Тамара Морщакова: не пугайте ювенальной юстицией

26/09/2012 - 21:47 (по МСК) Павел Лобков, Лика Кремер
Ассоциация родительских комитетов против новых законов о защите детства, первый из которых – закон о социальном патронате – уже прошел первое чтение в думе.

«Социальный патронат» будет применяться для «предотвращения утраты родительского попечения» путем оказания семье, находящейся в социально опасном положении, разного рода помощи: то есть, по сути, это система контроля государства над положением детей в семьях.

К сегодняшнему дню противники ювенальной юстиции – особой ветви правосудия, призванной разрешать конфликты отцов и детей – собрали уже 140 тысяч подписей. По словам лидера комитета Ольги Летковой, закон о социальном патронате позволит отбирать детей даже из благополучных детей, по мнению других гражданских активистов, например, движения Сергея Кургиняна «Суть времени», создает базу для торговли детьми, расширяет коррупционные возможности органов опеки и разрушает традиционные семейные институты.

Почему ювенальная юстиция порождает такие яростные споры, мы спросили у Ирины Бергсет, противницы ювенальной юстиции и судьи в отставке конституционного суда Тамары Морщаковой.

Лобков:  Тамара Георгиевна, вы сразу заметили, что социальный патронат и  ювенальная юстиция - это разные вещи.

Морщакова: Я с удивлением слышу, как у вас в одной программе объединены разные, ничего не имеющие практически друг с другом понятия, потому что, когда вы говорите, что набирает оборот движение против ювенальной юстиции, те, кто против, не имеют представления о том, что это на самом деле. Хотя на самом деле, оказывается, они протестуют против другого. Ювенальная юстиция - это то, что помогает подросткам в трудных ситуациях справиться с их положением, допустим, в судах, когда им предъявляют какие-то обвинения. Что помогает выйти им из конфликтов благодаря социальному, педагогическому работнику, с участием судьи привести подростка, нарушившего норму, законы, общие правила, обязательные для всех. Помириться с потерпевшим, выбрать форму своего раскаяния – это не имеет ничего общего с социальным патронажем.

Лобков: По крайней мере, одни и те же организации протестуют.

Морщакова: Одни и те же организации протестуют, но словом ювенальная юстиция они называют не то, что ею является.

Карнозова: Я с сожалением должна констатировать, что последние несколько лет усиливается движение против ювенальной юстиции, которая подразумевает совсем не ювенальную юстицию, а фактически изъятие детей из семьи, что не имеет никакого отношения  к ювенальной юстиции.  В конце 1990-х годов в России началось движение за ювенальную юстицию, в которое включились и суды, где речь идет о помощи детям, совершившим уголовное преступление и правонарушение. Речь идет о социальных работниках, о медиаторах, которые проводят программы примирения с жертвой, о помощи семье с таким ребенком, о случаях, в которых необходимо примирение  в семье.

Кремер:  Мы говорим сегодня о социальном патронате, и это помощь семье, по сути.

Бергсет: Все было бы замечательно, если бы мы говорили на юридическом языке, а не на простом языке нормальной семьи. Речь идет о наших детях. С 1980-го года в Европе в 193 странах дети принадлежат государству, земле, на которой они стояли последние три месяца. Вы можете себе такое представить? То есть, мой сын, если государство будет меня патронировать как родителя, будет принадлежать управе Тверского района, а управа Тверского района делегирует мне, согласно вчерашнему принятому закону, права временно проживать с моим ребенком, родным до первого нарушения.

Кремер: Это ведь касается неблагополучных семей?

Бергсет: Нет, речь идет о всех семьях. Госпатронат вводится как контроль над всеми родителями. Я жила последние 6 лет в Норвегии, ко мне в дверь постучали два сотрудника социальной службы и два полицейских и сказали, что забирают моих детей, потому что дети принадлежат государству.

Кремер: На каком основании?

Бергсет: Согласно этому закону, государство будет спасать детей от биологических родителей  по любому доносу.

Кремер: Кто донес на вас?

Бергсет: На меня донесли люди, которые знали, что я собираюсь поехать в Россию. Угроза - кража ребенка в Россию - послужила поводом для изъятия.

Кремер: Это было связанно с какими-то семейными обстоятельствами?

Бергсет: С семейными обстоятельствами. Ко мне за последние несколько месяцев обратились 76  российских семей из 23 стран мира. Такая ситуация с хорошими семьями по всему миру. 8 числа, то есть в пятницу, родители 193 стран, у которых отобрали детей, выйдут на площадь. Во Франции с 1958 года отобрали 2 млн. детей. Они будут просить ООН прекратить этот Госпатронат, а мы вводим это все в России.

Лобков:  Может ли у нас это обернуться аналогичной ситуацией через несколько лет? Введением социального патроната и увеличением государственного контроля.

Морщакова: Мы сейчас рассуждаем о том, чего никто не знает. Что за проект закона принят, кто его автор?  Где эксперты, которые могут оценить этот закон? Для юристов это повод похоронить идею специальных судов для несовершеннолетних. Мы говорим о судах, в которых сотрудничают педагоги, социальные работники, родители, и которые помогают детям, находящимся в правовом конфликте, восстановить свой статус, а не быть отправленными в тюрьму, колонию.

Бергсет: Эти суды по делам несовершеннолетних превратились в карательные органы во всех странах, и вся помощь, которая предлагается семье, заканчивается в 100%  случаях изъятием детей. Могут отобрать ребенка за то, что вы попросили его сделать уроки, запретили ему принимать наркотики. То есть, вы применили с точки зрения российского менталитета, заботу о ребенке, но юридическая система рассматривает это как насилие над правами ребенка. После принятия этого закона, мы как родительское общество, считаем, что в любое время суток у любого человека ребенка могут отобрать.

Карнозова:  Понятие ювенальная юстиция к этому не имеет никакого отношения, и смешение понятий работает против того, чтобы мы помогали детям в трудных ситуациях, в которых совершили они преступления. Сейчас меньше отправляют детей в испытательные колонии, больше применяются воспитательные меры. И неразбериха в понятиях работает против детей.

Кремер: Ирина, есть неразбериха в понятиях?

Бергсет: Неразберихи в понятиях не существует. Речь идет о том, что люди, которые выйдут в 193 странах - а всего 200 стран, осталась Россия, Республика Беларусь и еще несколько, где патриархальная семья живет по старым законам, - они требуют прекратить террор семей со стороны судебных органов, административных и со стороны патроната, тех самых, по делам несовершеннолетних. Эти три системы вместе работают на разделение биологического ребенка и биологического родителя.

Лобков: Тамара Георгиевна, считаете ли вы социальный патронат явлением, и будут ли другие проекты, которые будут развивать ювенальное направление в правосудии?

Морщакова: Ювенальное направление в правосудии - это совсем не то, что вызывает тревогу у родителей. В России под ювенальной юстицией  такие проекты вносились, которые позволили бы  не стричь под общую гребенку детей, когда речь идет о том, что они допустили нарушение уголовного закона, а помогли бы им остаться в нормальной социальной среде со своими родителями. Я не знаю, какую цель преследует этот закон, и как он технически оформлен, но я знаю, что российская Конституция требует охраны детства, материнства и семьи. Я не знаю таких идей в российском праве, которые были бы направлены на то, чтобы семью из процесса воспитания детей исключить.

Также по теме
    Другие выпуски