда я пришла к нему и в очередной раз и сказала: «Я буду разводиться», он сказал: «Не делай этого, ты тысячу раз пожалеешь».

Я ушла и сказала: «Это моя жизнь. Я сделаю это». Я делала это вопреки всем. Я родилась в прогрессивном окружении, я жила в прогрессивном окружении, я была прогрессивной женщиной, но когда у меня случилось двое детей и мне было 43 года, все орали: «Что ты будешь делать? Как ты собираешься жить? Ты уже не бизнес-женщина, которой ты была, ты сотрудник Академии наук на зарплате 15 тысяч рублей. Как так?»

Меня уничтожали все, это был тотальный буллинг. Мои все друзья, все родственники говорили: «Что ты делаешь, ты сошла с ума!». «Ты сошла с ума!» — говорил мне весь мир, очень прогрессивный, я не мусульманка, я не живу в Грозном, я не в Чечне, мне никто не угрожал убийством чести. Мне просто все говорили: «Ты сошла с ума!». Это был 2010 год, город-герой Москва, в котором есть все абсолютно права.

И я знаю, что мешает женщинам разводиться, я знаю, что мешает женщинам строить свою собственную жизнь — колоссальный пресс окружения, колоссальный. Вы его почувствуете, когда вы его начнете видеть. Вот я прямо не зря надела эти прекрасные очки от Тани Никоновой, которые с ее мероприятия, посвященного ей, у нас недавно умерла одна из величайших русских феминисток, Таня Никонова.

Она носила очки, но для меня это символ не Тани, это оптика, это то, когда ты начинаешь видеть. Когда ты начинаешь видеть что-то, кроме Конституции Российской Федерации, когда ты видишь, какое это давилово, вот общественный строй, общественный уклад. Нам все время, мы думаем, что мы не живем в Чечне, это благо. Это, конечно, благо, что мы не живем в Чечне, потому что, что происходит с правами женщин в этом регионе, страшно говорить.

Но у нас тут тоже не медом намазано. Каждая женщина, которая в профессии, приложила гораздо большие усилий в этой профессии, чем любой мужчина.

Про мужчин более-менее понятно, это патриархальный мир, они как бы им руководят.

Власть.

Да, власть в их руках, куда уж там, амазонки где-то там остались далеко в прошлом. А ты тут вроде сиди, «Молчи, женщина, твой день — 8 марта».

Но ведь есть огромное количество женщин, понятно, я уже это поняла, рыбы в воде, они живут в этой атмосфере, и тем не менее, они не менее агрессивно реагируют на такое понятие, как феминизм, иногда даже более агрессивно.

Что происходит вот с той стороны, которая казалось бы, сторона близкая, соратницы вроде должны же быть?

Как бы заинтересованная в женских правах. Почему-то вот с той стороны, не могу сказать точно, чтобы мы сейчас не углублялись в вопросы мизогинии, но почему-то, вот этот миф я бы хотела развеять, тем женщинам кажется, как и многим мужчинам кажется, что мы, феминистки, хотим, чтобы все женщины пошли укладывать шпалы, как это когда-то делалось.

Мы этого не хотим. Мы вообще за право каждой женщины конструировать любую свою жизнь. Если женщине хорошо быть матерью и она счастлива, пусть она будет матерью. Но вот те женщины, которые с той стороны, вот по-моему, они кричат про то, что им кажется, что если, условно, в каком-то мифическом мире феминистки победят, то немедленно все пойдут укладывать асфальт и шпалы. И они этого не хотят.

И я этого не хочу. Я никогда бы не хотела укладывать никакие асфальт и шпалы, я вообще ненавижу физическую работу. Но мы про это не говорим, что все женщины должны будут научиться драться или в общем стать мужчинами. Вот это большой миф про феминизм, мы не хотим, чтобы все женщины стали, получили все права, включая не только де-юре, но и де-факто, став мужчинами, став теми самыми злополучными злобными бучихами, которые дают в челюсть с ноги.

Мы не это проповедуем. Мы хотим, чтобы всем было хорошо, но чтобы не было так много ущерба только потому, что ты женщина. Но вот это надо растолковывать, конечно, потому что вот с той стороны это чаще всего, «ты же мать», хэштег #тыжемать, вот вы, фемки, вам до всего есть дело.

