Станислав Белковский: «Россия исчезнет вместе с Путиным, как возлюбленная Дракулы»

24/10/2014 - 20:51 (по МСК) Юлия Таратута

В гостях у Юлии Таратуты политолог Станислав Белковский. Поговорили о том, почему у Путина «ничего не получалось на Украине», почему он не верит в существование демократии, а также подвели основные итоги его выступления на «Валдае» в Сочи и выявили семь основных тезисов российского президента.

Таратута: Только что на «Валдае» выступил Владимир Путин. Вы слушали выступление. В чем его основной месседж?

Белковский: Вы знаете, Владимир Владимирович не сказал ничего нового, он повторил свои основные тезисы последних месяцев. Вкратце это звучит так: «Мы очень хотели дружить с Западом, это не получилось, большой сатана в лице США все время хочет нас оскорбить и унизить, мы этого не допустим. Мы снова хотим дружить с Западом, только на новых основаниях, и мы своего добьемся». Это ничем не отличается от риторики Путина последних семи месяцев, что для телезрителей и слушателей, наверное, плохо, не так весело – нет ничего нового, но для аналитика это хорошо, потому что Путин понятен, ясен и внутренне не противоречив.

Таратута: Можно ли говорить о том, что в сегодняшнем выступлении довольно ярко звучало противопоставление, как вы говорите, сатаны - Америки и Запада, к которому мы по-прежнему относимся дружелюбно без Америки, Запад без Америки и Америка?

Белковский: Запад без Америки - он заложник Америки, просто слабые малахольные люди и государства, которые не находят сил порвать американский пут и прижать нас к любящей груди. Альтер Запад – это Европа в понимании Владимира Владимировича, которая запуталась в своих связях с Америкой, а пора бы эти связи порвать или, по крайней мере, ослабить.

Таратута: Это объявление войны, это довольно красноречивое выражение своих эмоций «вы очень плохие ребята»?

Белковский: Да, потому что Америка ведет себя неприлично с точки зрения Путина. Мы очень хорошо себя вели долгое время, мы ничего плохого не делали, мы шли на Запад с деньгами, а не с танками. Но стремление Америки к глобальному доминированию, причем по беспределу вне любых юридических рамок, оно играет с Вашингтоном злую шутку, а тем временем нарастают злые силы в лице, в первую очень, исламского терроризма, Исламского государства Ирака и Леванта. А породил их кто? Сатана их породил. И Запад не понимает, с точки зрения Владимира Путина, что без России справиться со всеми этими угрозами он не сможет.

Во-первых, Украина обязательно накроется, это сквозит в риторике Владимира Владимировича, что не выживет она, и чтобы ее спасти, сделать искусственное дыхание и вообще реанимировать, нужна российская помощь или, по крайней мере, благосклонность. Ну и Исламское государство Ирака и Леванта там развернется в полную мощь, и тогда уже наша военная мощь, наши «вежливые люди», наши сухопутные силы окажутся незаменимы, потому что сухопутную операцию на Ближнем Востоке США и Евросоюз проводить теперь не хотят, ибо слишком велика цены жизни в евроатлантическом мире, а у нас она по-прежнему довольно скромна.

Позитивный итог речи Путина, что все равно без нас не обойдутся, мы потерпим, мы приживемся к санкциям, санкции – это плохо, конечно, но мы и не такое переживали. Наш народ умеет терпеть, как говорил еще в марте на программной прямой линии с народом Владимир Путин, «русскому человеку на миру и смерть красна», то есть русский народ готов пострадать за правое дело. И сегодня Россия олицетворяет это правое дело, а поскольку Россия равна Путину, то значит и Путин в полной мере его олицетворяет.

Кстати, Валдайский форум проходил в Сочи. Я помню, в конце 80-х годов была такая пародия на Владимира Молчанова, ведущего программы «До и после полуночи», где была фраза «Я вернулся из Америки, где был только что в Голландии». Вот «Валдай» в Сочи – это точно цитата из этой пародии.

