Нюта Федермессер о том, почему хороший приказ Минздрава о помощи онкобольным не может начать работать

11/02/2014 - 21:22 (по МСК) Тихон Дзядко, Юлия Таратута

Вице‑премьер Ольга Голодец поручила Минздраву проверить, почему было отказано в обезболивающих контр‑адмиралу Вячеславу Апанасенко. У него был рак поджелудочной железы. Из‑за отказа в лекарствах Апанасенко попытался покончить с собой. 

Он выстрелил в себя из наградного пистолета, и в понедельник скончался в больнице.

Вячеслав Апанасенко оставил предсмертную записку, в которой объяснил, что он может терпеть свои мучения, но не может смотреть, как мучаются его близкие.

Вице‑премьер Ольга Голодец также поручила Минздраву проверить, как в регионах исполняется ведомственный приказ, согласно которому врач‑онколог может сам назначать обезболивающие пациенту. У нас в гостях Нюта Федермессер, глава фонда помощи хосписам «Вера» – с ней мы обсудили эту тему.

Дзядко: Скажите, что это за ведомственный приказ, о котором идет речь? И в чем его ценность?

Федермессер: Это новый приказ Минздрава. Он моложе года, приказ хороший. Приказ, позволяющий сильно упростить систему и назначения, и выписывания, и получения наркотических обезболивающих препаратов для пациентов. Приказ, который позволяет выписывать препараты фактически врачу любой специальности, но этот приказ не работает. Такая проблема.

Дзядко: Почему?

Федермессер: Я думаю, что очень много причин. Во-первых, огромная страна, и когда принимает Минздрав какое-то решение, приказ, должно пройти время. Это год, как минимум, наверное. Пока будут выявлены недостатки, пока понятно будет, почему, как говорят у нас чиновники, «перегибы на местах», что и где не работает, почему он не заработал в отдаленных регионах. Вот он не заработал. Не заработал по очень разным причинам. Во-первых, в регионах действуют какие-то местные распоряжения местных департаментов здравоохранения. Он и в Москве не заработал, как мы видим. Причин очень много на самом деле. И все-таки самая главная причина не в бумажках, а в головах.

Дзядко: Получается, есть документ, который разрешает врачам самим определять, что необходимо в данной, конкретной ситуации, мы видим на примере трагической истории Вячеслава Апанасенко, что, по факту, это не работает.

Таратута: Я хотела уточнить вопрос. Я читала такие версии, что, несмотря на то, что врач что-то может делать, он опасается это делать. Опасается, насколько я понимаю, контроля со стороны ФСКН и всего прочего.

Федермессер: Вот это то, что я хотела сказать. Документ может быть написан, но документ, во-первых, не прописывает процедуру и маршрутизацию. Вот маршрут, который должны пройти родственники, это все равно ад. И до тех пор, пока, к сожалению, кто-нибудь из высокопоставленных чиновников сам с этим не столкнётся, сам этого не поймет, что это за шаги,  ситуация, наверное, не изменится. Это все-таки, как ни крути, 6 печатей, 6 подписей, поход в аптеку. Поликлиника, которая на ваших бумагах поставила подписи и печати, должна позвонить в аптеку и сказать: «Добавьте, пожалуйста, в список». Потому, что официально списки новых пациентов только раз в месяц подаются. Поликлиника должна позвонить, это для медсестры тоже работа, заведующий должен поставить печать. Терапевт работает в это время, районный онколог работает послезавтра во второй половине дня, пока ты эти подписи получил заведующий, который должен окончательно расписаться уже ушел – все, механизм не работает. На самом деле несколько некорректно озвучено поручение Ольги Голодец. У него не «не были назначены препараты». Они были назначены, просто было их слишком сложно получить. Пока поставил одну печать, ушел другой врач, который должен поставить свою подпись и другую печать. И я бы не хотела говорить об этом случае как о конкретном единичном случае. Это пример удивительного мужества, продемонстрированный этим человеком, чтобы мы сегодня смогли бы поговорить о тысячи и сотнях тех, кто точно так же страдает. Это происходит в Москве, в Волгограде, в Казани – где угодно, в любых городах.

Таратута: Так все-таки существуют проблемы с тем, что врачи опасаются подписывать эту бумагу, поскольку есть надзорные и силовые ведомства и мы знаем все дела химиков и всего прочего?

Федермессер: Мы знаем и Алевтину Хориняк, мы с вами много чего знаем. Разруха в головах, врачи не обучены (не доучены) не только качественному обезболиванию и назначению. Нет и грамотной этики общения с пациентом, и есть масса мифов, случаев, когда врачи попадали под следствие. Это все не способствует, конечно, обезболиванию. Безусловно, сегодня у нас врачи страдают не потому, что они не обезболили больного, они страдали потому, что они неправильно назначили. Вот это важно.

Дзядко: У меня последний вопрос. Вот мы сейчас говорили, кто виноват. Второй вопрос традиционно: что делать?

Федермессер: Вы знаете, я считаю, что единственный способ изменить ситуацию – это позволить руководящим органам понять масштабы проблемы. Потому, что пока это единичный случай. До тех пор пока это случай адмирала или это случай Алевтины Хориняк – это не проблема. Это инфоповод, чтобы вы меня сюда позвали. А если все те граждане, которые сегодня страдают из-за сложностей с получением обезболивающих препаратов, возьмут себя в руки, соберутся, напишут жалобу, позвонят на горячую линию, получат на свою жалобу входящий номер, мужественно дождутся ответа, понимая, что их ситуация, это способ решения этой проблемы для тысяч людей, которые последуют за ними. Жалобы, активная позиция, активное поведение, требование уважения к себе и к своим родственникам и увеличение потока информации для министерства здравоохранения и ФСКН о том, что сегодня их документы не работают.

Другие выпуски