Эрнст на ДОЖДЕ: широкая аудитория не любит погружаться в трагические воспоминания

03/10/2013 - 18:27 (по МСК) Антон Желнов
Гендиректор Первого канала – ДОЖДЮ: об успехе благотворительного марафона «Всем миром», о том, почему подобных акций не было после трагедии в Крымске и других событий и о  возникшем запросе зрителей на политику. 

Желнов: Константин Львович, уже почти 700 миллионов собранных средств. Есть ли понимание, в каком банке будут храниться эти деньги, на каком счете, и как они будут распределяться? Насколько Первый канал будет именно за этим следить.

Эрнст: Для нас было принципиально сначала сосредоточить все средства на одном счету для того, чтобы мы точно понимали, сколько мы собрали денег. Эти деньги на 95% собраны по средствам SMSи где-то 5-7%- это спонсорские деньги или деньги людей, которые в ходе дня, увидев это по телевизору, высказали желание присоединиться.

Желнов: Кто из таких компаний? «Роснефть», «Газпром»?

Эрнст: Это «Роснефть», это «Газпром», это «Энергоатом», это еще несколько менее крупных компаний, которые просто на эмоциональном порыве. Кто-то из них уже прислал гарантийные письма или уже начали переводить деньги. Мы пока точно не знаем, поэтому мы опасаемся.

Желнов: 700 миллионов- это общая сумма, туда входят эти деньги «Газпрома», «Роснефти», других корпораций?

Эрнст: В счетчик это не включается, в счетчик пока включены только SMS. Я думаю, что это порядка 100 миллионов рублей.

Желнов: Эти деньги пойдут на строительство мобильных поселков. Вовлечены ли уже губернаторы, знают ли они об этом, выделена ли земля? Какое здесь взаимодействие, и опять же роль Первого канала в самом строительстве?

Эрнст: Мы проведем тендер среди пяти компаний, которые производят сборные дома, потому что принципиальная история, чтобы это было довольно быстро. Потому что люди уходят в зиму и по возможности в течение полутора-двух месяцев мы должны поставить это жилье. Мы проведем открытый тендер, мы сообщим условия, мы сообщим, какая компания выиграла. Мы договорились сегодня уже, я разговаривал с полпредом и вице-премьером Трутневым. Юрий Петрович сказал, что губернаторы выделили территории в трех областях. Почему так быстро? Могу вам сказать, что это не только распоряжение Трутнева, но и то, что эти территории были одобрены для строительства весной будущего года. Потому что понятно, что так оперативно многие вещи в строительстве не решаются, строительство – это очень тщательный и долгий процесс. Поэтому то, что мы сегодня уже знаем, что земля есть, и это не просто земля, это земля с коммуникациями, то есть там потенциальность есть, куда подключиться. Это потому что эти участки были под строительство весной будущего года. Проведя тендер, мы вычислим оптимальную цену, наши шаги мы будем докладывать нашей аудитории, потому что это не наши деньги, это деньги нашей аудитории. Они имеют право знать о каждом шаге того, что делается с их деньгами. Это они нам доверили, это мы ими оперируем в их интересах. Мы покажем предложение, не знаю, будем ли мы устраивать какое-то голосование, может быть, это усложнит систему.

Желнов: По проектам голосование?

Эрнст: Да, по проектам. Мы покажем проекты, потому что в данном случае мы оперируем чужими деньгами. Мы хотим, чтобы это была максимально открытая ситуация. Мы выполняем только одно условие, что мы на эти деньги строим жилье.

Желнов: Как у вас хватит времени и ресурса, чтобы лично контролировать ход этого строительства либо на Первом канале какая-то группа людей, которая будет конкретно за этим следить?

Эрнст: У нас действительно выделено несколько человек, часть занимается коммерцией, для них это профессионально  вести переговоры, часть людей, которые занимаются новостями и пиаром, потому что это надо очень четко отслеживать. Мы в течение этой недели проведем тендер на подрядчика. У нас уже есть около десяти компаний, которые имеют большую практику делания нечто подобного. И для нас важна репутация этих компаний. Сегодня утром мы проводили совещание, мы посчитали, что у нас есть деньги на 15 тысяч квадратных метров качественного зимнего жилья. Знаете, используется модель норвежских сборных домов, они высококачественные, они рассчитаны на очень критическую погоду. Они выдерживают 40-градусные морозы, они легко присоединяются к коммуникациям. Они очень уютны, может быть, это не шедевр архитектуры, потому что утилитарность - все-таки главное в этом. Но они очень уютные, удобные. Стоимость метра с подключением, со сборкой от 30 до 48 тысяч за квадратный метр. Это довольно не маленькая цена.

Желнов: Какая реакция у Владимира Путина на марафон? Звонил ли он, поздравлял, как глава МЧС, например, Пучков? Приглашали ли вы его в одну из студий, потому что вот где настоящая прямая линия?