Таратута: И все-таки кому адресуется это сообщение?

Белковский: Бараку Обаме и элите США.

Таратута: То есть Бараку Обаме адресуется сообщение: «Вы очень плохи», и что?

Белковский: Что без нас вы не справитесь. У нас, наверное, есть иллюзия, что вы сможете победить исламский терроризм, спасти Украину и решить еще несколько своих проблем без нас. Так вот я – Путин вам скажу: «Не сможете, нифига».

Таратута: В прошлое наше интервью мы с вами обсуждали вопрос о том, что Путин хочет сказать, что он – участник игры, что без него разговора не получится.

Белковский: Конечно, это и сейчас он говорит.

Таратута: Не совсем, одно дело – вести разговор, другое дело – побеждать мир без него. То есть тут разговор о разговоре, а тут разговор о выживаемости. Неужели с Обамой можно вести разговоры на эту тему?

Белковский: Обама не идет на диалог, вот уже прошло два месяца, мы с вами идем на диалог, Юля, а Барак Хусейнович Обама не идет с Владимиром Владимировичем на диалог. Поэтому раздражение Владимира Путина по этому поводу нарастает, но сама концепция, вопреки известному анекдоту, совершенно не меняется. Концепция принуждения США и  к переговорам о судьбах мира, она и остается.

Таратута: А какова вероятность того, что этот месседж будет услышан, и что должны сделать оппоненты для того, чтобы считать, что слова услышаны?

Белковский: На мой взгляд, если оппоненты будут следовать нашей российско-путинской концепции, они должны встретиться с Путиным и сказать: «Да ладно, все понятно. Мы отдаем вам постсоветское пространство, в том числе и Украину, а вы за это помогаете нам справиться с ИГИЛ и вообще решить несколько проблем, которые нам нужны». Но Вашингтон неслучайно торопится не торопиться на эти переговоры, не только в силу американской сверхдержавной вредности, но потому что взгляд на мир из Вашингтона немножечко другой, не такой, как из «Валдая» в Сочи, все-таки Америка придерживается неких системных ценностей, которых Москва не придерживается в современном мире. И Обама считает, что при отсутствии ценностной платформы никакие стратегические переговоры, особенные меры невозможны.

Путин отказывается признавать этот аргумент, считая, что такой общеценностной платформы быть не должно, вообще вся эта евроатлантическая демократия – изощренный механизм  манипуляции массовым сознанием, и больше ничего.

Таратута: А что этой Европе посылается в качестве сигнала?

Белковский: Что тебе, Европа, придется очень плохо без нас, брось эту Америку и веди самостоятельную линию.

Таратута: У нас очень много событий происходило в последнее время. Например, Путин опоздал на встречу с Меркель, у нас была трагическая смерть Кристофа де Маржери, довольно часто подчеркивалось, что это был человек, который выступал не против России, он был пророссийски настроен.

Белковский: Он вообще был специалист по коррумпированному режиму в компании Total.

Таратута: Что мы делаем с Европой? Как эти события укладываются в какую-то тактику?

Белковский: Путин же всегда опаздывает на какие-то события и мероприятия, которые ему не очень приятны и интересны.

Таратута: Иногда, чтобы продемонстрировать, что ты проиграл задолго до начала игры.

Белковский: Нет, так это не делается. Если он опаздывает на встречу бизнеса в Сочи на 4 часа, то он дает понять, что бизнес стоит на цыпочках и будет ждать столько, сколько он скажет. Просто ему неинтересно это общение, так и с Меркель. Он заведомо знал, что позиция Меркель очень раздраженная и, с его точки зрения,  неконструктивная, поэтому он и опоздал. Если бы он думал, что Меркель ему сочувствует и готова разделить его подход, он бы не опоздал.

Таратута: А так вообще можно делать?

