Наталья Зубаревич о будущем страны: хуже станет всем, но по-разному

Монгайт: Мы знаем, как переживают происходящее в Москве. Что происходит в регионах? Ощутили ли уже то состояние коллапса, тот крах, который чувствуем мы здесь?

Зубаревич: Давайте по порядку. Та паника, которая есть, - это понедельник, вторник, среда. Но я вам могу сказать печальные известия, что вообще-то ухудшение началось до того, и очень существенное. Могу сказать, что за три квартала 2014 года в 40% субъектов федерации, регионах доходы населения сократились уже, до всяких адских понедельников, вторников и сред. Далее – инвестиции в России сокращаются второй год подряд. И, в общем, тот ужас, который мы наблюдаем, это такой очень истерический компонент, но то, что паровоз поехал вниз, уже видно по региональному развитию.

Я бы сняла этот истерический контекст, который присутствует последние три дня, и попробовала бы понять то, во что мы идем, это что, это как. И тогда надо раскладывать это что и как, во-первых, на три среза, потому что Россия разная, в России есть села и малые города, в России есть индустриальные города, где люди работают на заводах, и от того, как себя чувствует завод, так себя чувствует и город. И в России есть крупные города, где те самые образованные, работающие в секторе услуг, получающие неплохую зарплату, сконцентрированы. Пункт первый – хуже станет всем, пункт второй – по-разному. Потому что сельская местность, малые города еще не вышли из стратегии выживания по-настоящему.

Чтобы было понятно уважаемым вашим слушателям. Моя коллега Лиля Овчарова посчитала доходы 20% групп населения с разным уровнем, то есть низко доходные, чуть больше, чуть больше и пятый – это квинтель называется, с самым высоким. Так вот население России с самыми высокими доходами уже имело уровень дохода в два раза больше советского, а вот два нижних квинтеля – самые бедные, это было 60% от советского уровня и 80. Так мы не вернулись еще на советский уровень для самых бедных людей. Поэтому для них, которые, в основном, живут в стратегиях выживания, эта стратегия просто усугубится, то есть больше гречки, больше макарон, лишнюю пару обуви и так далее. Это для периферии.

Монгайт: Они уже ощутили этот инфляционный взрыв какой-то?

Зубаревич: Договоримся, что есть правило макроэкономическое, что инфляцию в первую голову чувствуют беднейшие. То есть ощутили. Как контрсанкции пошли, так с августа уже ощутили. Сейчас ощутят в качестве второго раунда, то есть пинок №2 будет пожестче.

Монгайт: Когда он произойдет и что произойдет?

Зубаревич: Лаг между всеми этими рывками курса и ростом инфляции 3-4 месяца. Но поскольку мы сейчас спешим, в состоянии каком-то суматошном, я думаю, будет раньше. Я думаю, что после Нового года это уже будет ощутимо. Инфляция будет ощутима для всех, давайте договоримся, но для беднейших она жестче.

Теперь вторая группа – промышленные города и те, кто там работает, вторая треть как бы России, ее населения. А вот тут зависит от ситуации. Начнем с того, что есть регионы с большой промышленной занятостью, это все, что мы знаем, Ханты, Ямал, Владимир, Иваново, Свердловск, Самара, Калуга. Вот у этих ребят звоночек уже прозвенел. Сколько бы нам ни пели про импортозамещение, состояние рынка такое, что спрос будет сжиматься любой. И тут на первую позицию выходит качество актива, то есть какое предприятие, насколько оно модернизировано, насколько оно может адаптироваться к худшим условиям, поэтому сейчас в первую голову дохнут худшие. Вот уже в Курганской области звоночки пошли сокращения.

Монгайт: С позиции экономистов, глобальной позиции это неплохо – дохнут худшие.

Зубаревич: Так кризис – это санация, только он по людям бьет. Экономически – это санация, по человеческим жизням – это мама ты моя. Потому что в этих территориях нет альтернативной занятости, у людей очень низкая мобильность, нет денег, чтобы переехать. И как адаптироваться – большой вопрос.

И, наконец, третья группа – вот мы такие образованные, крупно городские, уже привыкшие ездить, читать, потреблять. Мои дорогие, наша просадка будет жесткой не столько в рублях, хотя в рублях она будет тоже жесткой, сколько в ощущениях себя. Мы теряем привычный образ жизни. Если те, кто внизу, выживал, они продолжают выживать, только еще пожестче.

Монгайт: То есть в принципе там моральный климат не изменился?

