Валерий Борщев: российские тюрьмы живут по законам «ГУЛАГа»

05/04/2013 - 21:40 (по МСК) Михаил Зыгарь, Татьяна Арно
Имя Маргариты Чарыковой звучало сегодня и на заседании президентского Совета по правам человека. Причем, на нем присутствовали не только члены совета, но и высокопоставленные сотрудники Министерства юстиции, и даже лично глава Федеральной службы исполнения наказаний Геннадий Корниенко.

Ему-то правозащитники и пожаловались на катастрофическое состояние тюремной медицины.

Зашла речь и о главном враче ФСИН – Сергее Барышеве, который, по идее, обязан отвечать за всех больных заключенных. Члены Совета пожаловались Корниенко, что никак не могут связаться с Барышевым, он постоянно «отсутствует на рабочем месте». Или просто не хочет разговаривать. «Что касается названных вами фамилий, по ним мы принимаем меры, и товарища Барышева мы увольняем», – тут же заявил Корниенко. И именно на Барышева возложил ответственность за смерти в тюрьмах.

О тюремной медицине мы говорили с Валерием Борщёвым, председателем общественно-наблюдательной комиссии Москвы.

Арно: Кто конкретно несет ответственность за эту чудовищную историю с Маргаритой?

Борщев: За эту историю несет ответственность не лично какие-то люди. Сама система тюремной медицины. Наша тюремная медицина чудовищная. 3 постановление, мы действительно добивались хоть какого-то постановления, чтобы сидящих в СИЗО освобождали. Сделали такое постановление, но сделали кальку с 54-ого, освобождали вообще из колонии действительно умирающих. И тут практически эти болезни перенесли в эти постановления. Это недопустимо. Сегодня на совете говорили, что это неправильно, что надо давать не болезни, а состояние, потому что может быть 4-5 степень рака, например, мне делали операцию по 5-ой степени рака, успешно. Меня освободили бы из СИЗО, если бы я обратился. Воспаление легких, человек умирает, его не освобождают. Поэтому сегодня на совете по правам человек был вопрос, что не болезни, а состояние. В данном случае Маргарита подходила бы под это понятие. Но дело не только в этом. Дело в самой системе. Мы давно добиваемся, чтобы тюремную медицину передали Минздраву. Так оно и было до 34 года, только когда стал мужать ГУЛАГ, медицину передали из Минздрава в систему ГУЛАГа. Был министр здравоохранения, который готов был принять, академик Воробьев. Но тогда ФСИН не хотел. Сегодня ФСИН готов, не хочет Минздрав. Идет такая борьба. Это система дикая, потому что кто такое врач в тюрьме – это офицер, он выполняет приказ. Вы удивитесь, что в тюремной медицине не действуют стандарты Минздрава. Например, врач Литвинова, которая лечила Магнитского, не имела права по стандартам Минздрава заниматься терапией, она эпидемиолог. А вот начальник СИЗО назначил ее лечащим врачом Магнитского. Почти миллион заключенных лишен права медицинского страхования. На каком основании? У них есть полис. Сегодня на совете поднимался этот вопрос. Почему граждане вдруг не могут лечиться по медицинскому страхованию? Я предложил голландский вариант, там медицину контролируют органы здравоохранения. Самая страшная проблема даже не в этом. Самая страшная проблема – вмешательство следствия в дела не только подсудимых и подозреваемых, а в медицинские дела. Именно следовательно Магнитского не дал разрешения провести ему необходимые медицинские мероприятия. Есть документ полковника Рябцева по поводу Трифоновой, она лежала в 20-ой больнице. Рябцев пишет информационное письмо следователю, что Трифонова богатый человек, она предпринимает все усилия в правоохранительных органах, средствах массовой информации, что она тяжело больна и близка к смерти, а это не так. Я поговорил с главврачом 20-ой больницы, она вполне нормальная, ее можно отправить в СИЗО. Ее отправили в СИЗО, и через неделю она умерла. Понес ли ответственность полковник Рябцев? Никакой, хотя вот главный виновник смерти Трифоновой. Таких примеров полно. У нас было дело Владимира Орлова, мы добились того, что его осмотрели, 20-ая больница дает заключение, подходит под 3-е постановление, все, рады.

Арно: Почему Минздрав не хочет взять на себя тюремную медицину?

Борщев: Они не хотят головной боли. Во-первых, финансирование, придется на эту систему давать дополнительное финансирование. Потом, конечно, врачи, работающие в тюремной системе, должны получать большую зарплату, чем в обычных больницах, хотя бы потому что это риск. Все это регулирует толстенный документ «Порядок организации медицинской помощи лицам». Ни законы, которые принимает Мосгордума, ни те нормативные акты, по которым мы лечимся, а вот эта бумага. Миллион людей у нас лишены права 41 статьи Конституции на здравоохранение. Надо добиться хотя бы того, чтобы контроль за оказанием медицинской помощи взяли органы здравоохранения.

Зыгарь: Увольнение врача Барышева – какой-то сдвиг в системе?

Борщев: Это признание того, что тюремная медицина находится в кризисе.  Я общался с Барышевым, он не источник зла. Дело в системе. ФСИН сегодня готов, там идут эксперименты, там сегодня вывели из регионального подчинения у ФСИНа и передали федеральному. Это все хорошо, но надо решать именно так, чтобы звание и звездочки не сковывали действия врача. Хотя есть хорошая аналогия – военная медицина. Там военный врач действует как врач, и мы не знаем таких примеров, как случаи с Магнитским, Трифоновой. Сегодня на совете именно ситуация с тюремной медициной как кризисная ситуация и как ситуация произвола, именно о вмешательстве следствия говорили сегодня. Надо не допускать, чтобы здоровьем распоряжались Рябцев, Синченко и т.д.

Арно: Вы следите за ситуацией с двумя слепнувшими фигурантами «болотного» дела?

Борщев: Конечно. Это тот самый пример. Они не подходят под 3-е постановление, но мы ставим вопрос именно о состоянии, потому что в СИЗО гораздо острее проходят заболевания, чем даже в колонии. Сегодня поставили этот вопрос. Если пройдет это понятие, то, может быть, удастся Акименкова вытащить, потому что СИЗО – не то место, где люди должны умирать и где развивается болезнь, но, увы, сегодня это так. Сегодня человек, попавший в СИЗО, - это кандидат в тяжело больные.

Другие выпуски