Белковский: С политико-дипломатической точки зрения нельзя, но не будем забывать, что благодаря общим усилиям миллионов людей как в России, так и на Западе, и вообще везде, Владимир Путин стал считать себя самым выдающимся политическим и государственным деятелем в мировой истории, поэтому ему нужно, может, несколько больше, чем остальным.

Таратута: Может, он ощущает себя выдающимся деятелем, однако он понимает, что есть еще один выдающийся деятель, который никак не хочет с ним вступать в диалог.

Белковский: Обаму он не считает выдающимся деятелем. Путин же полновластный хозяин страны и сама страна, а Обама – это временщик, чиновник, избранный избирателями, и через два года он уйдет, и больше мы о нем не вспомним или вспомним только в качестве лектора. Поэтому Путин не считает Обаму равным себе точно так же, как Иван Грозный не считал себя равным многим европейским правителям, потому что править по принципу «что хочу, то и ворочу» они не могли.

Таратута: Какие слова из выступления Путина вы запомнили? Или я могу вам рассказать про слова, которые запомнила я.

Белковский: Лучше так, поскольку я увидел повторение всех семи месяцев.

Таратута: Во-первых, Россия не собирается восстанавливать империю.

Белковский: Да, это правда. Он просто говорит: «Отдайте наши небольшие куски, мы не империя никакая. Не надо прикладывать мордой об стол, давайте дружить домами и семьями».

Таратута: Что мировые конфликты не за горами.

Белковский: Они уже происходят и без нас не спастись.

Таратута: И последняя вещь мне кажется ключевой про джина, который вырвался из бутылки, про теорию управляемого хаоса. Он пустился в такое подробное описание того, что ему там не нравится. И там были слова, которые мне представляются ключевыми – зона хаоса и зона безвластия. Это представляется мне по сегодняшней речи Путина катастрофой. Зона безвластия – это катастрофа и вот.

Белковский: Конечно. Путин не может себе представить зоны безвластия, он искренне не верит в существовании демократии и гражданских свобод. Он не противник демократии, он просто не верит в ее существование.

Таратута: То есть Путин считает, что это самое страшное, что может случиться со страной, в частности с Россией?

Белковский: Все это очень хорошо объясняется с позиции психоанализа. Путин инкриминирует другим странам то, чего он боится в собственной стране. Он очень боится безвластия и потери власти здесь. Антипример для него – это Украина, где, с его точки зрения, творится нечто ужасное, хотя, как человек часто бывающий там, я утверждаю, что ничего страшного там не творится за исключением Донецка и Луганска. Несмотря на экономические лишения, но Украина никогда не процветала за постсоветский период в экономическом смысле. Конечно, Путин тайный, бессознательный и не отдающий себе отчета служитель культа Америки, он хочет делать все, как Америка. Он восхищается превосходящей силой сверхдержавы, и если Америка, с его точки зрения, управляет миром через управляемый хаос, что и он так хочет, например, на Украине.

Таратута: А ситуация на Украине  его физиологически пугает?

Белковский: Она его пугает по нескольким причинам. Во-первых, как образец восточнославянского русскоязычного государства, которое установило безвластие, оно же демократия. А, во-вторых, Путин, будучи очень удачливым лидером, который выходил из большинства роковых переделок в своей политической биографии сухим, на Украине всегда, черт побери, терпел поражение. Украина всегда было его проклятием.

Таратута: Мы имеете в виду первый Майдан, второй.

Белковский: Первая революция, вторая, попытка создать коалицию Тимошенко – Янукович в 2009 году, которая тоже развалилась. Что бы Путин на Украине ни делал, у него не получалось. И он же не может признать, что не получалось, потому что концепция была неверна, нет, это не получалось, потому что проклятые американцы, естественно, в союзе с продажными украинцами, которым верить нельзя ни единому слову, они все это разваливали в самый неподходящий момент.

