Восемь самоубийств за две недели. Почему онкобольные не могут получить доступ к лекарствам

По данным источника, 12 марта полковник МВД в отставке выпрыгнул с седьмого этажа жилого дома на Туристской улице, 15 марта в Девятом проезде Марьиной рощи застрелился из охотничьего ружья пенсионер, а на следующий день на Фрунзенской набережной в своей квартире повесилась 76‑летняя женщина.

Некоторое время назад общество потрясла новость о самоубийстве контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, который выстрелил себе в голову, предварительно написав записку, в которой просил не винить в его смерти никого, кроме Министерства здравоохранения и правительства. Апанасенко болел раком и не смог вовремя получить обезболивающие.

Что мешает получать лекарства тяжелобольным – обсудили это с нашими гостями – главой фонда помощи хосписам «Вера» Нютой Федермессер, а также детским и взрослым онкологом, гематологом, руководителем паллиативного направления Европейского медицинского центра  Михаилом Ласковым.

Казнин: Прокомментируйте, пожалуйста, новость про это? Новость ли это? Это вызвало, с одной стороны, острую реакцию в обществе. С другой стороны, тут же стали звучать слова о том, что это какая-то борьба между Минздравом и ФСКН, и на самом деле ничего не менялось последние годы. И почему сейчас вдруг эта тема стала звучать, как тема.

Федермессер: Я думаю, новостью становится то, что делает новость журналисты. Наверное, я как руководитель некоммерческой организации, что я признательна журналистам за то, что они стали это делать новостью. Но если взять эту конкретную ситуацию, то, во-первых, есть ли статистика за предыдущие две недели, за две недели до того, за год до того? К сожалению, это не редкость и не исключительный случай, когда онкологически больной человек подобным образом решает свои проблемы. А то, что это стало обсуждаться, это хорошо, наверное. Это позволит, я надеюсь, сдвинуть ситуацию с мертвой точки. И это не только вопрос наркотического обезболивания. Это значит, что это не только вопрос к ФСКН и Минздраву. Это в целом серьезный вопрос отношения к не излечимо больным людям в нашей стране, к инвалидам. К тем, кто нуждается в нашем внимании, и его, мягко говоря, недополучает.

Ласков: Я тоже присоединяюсь к тому, что сказала Анюта. Хотел дополнить – проблема помощи этим пациентам комплексная. Ее нельзя растащить на часть Минздрава, часть ФСКН, часть еще каких-то ведомств. Если это не делается вместе, то получается фрагментировано и никак не получается, и приводит к таким последствиям. Поэтому если об этом говорить, то только о конечных результатах у пациентов. И  в этом должны участвовать все, а не перетягивать проблемы, или наоборот, неудачи по ведомствам.

Федермессер: Когда произошла эта история с адмиралом Апанасенко, я очень активно стала призывать госведомства создать межведомственный комитет, который бы следил за качеством помощи, обезболивания, доступностью обезболивания. Одно ведомство  решить это не может. Это и ФСКН, и Минздрав, и Росздравнадзор, и министерство юстиции, через которое проходит документы.

Ласков: Врачей забыли.

Федермессер: Безусловно, врачи. Но когда я говорю о некой межведомственной комиссии, то туда должны входить представители всех этих ведомств. В сегодняшней ситуации – пациентские организации, благотворительные. Сегодняшнюю ситуацию надо  разбирать конкретно и отдельно. Когда терминально больные пациенты обращаются впервые за помощью, оказывающей паллиативную помощь, например, в хоспис, мы очень часто слышим от них просьбу, помочь уйти из жизни. Это не желание уйти из жизни. Это крик о помощи. И то, что сегодня происходит, это тоже крик о помощи. Эта проблема касается не только онкологических больных. Вспомните свои обращения – если вы обращались не в платную коммерческую клинику, а государственное учреждение здравоохранения по самой, может быть, несерьезной проблеме – что это каждый раз сопряжено с унижениями, очередью. Может, ситуация улучшается, но любое получение медпомощи сопряжено с жутким унижением для того, кто является клиентом. Если мы говорим о том, что мы перевели это в сферу услуг, то в сферу услуг входит кроме назначения таблетки еще  целый спектр вещей. И в первую очередь, самые объемные запросы исходят от тех людей, кто болен тяжело. Я могу вам сказать, что мой папа – пожилой человек  и с огромным медицинским стажем, уважаемый в этой среде – сейчас мне говорит: «Нюта, если сейчас что-то случится, если я упаду, умоляю, ты скорую мне не вызывай, пожалуйста».

Казнин: А вы можете обрисовать ситуацию с обезболивающими для онкобольных? Это действительно очень сложно получить?

Ласков: Сложность очень сильно зависит от людей, с  которыми человек сталкивается. Если со стороны поликлиники или врачей существует искренняя заинтересованность и желание период получения лекарства сократить, то это можно сделать. Но иногда по бумагам это требует большого количества времени и усилий. Пока ситуация начала меняться с прошлого года, по крайней мере, на бумаге, когда впервые был выпущен Минздравом приказ №1175, который реально упростил процедуру получения этих лекарств. Но основная проблема заключается в том, что каждый регион руководствуется своим региональным приказом, и эти приказы еще не приведены в соответствие и до сих пор старые, где процедура сильно громоздкая. Сначала пациент должен пойти (если речь об онкологии) к онкологу, который должен дать рекомендацию по обезболиванию. Пациента  должен при этом посмотреть. Если пациент не может прийти к нему своими ногами, то онколога надо вызвать. А онколог всегда либо один, либо два на весь округ. И это проблема.