Эрнст: Безусловно, я обсуждал с пресс-секретарем президента возможность президента прийти. В данном случае он сказал, что инициатива эта интересная, но он должен выполнять свои функции от имени государства. В данном случае, если это инициатива канала, гражданская инициатива, то здесь вряд ли стоит это совмещать.

Желнов: Был личный звонок от него с поздравлениями? Очевидно, что сейчас вся страна обсуждает этот марафон.

Эрнст: Нет, особо никто… Звонили коллеги, знакомые, другие журналисты, но представители власти особенно не звонили.

Желнов: Насколько я помню, последний такой большой телевизионный марафон проходил в 2004 в сентябре, сразу после бесланской трагедии на НТВ. Тоже, кстати, шел довольно долго - 5 часов, пусть и начинался в 10 вечера. Но тогда собрали, даже сравнивать смешно, - 2,5 миллиона рублей всего. Что в обществе изменилось за эти годы или в технологиях?

Эрнст: Я думаю, что разница, во-первых, в том, какой есть мотив. Потому что если мотив трагический, ты понимаешь, что решить деньгами все нельзя. Потому что здесь это драма, происходящая на Дальнем Востоке, но это не трагедия, слава Богу, ни один человек из пострадавших регионов не погиб. Для нас было важно обратиться именно к обществу, потому что, очевидно, что государство работало эффективно, и МЧС, и Министерство обороны, Министерство здравоохранения. Претензий трудно было предъявить, потому что ни один человек просто не погиб на таких площадях. С таким уровнем наводнения это, в общем, было довольно сложно.

Желнов: Там была одна смерть, но это военный человек.

Эрнст: Я именно и говорил, что ни один человек из пострадавших районов. Погиб водитель военнослужащий, погиб водитель. Но это было, во-первых, в ходе ликвидации. Я не хочу… я хорошо знаю причину. Был очень важный момент, что это не имеет отношение к критике государств. Если это твоя страна, то почему ты сам не проявишь свою реакцию? Государство пусть проявляет, да, это хорошо, но если у тебя есть потребность проявить эту реакцию, вот, пожалуйста. Я думаю, что еще очень важный момент, что мобильная связь дает очень удобный способ, ты получил эмоцию, и ты хочешь ее реализовать, и вот у тебя в руках телефон.

Желнов: Известно, что люди в России любят сплачиваться, вы сами об этом постоянно говорите. Роль телевидения здесь прямая – объединять. Сейчас эта идея ключевая телевизионная сработала, страну большую действительно объединили. Но почему этой сплоченности не продемонстрировали ни вы, ни другие ваши коллеги, ни когда был Крымск, кроме того нет сейчас никаких напоминаний про Беслан и про другие трагедии, которые тоже должны сплачивать общество?

Эрнст: Я думаю, что в сплочении вокруг Дальнего Востока Крымск сыграл свою роль. У меня первый раз возникла идея это сделать во время крымских событий, но к этому времени уже было многое разрулено. То есть я слишком долго это собирался сделать, а основные проблемы были уже решены. Поэтому Крымск и в общественной реакции, и в канальской реакции существует в прошлом воскресенье. Во мне лично было ощущение, что надо было среагировать быстрее. Думаю, что Крымск в этом был.

Желнов: «Булгария» еще была.

Эрнст: Что касается совсем трагических событий, так устроена психика, что в целом широкая аудитория не очень любит погружаться в трагические воспоминания. Людям гораздо легче помочь сейчас в инфинитиве тому, кому сложно, чем все время возвращаться к каким-то уже неизменимым трагическим событиям и испытывать чувство вины за то, что ты тогда ничего не сделал и уже сейчас ничего не можешь сделать. Я думаю, что это нормальная психическая реакция. Знаете, у негров развито чувство ритма, у русских – чувство вины. Я думаю, что судить людей по какому-то гамбургскому счету - дело очень трудное. Наверное, не мы с вами те судьи, которые говорят: да, что-то народ очерствел, не проявляет нормальных реакций. Я думаю, что общество проявляет те реакции, которые проявляет.

Желнов: А медиа подстраивается таким образом, не напоминая?