Таратута: Все говорят, что Путина пугает пример Украины ровно потому, что такое может повториться в России. Протесты для него были чудовищным симптомом этого несветлого будущего.

Белковский: Да, протесты ему не понравились.

Таратута: Ну что сейчас? Сейчас протестов нет. Зачем сравнивать себя с Украиной?

Белковский: Это благодаря тому, что он все так правильно сделал. Он защитил страну от уничтожения и расчленения.

Таратута: Нет-нет. Почему украинские события должны вызывать такой ужас, если ситуации совершенно несравнимы?

Белковский: Как несравнимы? Он же не считает Украину полноценным самостоятельным государством, он считает, что это Россия, только вид сбоку, за исключением Галичины. Он признает, что Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская область – это нечто отдельное, но пытается к этому относиться презрительно, еще на прямой линии с народом этой весной говорил, что это холопы, люди, которые были во всех империях второстепенными. Мы-то были первостепенными – нас товарищ Сталин укатывал десятками миллионов в ГУЛаги, поэтому у нас с чувством собственного достоинства все в порядке. А все остальное – это Россия, случайно названная Украиной, а раз так, то этот страшный вирус бунта бессмысленный и беспощадный может перекочевать, как лихорадка Эбола, из Украины в Россию.

Таратута: Как вы отреагировали на то, что Путин считает возможным раскрывать тот факт, что Россия помогала Виктору Януковичу перебираться из каких-то мест Украины в Крым в тот момент, когда он еще был украинским? Сам тип разговора на эту тему как вам?

Белковский: Ну Путин борется с политкорректностью и умолчаниями, он показывает, что он – сторонник консервативной традиции, принадлежащей тем местам и временам, где политкорректность еще не победила. И он хочет показать, что если Америка может какого-нибудь своего сукина сына переместить из одной точки мира в другую, и он там может. Почему бы и нет?

Таратута: Сейчас я бы хотела перейти к теме про Путина, который равен России. Как вообще появилась эта реплика, как вам кажется? Кто-то остроумно в моей ленте Фейсбука заметил, что Кремлю понадобилось три года для того, чтобы придумать альтернативу лозунга «Россия без Путина».

Белковский: Ну не три, а два. Эта концепция, на мой взгляд, начала формироваться уже довольно давно – с момента возвращения Путина к власти. Я, ваш покорный слуга, говорил, что так и будет, в интервью «Слону» еще полгода назад. Понимаете, это этап вторичного смесительного упрощения по Константину Леонтьеву, нашему русскому мыслителю, это этап окончательного завершения существования Российской империи, когда все должно быть примитивизировано до предела. А что может быть самое примитивное? Просто сказать, что Россия равна Путину, поэтому личная судьба Путина и есть судьба России. Путин  в хорошем настроении – Россия в хорошем настроении.

На мой взгляд, это очень хорошо, это и отменяет существование империи, потому что империя – это некое собрание институтов так или иначе, а когда Путин подменяет собой все имперские институты, значит, институты умирают. Вот я давно считаю, что Русская православная церковь, Московский патриархат надо распустить и заменить ее конфедерацией независимых приходов. Так вот Путин это уже давно сделал, потому что если он равен России, то другим в этом пейзаже места нет, эта парадная брошка на камзоле Владимира Владимировича и не более того.

Таратута: По-вашему, это не случайная реплика, это не плод художественной реакции?

Белковский: Нет, это абсолютно целостная последовательная концепция, которая будет сейчас проповедоваться.

Таратута: А в какой момент она возникла?

Белковский: Мне кажется, она начала формироваться с возвращением Путина к власти, потому что лейтмотив обращения, как я понимаю, именно стал в том, что если Путин не вернется на президентский пост, то с Россией случится то же, что случится с Ливией. Все колебалось, возвращаться Путину или нет, но арабская весна подтолкнула его к мысли, что только он может спасти Россию от сознательного расчленения и уничтожения со стороны большого сатаны. Если с ним что-то случиться, кто будет спасать от сатаны? На следующий день у нас в студии будет американский спецназ и танки будут бить по Кремлю. 