Федермессер: И ждать его тогда надо неделями.

Ласков: Потом этот онколог должен написать рекомендацию врачу, участковому терапевту, который тоже должен посмотреть и тоже должен выписать рецепт. После этого пациент может получить обезболивающее только в одной специально прикрепленной аптеке.

Федермессер: Вы еще забыли про две печати.

Ласков: Я про печати даже не начинал. Это должна быть аптека, одна-единственная, в которой это лекарство может быть, а может и не быть. Я даже не буду начинать говорить про Новый год, когда это все не работает.

Федермессер: Или грядущие майские праздники – 10 дней.

Ласков: Конечно, есть угроза таким образом остаться без адекватного обезболивания на дому. Хотя возможность упростить законодательно эту процедуру уже есть. Просто надо побыстрее привести региональные приказы в соответствие с федеральным.

Казнин: Федеральным приказ, насколько я понимаю, сократил эти хождения по мукам до одного человека?

Федермессер: Значительно сократил. Но функция Минздрава – это не только выпустить документ. Это еще и просветительская и образовательная функция. Это не только трудная процедура, но и масса мифов и плохое образование у самих медиков в регионе, на местах. Ведь очень часто от самого медика исходит «вам еще рано», «потерпите», «вы хотите, чтобы мы ему морфин прописали? Это его убьет!» Это частая ситуация.

Ласков: Страх, что пациент станет наркоманом.

Федермессер: Да, «ваш родственник станет наркоманом, это ему не нужно». И вообще, этот подход: «Что вы хотели, милый мой? Будет болеть, надо потерпеть, а вы как хотели?»  Более того, этот же есть барьер со стороны пациента и его родственников. Но я вернусь к тому, что функция Минздрава, в том числе, и просветительская. После совещания в Общественной палате по «закону адмирала Апанасенко», как мне хотелось бы назвать то, что когда-нибудь получится, было выпущено разъяснительное письмо Минздрава, которое они отправили в разные регионы, где написано, что по новому закону № 1175 уже можно не получать подпись заведующего учреждением. Уже можно, чтобы любой врач, а не только онколог выписывал наркотическое обезболивающее. Уже можно продлить срок действия рецепта и объем препарата, выданный на один рецепт. Это все рассылается по региональным министерствам. Но дальше должна быть еще работа. Региональные министры должны разослать это по своим лечебно-профилактическим учреждениям. В ЛПУ должна провестись работа со всеми медиками. Наш благотворительный фонд на протяжении нескольких лет добивается того, чтобы во всех поликлиниках хотя бы Москвы появилась информация о том, что такое лечение наркотическими препаратами в онкологии не опасно, что это правильно и нужно. Что наркотическое обезболивание у больного человека имеет эффект обезболивния, а не эйфории, и человек к нему не привыкает. Мы пытались работать с организацией, которая называется «Здравпросвет», она распространяет плакаты в поликлиниках: рекламу «Ламизила» они готовы, профилактику педикулеза готовы, а про это они не готовы.

Казнин: Получается, что та печальная статистика, с которой мы начали нашу беседу в плюс вам, чтобы аргументировано отстаивать свои позиции?

Федеремессер: Безусловно. Она закономерна. Я не думаю, что это имеет какие-то сезонные или другие причины кроме кризиса в обществе в целом, и в системе здравоохранения непростая ситуация. Огромный аппарат, масса людей. Сейчас уже я могу ответственно сказать, что в департаменте здравоохранения Москвы, в правительстве Москвы, в министерстве здравоохранения Российская Федерация  есть чиновники, которые очень хотят сдвинуть эту ситуацию, которые содействуют, помогают, правят документы, письма, учат, что надо делать. Но это такая махина от Москвы до Владивостока! Я не представляю, у меня порой руки опускаются. Даже при их содействии.

Ласков: Я еще хотел бы сказать об уголовной стороне вопроса. Даже если бы все эти приказы были переведены в полное соответствие, второй большой частью проблемы является запредельная криминализация работы с медицинскими наркотиками. У нас оборот наркотиков в стране может быть либо законный, либо незаконный. Незаконный – это уголовная статья. Например, ошибка в документообороте автоматически делает оборот незаконным.

Казнин: Боятся врачи?

Ласков: И будут бояться. Даже если по этим приказам будет легко это делать – одним днем, одни врачом, всеми аптеками – любая ошибка в документообороте может приводить к преследованию по уголовной статье. Хотя это ошибка в документообороте. Это не сбыт, не продажа, не способствование к употреблению.

Федермессер: До тех пор, пока норма не будет убрана из уголовного кодекса, что врача можно посадить за ошибку при оформлении, ситуация мало изменится. Подвиг Алевтины Хориняк никто повторять не хочет независимо от того, какую поддержку от всего мирового сообщества она получила.

Ласков: Потому что это был, наверное, не подвиг, а обычное профессиональное выполнение своих обязанностей.