На самом деле, знаете, это так забавно, потому что у меня тоже жизнь уже долгая и длинная, и есть очень много женщин, которые всегда говорили мне: «Зара, ты, правда, со своим феминизмом уже вот достала, перестань», хотя я стараюсь в личной жизни особо это не проповедовать.

Но почему-то так странно получается, что каждый раз, когда у любой из этих женщин, которые не согласны, и я всегда умею ставить флажки и говорить об искусстве, например, то есть я умею так делать, когда у них начинается какой-нибудь дикий трэш в жизни, или муж у них начинает забирать зарплату, происходит что-то плохое, вот они звонят только мне. Они не звонят своим прекрасным подружайкам, которые в счастливых браках, потому что по какой-то странной причине они знают, что те им не поверят, что им плохо, а я вот сразу знаю, о чем будет идти речь.

Да, я бы хотела, чтобы они на старте были к нам более мягкими, я бы хотела, чтобы было меньше мизогинии, я бы хотела, чтобы женщины больше были сестрами. Вот сестринство — это слово, которое я очень люблю, и вообще считаю, что все женщины должны быть сестрами. Но это пока сложно изменить, потому что многим кажется, что если я предлагаю быть феминисткой, я предлагаю, чтобы все, как я, растили своих детей в одиночку.

Нет, будь ты замужем, будь ты там трижды замужем, создавай ты любую полиаморную семью, только будь счастлива. Я просто не хочу, чтобы к тебе пришли, как к той чеченской девочке, к которой в «Даптар» к Свете Анохиной пришли три дня назад, взламывая шелтер, это единственные места, где спасаются женщины. И забрали эту девочку, переломав там, перебив кучу женщин, и забрали эту девочку обратно в тот ад, в котором она жила. Вот чего я не хочу, чтобы было.

А если мы говорим о счастливых женщинах, счастливых в браке, счастливых в материнстве — пожалуйста.

Еще такой, мне кажется, миф, вот кстати, мифы о феминизме, что быть феминисткой это как будто не уважать мужчин.

Что тут звучит, в этом мифе?

В этом мифе звучит то, что нас никто не любит и считает, что мы пришли отжать у мужчин права. Я вообще не очень люблю говорить вот в таких категориях, но я могу понять, о чем это речь, о чем речь в этой фразе, что не уважать мужчин по умолчанию.

Да, тут про это.

Вот по умолчанию я не уважаю никого. Я уважаю тех людей, которые вызывают у меня уважение. Если на территорию заходит мужчина, который как питекантроп на входе выставляет себя вот этим мачистским, это может быть примитивное мачо, это может быть высокоорганизованное мачо, которое такое сверху в белом пальто, всем там сказал кучу гадостей, обозначив, что он тут альфа-самец, я не уважаю, даже если он там кто угодно великий. Это отвратительное поведение, это поведение павиана какого-то.

Я думаю, что имеется в виду это, что мы не уважаем мужчин по умолчанию. Нам недостаточно, что у человека есть этот половой орган для того, чтобы сразу же проникнуться вот этим «Он будет управлять! Все в этом доме будет так, как он сказал на том простом основании, что он мужчина». Вот этого нет в феминистках. Если ты достойный мужчина, если ты понимаешь, о чем ты говоришь, как бы уважение это то, что всегда надо заслужить.

Не бывает базового уважения. Смешно, я вспомнила, как я в школе всем учителям рассказывала, которые орали, что дети нас не уважают. Это странно, я всем говорила: «А кто сказал, что дети вас должны уважать?» Только за возраст никто никого не должен уважать. Я знаю кучу тупых стариков, глупых, отчаянно глупых. Чтобы дети тебя уважали, это уважение надо заслужить.

То же самое относиться ко всем. Я готова уважать любого умного человека, любого толерантного человека, любого компетентного человека. Но уважать просто потому, что этой женщине восемьдесят? Да она вообще может в деменции давно, почему я должна слушать то, что она говорит? Я могу с ней обходиться как с дементной больной, но уважать и чтобы она решала мою жизнь — нет.

То же самое мужчина, если он просто мужчина, и он ничего не понимает о многих вопросах — нет. Вот, может быть, это ломает сознание, вот то, что феминистки не готовы так сразу — мужчина сказал, помолимся.

Да, выйти замуж, хоть кто бы замуж бы взял. Девочкам, кстати, мамы же говорят, не будешь вот такая, такая и такая, дальше вот список таких компетенций, не будешь такая — никто тебя замуж не возьмет.

