«Не хочу быть отбросом России». Адвокат Михаила Косенко о том, спасут ли откровения омоновца его подзащитного от принудительного лечения

Этого сотрудника спецподразделения московской полиции зовут Александр Казьмин. В ходе допроса на суде над Косенко ОМОНовец заявил, что обвиняемый ему не знаком. Сам Косенко спросил: «Вы видели на видео, чтобы я наносил вам удары?» На что Казьмин ответил: «Я не знаю. Я не видел, чтобы человек в красной рубашке меня бил, он просто стоял рядом. И даже если именно Косенко наносил травмы, зла я ему не хочу, и не хочу, чтобы товарищ Косенко сидел в тюрьме».

Косенко – единственный обвиняемый по Болотному делу, которому предъявлено обвинение по части 2 статьи 318 УК (применение опасного насилия к представителю власти). Ему грозит до 10 лет колонии. Дело Косенко, страдающего шизофренией, выделено в отдельное производство.

Могут ли эти откровения ОМОНовца повлиять на дело Михаила Косенко – обсудим с его адвокатом Валерием Шухардиным.

Казнин: Повлияют показания, которые дал омоновец, на итог? На приговор?

Шухардин: Решается вопрос о применении принудительных мер, насколько социально опасен сам Михаил Косенко. Мнение потерпевшего суд обязан учитывать в решении данного вопроса, безусловно. Поэтому не только его мнение, но и его показания, в которых он говорит, что не знает, кто его бил, бил ли его Михаил Косенко. Он видел человека в красной рубашке, и то, он видел только лишь по видео, которое уже потом предоставили органы следствия. Судя по тем кадрам, которые он видел, сам Михаил Косенко его не бил. Поэтому обвинение в совершении противоправных деяний, которое выдвинуто Михаилу Косенко, явно рассыпается. Остались лишь показания одного свидетеля, еще одного сотрудника ОМОНа, и не более.

Казнин: А что он говорит?

Шухардин: Он говорит, что якобы он видел, что Михаил Косенко ударил один раз рукой, один раз ногой по телу потерпевшего Казьмина.

Казнин: Эти показания уже есть в деле?

Шухардин: Он уже был допрошен. Дал такие показания. Иных доказательств нет. И видео, которое также рассматривались в судебном заседании, говорят об обратном. Ни в одном видео не видно, чтобы Михаил Косенко наносил кому-то удар. Это сегодня подтвердил сам потерпевший Казьмин.

Арно: Как вы можете потерпевшего Казьмина по-человечески охарактеризовать, и его сегодняшняя речь состояла из информативного куска, где он не признает действий со стороны Косенко, и другой, может быть, пафосной фразой «Я не отброс России». Каким голосом он это говорил? Что вы можете про него сказать?

Шухардин: Он произвел неплохое впечатление. Он давал достаточно правдивые показания, он не юлил. И в конце он от души сказал такие слова, потому что он сказал, что смотрит блоги, бывает в интернете, что его называют отбросом общества, и он с этим не согласен. «Я действительно никого на этой площади не ударил, поэтому я прошу относиться ко мне по-другому», - чистосердечные были его высказывания, хочется, конечно, ему верить. Хотя, конечно, такая позиция, что «я не ударил никого, поэтому я чуть ли не герой», конечно, неправильна, потому что сотрудники ОМОНа не имеют права просто так кого-то ударять.

Арно: А его коллеги в зале присутствовали?

Шухардин: Нет, сегодня был один единственный сотрудник ОМОНа, других не было.

Арно: Тогда мы даже не можем себе представить их возможную реакцию.

Шухардин: Ну, это все индивидуально, я так думаю.

Казнин: По практике и вашей, и судебной, показания потерпевшего в данном случае являются обычно решающими или нет?

Шухардин: Это зависит от совокупности иных доказательств, которые имеются в деле. Суд не может судить человека только по показаниям одного человека, он оценивает совокупность, делает выводы, достаточно ли этих доказательств для обвинения лица в совершении преступления. Поэтому здесь отрывать эти показания от всех остальных доказательств невозможно. Нужно оценивать еще и показания свидетелей, его показания, потом суд посчитает, достаточно, чтобы обвинить Михаила. Будет решаться вопрос о принятии мер медицинского характера.

Арно: Когда следующее  заседание?

Шухардин: В пятницу, на этой неделе.

Казнин: Вы какого итога ожидаете для своего подзащитного?

Шухардин: Самый худший, который может быть, компромиссный вариант с правосудием: если даже направление на принудительное лечение, то не стационар, конечно, а амбулаторно, чтобы человек жил дома, проходил лечение, которое он, в принципе, проходил на протяжении 12 лет в своем диспансере. Я считаю, что это был бы нормальный исход в данном случае.

Казнин: Вы к этому стремитесь?

Шухардин: Социальной опасности он не представляет. Мы не совсем к этому стремимся. Это определенный компромисс. Мы стремимся к тому, чтобы признали, что никаких противоправных деяний он не совершал, что он не социально опасен, что ему действительно принудительных мер лечения никаких не требуется, потому что он не совершал никаких преступлений. В принципе, сегодня Казьмин в какой-то степени это и признал, что в отношении него никакого физического насилия применено не было.