Эрнст: Медиа в значительной степени последние годы во всем мире отстает и подстраивается под существующее настроение в аудитории. Потому что, с одной стороны, это легче, с другой стороны, когда ты знаешь, куда пошли, легче там поставить ловушку. И медиа все меньше и меньше во всем мире пытается изменить тренд. В данном случае этим марафоном мы не то, чтобы тренд изменили, а мы просто попытались узнать, каково. Я благодарен судьбе, что на протяжении последних 20, наверное, с лишним лет я всегда находился во время самых главных событий в гуще этих событий. У меня есть очень смешной пример, я в августе 1991 года уехал в Крым с девушкой и собирался там находиться до самого конца августа. И вдруг 17 августа я начал испытывать какое-то внутренне беспокойство, 18 я понял, что мне нужно в Москву. Никакого реального повода для поездки в Москву…  Все уже забыли, а о перевороте потенциальном говорили не то, что в августе 1991 года, а на протяжении почти года дома августа 1991 года. Это была основная тема, в программе «Взгляд» делали это регулярно. В мае 1991 года мы делали подводку, сняв ночью танки, идущие после репетиции парада. Сашка Любимов выскакивал из-за угла и кричал: «Ну что дождались? На улице Горького танки!». И это была очень нормальная ситуация, просто сейчас все забыли. Я 17 числа вечером, сказав девушке, чтобы она меня ждала, я на пару дней слетаю в Москву, я прилетел, и когда меня в 7 утра звонком ассистентка разбудила и сказала: «Включи телевизор», я спросонья, включив телевизор, увидел там «Лебединое озеро», я понял, что интуиция меня не обманула. Потому что вылететь из Крыма в течение двух последующих суток было нельзя, я бы никогда себе не простил, если бы я не был в Москве во время этих событий. Последующие 20 лет мне так же везло, я никогда не отсутствовал в нужное время и в нужном месте.

Желнов: Про современное телевидение. Понятно, что на примере марафона оно может дать людям, что телевидение здесь выполнило функцию, как мне кажется, с которой не может пока еще конкурировать интернет, это именно объединение в одном времени, поэтому вы сделали с этими часовыми поясами, чтобы это был линейный эфир, а не орбитный. А что современное телевидение не дает зрителю сегодня?

Эрнст: Современное телевидение много чего не дают. Потому что, во-первых, я думаю, что главная проблема то, что сдвинулся тектонический слой огромный культурный, и меняется эпоха, эпоха 20 века закончилась буквально несколько лет назад. И запрос аудитории на другой контент современным телевидением еще не угадан. Существуют точечные попадания, существуют люди, которые говорят: мы знаем что, но изменения настолько глобальные, что в целом телевидение пока не предлагает своей аудитории того контента, который ее удовлетворял бы. Это главное, что не дает телевидение. А рассказы о том, что интернет убьет телевидение… Проблема в том, что телевизор – это не ящик, который распространяется старомодным передатчиком. Нет, телевидение – это некий поток контента, объединенным одним стилем или одной командой. Как это распространяется, через какие гаджеты, через интернет или провода, какая разница. Старое телевидение в смысле деревянная коробка и транслятор на высокой башне, конечно, давно уже умер. Технически еще остается, но мы с вами к этому относимся как античным руинам. Нас это не интересует. А каналы как контентный поток, который создают определенные люди, которые отвечают за качество и стиль, никуда не денется, потому что аудитория все равно хочет испытывать коллективные переживания.

Желнов: Телевидение нулевых, когда и родилась эта фраза, что я не смотрю зомбо-ящик, это очевидный тренд на развлечения, в частности на вашем канале масштабно, красиво, но думающая аудитория перестала смотреть телевизор. Как вам кажется, сейчас этот тренд меняется в пользу какой-то более осмысленной позиции?

Эрнст: Телевидение начала 90-ых было сугубо политизированным, и главное, что привлекало, - это была политика. В тот момент к концу 90 аудитория чрезвычайно устала от политизированного телевидения. Например, смотрение трех воскресных программ было для гурманов - история, что сказал по этому поводу Березовский устами Доренко, что сказал Гусинский устами Киселева, и что сказал Сванидзе, очевидно, из администрации Ельцина, что хотели бы процитировать. Вот это сравнение в какой-то момент аудиторию достало, в аудитории появился внутренний запрос на глубоко аполитичное развлекательное телевидение. Быть может, тренд, который через некоторое время изменился, не был уловлен довольно быстро, но запрос на телевидение не политическое был от всей аудитории. Знаете, когда политическая программа сначала собирает долю 40, а через три года собирает долю 5, - это говорит о запросе. Телевидение - это вещь, которая работает с группами аудитории. Если большой группы аудитории у этого продукта нет, то эту программу надо закрывать. И если был остро политический тренд, а стал остро развлекательный, то если ты телевидение, то надо честно себе отдать, что в значительной степени ты площадной театр, ты работаешь только для людей, стоящих на площади. А если для отдельных граждан, то играй спектакль в квартире. Безусловно, в последние годы возникает желание смотреть более политизированное телевидение. Слава Богу, возник другой запрос, начинает формироваться для телевизионной аудитории, для отдельных индивидуумов это произошло и несколько лет назад, а то, что является массовой аудитории, возникает запрос на смыслы. Когда людям не достаточно быть проинформированными или развлеченными, они хотели бы поговорить с умными людьми о смыслах. Я вам говорил о драматических изменениях, о том, что 20 век кончился, и это произошло совсем не в переходе с 1999 на 2000, а буквально несколько лет назад.  Потребность в том, чтобы начали проговаривать это время, куда же мы движемся, что же с нами произошло в частности и подвигло аудиторию в том, что они хотели бы узнать, про что это время. И вообще, в чем смысл этого времени, в чем смысл нашей жизни, не плохо бы об этом поговорить.  
Другие выпуски