Конституционный суд постановил рассекретить всех тайных советских шпионов

Либеральный закон о гостайне, принятый в 1993 году, предусматривает рассекречивать все через 30 лет, но не имеет обратной силы иными словами, по этому закону, все тайные акты власти 1993 года обязаны стать публичными в 2023. А все, что было раньше, – остается на усмотрение чиновников архивов и ФСБ.

Станет ли это решение в прямом и переносном смысле историческим, и приказывал ли лично Сталин убить Михоэлса и Иосифа Брос Тито – спросили у нашего гостя студии, историка и зампредседателя мемориала Никиты Петрова.

Лобков: Ваша победа в Конституционном суде создает прецедент?

Петров: Она, безусловно, дает рычаг к толкованию закона. Суд не принял к рассмотрению мою жалобу, но вынес по ней определение. Это такой жанр решения Конституционного суда, который важен, потому что дает толкование норме закона, которая в моих тяжбах и исках принималась судами неправильно. У тех, кто хочет укрывать документы, не показывать или ссылаться на наличие в них гостайны, выбит из рук мощный козырь. В этом смысле, это решение может стать судьбоносным в том случае, если обращений в архивные органы и дальше будет много.

Лобков: В архивах есть такой сотрудник, который может ссылаться на гостайну в документах и отказывать вам в их предоставлении. И это может продолжаться годами.

Петров: Пока вы не потребуете письменный ответ и не будете обжаловать ответы, которые вам кажутся неправомерными отказами.

Кремер: Когда вы попытаетесь применить то, что вы выиграли в суде?

Петров: К сотрудникам архивов мы ходим каждый день.

Кремер: Какой толк от того, что вы выиграли?

Петров: Как раз в том, что создается иная атмосфера в отношениях пользователя, историка-исследователя, и архивного начальства, который понимает, что теперь, по прошествии 30 лет, все документы преимущественно, как это сказано, должны рассекречиваться.

Кремер: Вы сумели получить какой-нибудь документ?

Петров: Документы, которые упомянул Павел, были обнародованы еще на заре российской государственности, в 1992 году, когда собирались материалы для Конституционного суда, когда нужно было доказать неконституционный и преступный характер советской власти. Тогда тот же Зорькин был председателем Конституционного суда и рассматривал это дело. Председатель Конституционного суда в теме. Но закон был так сформулирован, что у нас с 1993 года был предельный срок засекречивания – 30 лет. Проходит 30 лет...

Лобков: Даже на самый страшный документ? Допустим, до сих пор рассекречены не все документы, имеющие отношение к делу Освальда в Белоруссии.

Петров: Эти документы, кстати, мы отдавали американцам, потому что настолько боялись, что нас обвинят в соучастии в этом преступлении, что еще тогда, при Хрущеве, какие-то документы предъявлялись американцам, чтобы только на нас не подумали. Но вопрос в том, что по прошествии 30 лет, а для разведки – 50 лет, это баланс между общественным интересом и интересом государства, норма не действовала. На советских документах гриф «секретно» ставился без сроков давности, и это позволяло уйти ведомственным архивистам – ФСБ, МВД, МИДа – от проблемы необходимости рассекречивания. Они говорили, что это не наша обязанность рассекретить, а наше право. Теперь Конституционный суд им это объяснил.

Лобков: Слово «преимущественно» не может трактоваться по-другому. Например, у нас был такой агент Коваль, который занимался добычей всех секретов по ядерному топливу. О нем же ничего неизвестно до сих пор. Сотрудники раньше утверждали, что у него остались дети, и пока последний из них не умрет, документ не будет рассекречен. Такой аргумент остается?

Петров: Не остается. Потому что закон имеет строгое понимание: 30 лет для общих ведомств или 50 лет для разведки и тем, связанных с атомными секретами. Если ведомство не хочет по прошествии этих лет рассекречивать эти документы, оно должно продлить его секретность на еще 30 лет. Но уже не само ведомство это делает, а межведомственная комиссия по защите гостайны. Получается, преимущественное рассекречивание – это все-таки оставление на секретном хранении, может, 5%. У нас же сейчас ситуация ненормальная, когда документы, связанные с репрессиями 1937-1938 гг., материалами персонального сталинского фонда, где как раз хранится письмо Мао Цзэдуну и другие документы, остаются на секретном хранении. Это ненормально.

Лобков: Правда, что в начале 1990-х многие документы сначала были рассекречены, а потом вновь засекречены?

Петров: Новое российское руководство в конце 1990-х сказала, что та процедура была проведена неверно. Поэтому нужно их снова рассекречивать. Они нивелировали ту процедуру, которая было до этого. Это бюрократический трюк.

Лобков: Почему вам отказали в документах 1940-х годов?

Петров: Просто зачем? Если есть возможность легко отказать, почему бы не отказать? А когда нет правовых оснований отказать, тогда сложнее.

Кремер: Когда вы снова пойдете запрашивать документы, в доступе к которым вам отказали?

Петров: Процедура предусматривает возможность пересмотреть те дела.

Кремер: Только после этого вы куда-то пойдете? И в какие сроки вы надеетесь, что это произойдет?

Петров: Это не так быстро, но и не так медленно делается. В течение месяца можно подать заявление в Мосгорсуд…

Лобков: Сама по себе сегодняшняя выписка вам ничего не дает?

Петров: Она дает очень многое, прежде всего, осознание того, что мы закон понимали правильно, а юристы ведомств понимали неправильно. В этом смысле мы одержали победу. Другое дело, как мы можем свою правоту использовать. Теперь возникает новая правовая ситуация, связанная  с советскими архивами. Это значит, что все, что старше января 1983 года, а для разведки января 1963 года, должно немедленно поступить на рассекречивание, без требований какого-нибудь конкретного пользователя.

Лобков: Быть опубликованным на сайте?

Петров: Публикация на сайте не входит в обязанности архивов и ведомств. Но, заметим, что ст. 14 закона о гостайне четко говорит: документы рассекречиваются не позднее сроков, обозначенных при их засекречивании. Если на советских документах сроков засекречивания не было, значит, через 30 лет «вынь да положь».

Лобков: Ваш прогноз: как власти будут реагировать на это постановление суда? Массово станут продлевать секретность или пойдут навстречу высшей судебной инстанции?

Петров: Они постараются ничего не делать. Пока нет других инструкций, и пока нет непосредственных указаний начальства, они ничего не делают. Это нормальный закон бюрократов. Если его никто не теребит, он считает, что жизнь удалась, и все идет отлично. Здесь нужно и общественное давление. Пока общество не возбуждает вопрос, почему и до каких пор Россия скрывает преступления советской эпохи, сталинские преступления? Почему мы все становимся соучастниками сокрытия этих преступлений? Ведь правительство руководит страной от нашего имени. Мы виноваты в том, что правительство не делает то, что положено по закону.