Таратута: Что хорошего в вашей политологической схеме, что этот лозунг не соответствует заявке. То есть несмотря на то, что Путин – есть Россия, и это главная подпорка имперского мышления, на самом деле это максимально отдаляет Россия.

Белковский: Это не подпорка имперского мышления, это гибель империи, потому что империя зиждется на многих китах и слонах. Сейчас выясняется, что все русская культура, великая литература и религия, все существовали ради Путина. Помните, как писала Татьяна Онегину: «Вся жизнь моя была залогом свидания верного с тобой». Это значит, что если Путин исчезает каким-то образом, а все люди смертные, то эта империя уже точно не выживает.

Таратута: Ну тогда будет другой лозунг.

Белковский: Все исчезает вместе с Путиным, как Дракула свою возлюбленную должен забрать с собой в гроб.

Таратута: Я пытаюсь понять, к чему это приведет. Политологи, которые комментировали эту реплику Володина, они как будто оправдывались, кто-то говорил, что неправильно поняли, по-моему, Дмитрий Бадовский говорил, что это отражение народных чаяний. Они извиняются или, наоборот, дополняют эту концепцию?

Белковский: Это отражение народных чаяний. Нет, они совершенно не извиняются. Это четкий идеологический месседж, кроме того, этот месседж важен потому для Кремля, что он позволяет полностью аннулировать внутриполитическую повестку. Неважно, падает рубль или растет, неважно, какая цена на нефть, неважно, ликвидируются ли учреждения здравоохранения в Москве или остаются, важно только одно: а) Америка хочет нас расчленить и уничтожить; б) единственный способ спастись – это лично Путин, поэтому в) надо сплачиваться вокруг Путина и не задавать никаких лишних вопросов.   

Таратута: А насколько это стратегически полезно для нынешней власти? Насколько это долгосрочная история, насколько она всегда будет выгодна? Ну а  вдруг что-то случится.

Белковский: Случиться не может ничего, потому что все плохое, что происходит в этой реальности, - это Америка, по вине Америки. А то, что нас окончательно не убили, это Путин. Есть негативный полюс – Америка, позитивный – Путин, и пока Путин жив, нас не уничтожат.

Таратута: Вам кажется, что не существует никакой вещи в этой системе координат, которая могла бы прилипнуть к Путину? То есть любую вещь можно списать на внешнего врага?

Белковский: Да. А следующий тезис будет, мне кажется, о том, что Путин принес себя на алтарь России, что он молодым человеком – 47 лет – стал президентом, ему бы еще пожить хорошо, купаться где-нибудь на Лазурном берегу, перебирая свои миллиарды, а он от всего отказался.

Таратута: Все думают, что проблема первого места и высокого полета заключается в том, что с высока падаешь. И проблема слишком высокого рейтинга заключается в том, что эта бронза, которая на тебя наслаивается, она раскалывается в момент какой-то ерунды.

Белковский: Это условие демократии, поскольку демократия совершенно не предполагается согласно той доктрине, которая официально озвучена Володиным, ничего не будет. Ну как, убьют же всех нас, Юля, если с Владимиром Владимировичем что-то случится. Мы же не хотим, чтобы нас убили – потерпим.

Таратута: А какой у вас политологический прогноз ближайшего будущего?

Белковский: Знаете, что любимое русское занятие, которое получается у русского человека хорошо, - это ждать и догонять. Надо подождать. Я анализировал сейчас последние выступления Ходорковского и Навального, которые так или иначе остаются самими оппозиционными фигурами, несмотря ни на что. В них сквозит это, что не может быть никакого плана смены власти или хотя бы коррекции, может быть состояние ожидания, что власть куда-то упадет.

Таратута: А вы вообще представляете думские выборы ближайшие как процесс?