И тут я очень хочу сказать наконец-то внутри наших больших разговоров, я вообще часто люблю цитировать исследования, сегодня как-то не получилось. Но есть колоссальные исследования, которые уже двадцать лет ведет западный буржуйский мир, большие лонгитюды про счастье, про удовлетворенность своей жизнью, про то, как люди себя чувствуют.

И эти большие лонгитюды нам показывают, что женщина, которая старится в одиночестве, гораздо более счастливая, и что самое грустное, гораздо более здоровая, чем женщина, которая старится вот на этой красивой картинке, муж-дети-внуки. Потому что это огромный труд, муж-дети-внуки это огромное количество неоплачиваемого труда, который сказывается на жизни, здоровье и ощущении счастья. Это вот прямо цифры, прямо Гарвард, прямо цифры. Идите и смотрите.

Где посмотреть? Ведь люди же захотят. Что там забить?

Google вас не банил, ищите, потому что это были большие лонгитюды про то, кто себя чувствует более счастливым и удовлетворенным в старости, в пожилом возрасте. Мужчины, к сожалению, чувствуют себя несчастливыми. Вот в этой гонке выигрывают одинокие женщины.

И я думаю, что скоро все девушки, которые принимают осознанные решения не выходить замуж, сейчас очень модно синглтоны, большинство молодых людей, которых я знаю, не хотят жениться, не хотят обзаводиться детьми. Я думаю, что скоро и мы увидим, что действительно, если ты живешь один, если ты конструируешь свою жизнь самостоятельно, это правда, ты будешь здоровее и счастливее.

Зара, личный вопрос. Ведь я уверена, в вас много тапков летит. Как вы вообще вот с этим?

Ой! Как уворачиваться?

Да. Что уворачиваться, с этим жить как-то надо. Это уже прямо к вам, то есть я вот слушаю и думаю, сколько людей даже сейчас, на один этот разговор уже там взовьются и в крестовый поход готовы идти.

Хотите этот волшебный рецепт? Никогда не смотрю свои видео и ни разу не читала никаких комментариев, ни под одним интервью и ни под каким видео. Свободна от того, что обо мне пишут.

Вы же даже на публичных своих каких-то встречах сталкиваетесь с людьми, которые…

Говорят, что я не права.

Что-то типа того, может быть, и в более резкой форме.

Может быть. Но я владею многими языками, и русским языком во всей его широте. Я умею отвечать.

Здесь уже не про феминизм, а про эмоциональную какую-то его составляющую…

Устойчивость? Да, я умею отвечать.

Это же сложно, это как бы за вредность молоко кому-то выдают, а вам-то нет.

Я же не простая девочка, я руководила ста мужчинами на совете директоров, я умею разговаривать с альфа-самцами на их языке. Да, они кидают в меня тапки. Я умею давать отпор, но это как бы иные компетенции. Нормально.

Ничего в этом мире не было передвинуто с одной точки на другую точку, чтобы никто не пострадал. Всегда кто-то обижен.

Спасибо вам большое.

Спасибо вам, что поднимаете такие странные темы.

Я всегда говорю в своих программах, что как бы я зову эксперта, а право того, кто посмотрел и послушал, оставить за собой финальный как бы аккорд. Нравится, не нравится, это дело каждого, главное — услышать мнение.

Любые комментарии, я их никогда не читаю, я ничего про них не знаю, я живу в счастливом мире.

Нет, я просто к тому, мне кажется, нужно просто доносить до людей очень много разнообразных мнений и не быть всегда в одной плоскости.

Да, это прямо печально, вот посмотришь вокруг — все говорят одно и то же, это прямо печаль.

Больше разных мнений — больше возможностей услышать что-то близкое себе. Ну или не согласиться и пойти дальше.

И не согласиться тоже можно, боже мой.

Спасибо большое. С нами была Зара Арутюнян, психолог.

Феминистка.

Феминистка, я так затянула, думаю, надо…

Мать троих детей.

Мать троих детей. Руководитель…

Бывший.

И человек, женщина. Умница-красавица, спортсменка-комсомолка, все как в кино. Зара Арутюнян, психолог.

Я Александра Яковлева, это была программа «Психология на Дожде». Всем спасибо. Пока.

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века