Зубаревич: В общем, да. А вот мы такие образованные, такие умные, знающие Париж, обучавшиеся в неплохих высших учебных заведениях, читающие умные книжки, вот нас сейчас продавят, может, не в рублях, но в самоощущениях, в чувствах себя и самоуважении максимально жестко. И мы заплатим и за «Крым наш», и за все российское население. То есть эмоционально для образованного городского, неплохо зарабатывающего населения, вот этот кризис самый жесткий, потому что мы теряем самоуважение.

Монгайт: А что происходит в это время в Крыму, в нашем новоприобретенном регионе?

Зубаревич: Да все нормально, встраиваем в контекст РФ. Если очень коротко, я тут посчитала, сколько мы денежек потратили на поддержку Крыма за апрель-август, последние данные по федеральному казначейству. Мы уже туда положили 67 миллиардов рублей. Это пять месяцев. В среднегодовом исчислении это будет 160 миллиардов рублей. На 2015 им будет добавка в 22 миллиарда. В тупую просто объясняю: на весь Северный Кавказ трансфертов мы даем 200 миллиардов, на весь Дальний Восток вследствии еще наводнения – 250, а без наводнения было 210. Один Крым – 160, без пенсий, без инвестиционных расходов. «Крым наш»!

Монгайт: То есть это будет самый благополучный российский регион?

Зубаревич: Нет, это текущие расходы. На образование, на здравоохранение, на выплату зарплат бюджетникам, там нет ни копейки инвестиций в этих 160 миллиардов. Это на поддержание жизнеобеспечения. А дальше еще интереснее – мы не перевели и не можем нормально перевести юрлица украинской юрисдикции в Россию, потому что собственник сидит в Украине и не хочет переводить. И вы можете его заставить только, извините меня, революционными методами, это пахнет стокгольмским арбитражем. А раз он не в юрисдикции, он платить налогов не может.

Далее – мы подняли зарплаты и пенсии, а куча народу, которые не бюджетники и не пенсионеры продолжают получать 5 копеек, и мы не можем поднять ни тарифы на ЖКХ, ни что другое, потому что у людей нет денег за это платить. А если мы добавим еще пенсионное обеспечение, это 200 миллиардов в год. И вот мой расчет: Ингушетия, уровень дотационности – 87%, Чечня – где-то 85%, Крым – где-то 84%. Теперь у нас три субъекта федерации с шикарным уровнем дотационности.

Монгайт: Я читала цитату из вас, где вы говорите, что уровень прочности всей этой конструкции вы прогнозируете где-то на год, на два.

Зубаревич: Это не я. Я – послушный попугай, повторяющий слова макроэкономистов. Наши умные и мудрые макроэкономисты сказали: 1,5-2 года. Но я региональщик, я не умею считать макроэкономику. Мы все решительно ошиблись, паровоз покатил под горку так, как будто там «Сапсан» одновременно с «Ласточкой», никто такой скорости не ожидал. Что будет дальше – не понимаю. Теперь горизонт планирования вообще сужается до полугода. Но могу сказать абсолютно консенсусное мнение, что социальные ощущения сформулируются у нашего дорогого населения где-то в марте, в апреле, когда весь букет последствий будет виден не только тем, у кого есть какой-то рубль и доллар…

Монгайт: То есть это глубина депрессии?

Зубаревич: Можно я скажу просто?

Монгайт: Да.

Зубаревич: Это социальное отрезвление. Март, апрель.

Монгайт: Я всем сегодня задаю один вопрос: если бы вам дали возможность занять некую ключевую государственную… То есть вас бы принудили.

Зубаревич: Я бы Крым не присоединяла.

Монгайт: Нет, он уже присоединен. Сейчас вас призывают на некую ключевую должность, где у вас есть свобода принимать решения. Как бы вы выкручивались из этой ситуации? Какие бы вы принимали решения, какие вы бы действия предпринимали?

Зубаревич: Пункт первый очевидный – надо честно говорить с людьми, а не кричать «Враги кругом», но это не моя компетенция. В рамках моей региональной компетенции решения абсолютно понятны. Как, почему «Роснефти» дали столько денег левым путем – вопрос на засыпку в адской ситуации на рынке, так у меня вопрос: а почему одним регионам дают столько, а другим – столько.

Абсолютно непрозрачная система федеральной помощи субъектам. Абсолютное отсутствие договорных отношений, когда центр говорит: «Мы помогаем в этом, и мы выполняем свои правила, эти правила прозрачны, а дальше вы играете сами». Почему виноваты во всем всегда регионы, а белые и пушистые – федеральные центры? То есть это не просто децентрализация, это прозрачность в отношениях, это снятие удавок в виде адского уровня контроля. А дальше, милый, я объяснил правила игры, а там как потопаешь, так и полопаешь.

Монгайт: То есть вы бы дали им свободу?

Зубаревич: А то.