Белковский: Пока Владимир Владимирович остается у власти, никаких реальных думских выборов быть не может, все это будет балаган с заведомо известным результатом. Но поскольку Путин равен России, с падением Владимира Владимировича, когда бы оно ни случилось, этой государственности не будет, то есть откроются совершенно новые возможности для реализации вековой мечты человечества в моем лице – построение на русской почве национального государства европейского образца. Именно это мне оставляет оптимизм некоторый, хотя, может, я и не доживу.

Таратута: Я тоже читала интервью, о которых вы говорите, и один из этих политиков, Алексей Навальный, говорил о том, что готов вступать в контакты и поддерживать любую оппозицию, какой бы широкой она ни была – левые, правы, социалисты, националисты. Меня в этом списке больше всего удивило присутствие Прохорова. Как вы относитесь к этому персонажу внутри нынешней политической повестки?

Белковский: Я никогда не относился серьезно к политическим амбициям Михаила Дмитриевича Прохорова. Может, он замечательный бизнесмен и прекрасный человек, но с первого дня было видно, что он не политик. У него отсутствует политическое чутье, инстинкты и воля к власти.

Таратута: А если вам скажут, что он хочет идти в Думу?

Белковский: Он сам много чего ни говорил на эту тему, и все это заканчивалось пшиком.

Таратута: В том смысле, что он хочет, и кто-то ему позволяет. Это что будет значить или такая конфигурация невозможна?

Белковский: Она возможна. Но это будет значить, что вместо сегодняшних карманных партий или дополнительно к их составу возникнет еще одна карманная партия Прохорова, не меняющая в этом политическом пейзаже ровным счетом ничего.

Таратута: Но позволяют же ему держать в некотором смысле независимый свободолюбивый ресурс РБК.

Белковский: Тьфу-тьфу, не сглазить бы. Ну да, остаются еще свободны СМИ в РФ, как ни странно. Главное - не сглазить.

Таратута: А вы смотрите доклады своих коллег-политологов? Я сейчас говорю о докладе Минченко…

Белковский: Да, я слежу за докладами Минченко, потому что мы с Женей давние приятели. Но я всегда ему говорю, что я не согласен с его концепцией политбюро вообще при всем моем очень хорошем отношении к этому человеку и уважении к нему.  

Таратута: Почему?

Белковский: Потому что политбюро – это институт власти, а в России нет институциональной власти в принципе. Вместо широко разрекламированной вертикали власти у нас была горизонталь власти. Любой региональный бизнесмен с состоянием 100 миллионов долларов, купивший прокурора, начальника полиции, ФСБ, становился властью. В этом смысле невозможно составить точный состав субъектов этой власти, каким является политбюро.

Состав политбюро был хорошо известен, и советское политбюро постсталинского периода был так или иначе органом коллективного руководства, коллегиального производства. Когда Хрущев слишком зашел в волюнтаризм, она его убрала. И при Брежневе коллегиальное руководство уже не ставилось под сомнение. Поэтому сформировать политбюро невозможно, это может быть использовано как некая модель описания некоторого количества людей, имеющих влияние.

Таратута: Вы говорите, что Владимир Путин обладает полнотой власти.

Белковский: Он не совсем обладает полнотой власти, он равен России, это разные вещи. А власть может осуществляться без ведома и вне поля рационального контроля Владимира Путина. Концепция горизонтали власти, которой я придерживаюсь уже много лет, состоит в том, что власть в России возникает везде, где значительный финансовый ресурс смыкается и сочетается с административным, как с гражданским, так и с силовым.

Огромное количество решений было принято за время путинского правления, о которых Путин ничего не знал и даже задним числом возмущался. Поэтому концепция, что Путин равен России, не означает, что он контролирует любое бюрократическое решение в этой стране, оно просто оправдывает любые провалы во внутренней политике и вообще исключает внутреннюю политику, как предмет анализа.

Таратута: Вернемся к докладу Минченко. Например, то, что пресловутая группа силовиков победила группу условных либералов.

Белковский: Я остаюсь быть убежден, что нет никаких силовиков и либералов, это очень приблизительные структуры для описания ситуации, потому что не выбран до сих пор критерий, кого считать силовиком, кого – либералом. А почему, условно, министр финансов Антон Силуанов должен считаться либералом, если он поддерживает линию партии в полном объеме, а линия при этом считается силовой.

Таратута: У кого есть инструмент насилия, прописан в качестве функционала, тот, видимо, силовик, по мнению многих людей.

Белковский: Так думали люди во главе с Денисом Сугробовым, бывшим начальником главного управления по борьбе с экономической преступностью и коррупцией МВД. И где сейчас Сугробов? Нет, ты можешь применять инструмент насилия, если все согласовано, и на правильном гражданском уровне укорено в системе. Почему, условно говоря, Сечин, Иванов Сергей Борисович считаются типа силовиками, по непонятной причине, у них совершенно разные биографии.

Таратута: И отношения у них сложные.

Белковский: Да, при этом они враги. И Сечин сделал все, чтобы Иванов не стал преемником Путина. Почему их надо относить к единому лагерю? То же самое относится к либералам, где либералы воюют друг с другом так, как ни один силовик не воевал.

Таратута: А как вам кажется, почему было возможно то самое выступление Грефа, про которое многие стали говорить, что оно революционное?

Белковский: Потому что Греф прекрасно понимает, что эти экономические вопросы, затронутые в его выступлении, не волнуют Путина, это поле разрешенной критики, он же не говорил, что Крым не наш. Если бы он так сказал, он бы вылетел из Сбербанка, конечно, как миленький, потому что это было бы предательство.

Таратута: А что еще нельзя говорить, как вам кажется?

Белковский: Путин сконцентрирован на международной политике, потому что он считает себя гением этой политики и самой выдающейся фигурой в истории. Он исходит из понимания, отчасти верного, во всяком случае, базирующемся на весьма понятном объеме исторических прецедентов, что русский народ невозможно накормить. Русский народ не реагирует на экономические раздражители. Никогда так сытно народ не жил, как при Владимире Путине, но как только Путин посеял через Медведева в народе сомнения в тотальном контроле над политическим пространством, этот народ начал выпендриваться, блин, и нужно было его остановить, что Путин и сделал моментально. И с «Крым наш» он окончательно этот процесс завершил. Ну да, плохая экономическая ситуация, хорошая, главное – это идти от победы к победе в международном политическом контексте, что делает лично Путин. А у Грефа такая роль, что они должны жаловаться. Сбербанк попал под санкции, это естественно.

Таратута: А чем еще будет подпитываться эта история?

Белковский: Во-первых, победили Украину полностью. Это я сейчас транслирую не в точности свою позицию, а, как мне кажется, кремлевское восприятие ситуации. Порошенко пошел на уступки, согласившись на особый статус районов Донбасса и так называемое перемирие и на размежевание, что есть де-факто признание независимости этих особых районов, хотя бы по приднестровскому сценарию. Наконец, 17 сентября, когда Порошенко прибыл в Вашингтон в ожидании, что США дадут ему статус особого военного союзника вне НАТО и оружие, ничего он не получил. Тем самым США дали понять, что они не готовы к наземной войне в сфере интересов России, а Россия готова. Путин не хочет воевать, но готов. Так что в его понимании он идет от победы к победе.

Таратута: Мой вопрос заключался в том, чем дальше будет подпитываться эта военная линейка. Это же вещь, которую нужно чем-то кормить.

Белковский: Конечно. Дальше мы добьемся жизнеобеспечения Крыма, сейчас же эта проблема не решена, сейчас же блокада Крыма, надо ее снять. Дальше блокаду Приднестровья надо снять. Уже заявлено устами Сергея Лаврова, что если Приднестровье будет так быстренько двигаться в НАТО и в ЕС, как сегодня, то мы признаем Приднестровье. Там еще много есть чем заняться.

Таратута: А вам кажется, все справляются со своими обязанностями в этой нашей новой России?

Белковский: Справляться с обязанностями никто и не должен, потому что существует сакральный Путин, которого, как говорил Наполеон во время переворота 18 брюмера, сопровождает богиня победы и богиня удачи. Это, правда, не христианский, а языческий символ. Благодаря невероятной удачливости Владимира Владимировича все и так сработает, даже при нашем русском разгильдяйстве и неэффективности. Здесь выпадает только одно логическое звено. Как известно из жизни людей и государств, всякая последовательная удачливость сменяется потом большими провалами.

Таратута: Я как раз об этом спрашивала. Ведь в теории удачливости любая неудача в нормальной системе координат ну неудача и неудача, а в системе удачливости это воспринимается как полный провал.

Белковский: Сейчас Владимир Владимирович не видит доказательств, что он перестал быть фортовым, ни падение «Боинга», который воспринимается им как очень досадная вещь, ни гибель Кристофа де Маржери не воспринимается им как то, что удача закончилась. Путин видит только свои победы за последнее время, да, это все плохие вещи, но мы их переживем. Я думаю, что не переживем. Переживем или нет – это вопрос количественный, сколько продержится вся эта система во времени и в пространстве. 

Таратута: Скажите, а рейтинг – это переворачиваемая вещь или это вещь, которая уменьшается или увеличивается крупными мазками?

Белковский: Рейтинговая теория Белковского состоит в том, что в России рейтинг отражает не популярность, а легитимность политика. Лидера могут не любить и осуждать его решения, но если правитель считается легитимный, то на все вопросы, хорош ли правитель, респондент отвечает «да». Поскольку легитимность Путина под сомнение никем не ставится, даже большинством ее врагов, и никакой альтернативы Путину нет и не может быть в этой системе, где он равен России, то с рейтингом все будет в порядке, несмотря на общее ухудшение социальной, экономической и прочей ситуации.

Таратута: Станислав, а, может, Америка себя плохо ведет, может, Путин не зря ее так недолюбливает?

Белковский: Я согласен, что с Америкой есть большие проблемы. Может, даже войну в Ираке не надо было устраивать. Но если смотреть на это дело не столько объективно, сколько субъективно, Америка по отношению к нам вела себя отнюдь не плохо, потому что во всех рассуждениях Владимира Владимировича, ведь он неслучайно в последние годы прикипел к итогам Великой отечественной войны, потому что он считает, что это последняя точка раздела мира. И в его соображениях есть логический фактически изъян, потому что мировых войн было уже три, а не две, третьей мировой была Холодная, и Советский союз ее проиграл, в силу чего прекратил существование. Вот это Путин почему-то выбрасывает из своего представления о мире.

И после поражения СССР в Холодной войне Америка могла обойтись с побежденной стороной гораздо жестче, чем она обошлась. Россию не только не лишили ядерного оружия, а наоборот, все ядерное оружие бывшего СССР свезли в Россию, Россию не только не лишили кресла постоянного члена Совета безопасности, но и закрепили это кресло за ней. То есть проклятая Америка в союзе с национал-предателем Ельциным сделали все возможное, чтобы подсластить россиянам пилюлю от распада империи и сделать вид, что Россия – формальный и фактический правопреемник СССР.

Да, во многих точках мира Америка совершала ошибки, одной из ошибок является, что она недостаточно прижала Путина к любящей груди, когда он к этому стремился в начале первого срока своего правления. Но я считаю, что нам грех жаловаться, нужно вспомнить не только плохое про Америку, но и объективно хорошее, благодаря чему мы сохранили  возможность так разнузданно себя вести – благодаря американским послаблениям после распада СССР.

Другие выпуски