«Это такое нелинейное управление». Федор Крашенинников о том, что делает государство в интернете

23/07/2014 - 15:52 (по МСК) Ренат Давлетгильдеев

На связи со студией «Дождя» Федор Крашенинников, политолог и публицист, президент института развития и модернизации общественных связей. Обсудили проблемы, связанные с интернетом и вмешательством государства в регулирование всемирной сети.

Давлетгильдеев: Многие из нас привыкли думать, что виной всему, виной всех наших проблем либералов – зомбоящик, что государство так пропагандирует через государственный эфир, через госканалы все свои дела, все, что хочет, так скажем, затуманивает сознание думающей публики. Получается, что это все не так.

Крашенинников: Проблема не в телевизоре, проблема в том, что государство что-то делает с помощью телевизора. Например, тот же канал «Россия-24» это, в принципе, хороший информационный канал, казалось бы, и идея-то неплохая, но наполнение специфическое. По сути, интернет сегодня – это массовая коммуникация. В интернет пришли миллионы людей, которых там раньше не было, для них интернет – это еще одна коммуникация, еще один способ получить информацию так же, как телевидение. И государство серьезно взялось за интернет, поработало с ним, подкрутило, вложило в это деньги определенные, взяло под контроль какую-то часть этого сегмента и активно этим пользуется. В этом нет ничего странного. Скорее, было странно, что государство очень долго на это не обращало внимание.

Давлетгильдеев: Эта работа в интернет-поле – эта работа на молодую аудиторию, на ту аудиторию, которая телевизор не смотрит?

Крашенинников: В том числе. Тут есть две тенденции. Во-первых, в интернет пришли не только молодые, но и достаточно взрослые люди и даже пожилые. Есть сеть «Одноклассники», она стала уже достаточно возрастная, и посмотрите, какой контент там лайкается, обсуждается, что люди друг другу отправляют. Это очень заряженный идеологический контент.

А молодежь, может, с одной стороны, не смотрит телевизор вообще и никогда не смотрела, но она и навыков особых обращения с пропагандой не имеет. Потому что старшее поколение помнит еще советские времена, навыки чтения между строк, как-то посмотреть, подумать, а более молодые поколения относятся к этому проще: ну мы же посмотрели, мы подумали, мы послушали нескольких уважаемых людей – профессора МГУ, условно говоря, Дугина, и у нас теперь есть такое мнение, мы его активно распространяем. Почему нет? Охвачены все сегменты аудитории.

Давлетгильдеев: Это от того, что молодая аудитория послушала профессора Дугина или от того, что она так беззаветно и до конца готова верить в каждое слово, которое оно слышит из уст власти?

Крашенинников: Во-первых, нет одного источника. Это как раз та разница с телевидением, что интернет позволяет работать по многим десяткам направлений, чтобы на каждого потенциального пользователя найти какой-то крючок. Это гибкость интернета. Для кого-то авторитет Кургинян, для кого-то – Дугин, для кого-то – Стрелков, для кого-то – еще кто-то. Кто-то православный консерватор, скажем, кто-то не любит Америку. И каждого по отдельности где-то там обрабатывают. Кто-то лично не любит Украину. Еще недавно это никому не было интересно, что человек не любит украинцев, а сейчас человек вдруг получил огромную аудиторию, и все активно ему ставят лайки и так далее.

Интернет позволяет не действовать прямолинейно, это пространство нелинейных решений. Раньше все говорили: «Ой, как интересно, у нас есть интернет. Мы можем гибко действовать, достучаться до каждого, объяснить каждому», теперь государство тоже хочет достучаться до каждого и каждому объяснить все, что оно хочет объяснить.

Это очень дорого. Надо понимать, что не просто так все это организовать, но у государства есть такие возможности, оно этим пользуется и достаточно эффективно в той мере, в которой они это делают.

Давлетгильдеев: А можно сказать, что сейчас популярен тренд на такой болезненный патриотизм, если ты не любишь родину так, как завещал нам любить Владимир Путин, то ты - «пятая колонна» и враг государства?

Крашенинников: Что значит «популярен тренд»? Это же все было и раньше. Просто сейчас человек, который излагает эту повестку дня, попадает в струю, его начинают активно лайкать, репостить. Человек чувствует, что он не один, его понуждают снова и снова это писать, чтобы снова и снова чувствовать эти приступы популярности. Раньше он писал это, но к нему никто не приходил, ну там 2-3 человека, близких друга. А сейчас он что-то пишет – и к нему сотни тысячи незнакомых людей приходят, к сожалению, не всегда это люди, часто какие-то специальные устройства, но ему кажется, что все вокруг его поддерживают. И он чувствует, что ему надо это снова и снова говорить, то есть это такое поощрение.

А тот, что пишет что-то не то, к нему приходят те же самые люди и ругают его, кидают ему ссылки, что ты неправильно думаешь, так нельзя думать. То есть это такое нелинейное управление, не просто человеку прямо говорят: «Пиши – не пиши», он сам чувствует, что если идти туда, то ты чувствуешь себя очень популярным и востребованным. Если идти против течения, к тебе будут тысячи людей приходить и говорить: «Ты предатель. Наших людей убивают. Как ты можешь такое писать? Ты американский наймит». На некоторых это действует, никому не приятно такое читать, всем приятно, чтобы их хвалили и поддерживали. Это один из множества механизмов, который задействован.

Давлетгильдеев: Если партии интернета больше нет, о чем вы пишете, той партии, в которую мы верили в 2011 году, то партия чего может появиться?

Крашенинников: Это было заблуждение про то, что интернет – это наша площадка, и мы там всегда будем большинством, мы – в смысле оппозиция, какие-то оппозиционно настроенные люди. Это было заблуждение, и нам было приятно всем в нем находиться. Теперь в интернет пришло очень много людей. Это и минус, потому что люди принесли туда все свои представления о том, какой должна быть власть, какой должна быть коммуникация, в том числе и поэтому в интернете такой бум патриотизма – новые люди пришли.

Но ведь это и хорошо, новые люди пришли и люди там останутся. Нельзя просто делить Россию, что есть Россия, которая смотрит телевизор, и которая сидит в интернете. Это одна и та же страна, одно и то же общество и одна и та же аудитория. Единственный плюс, который во всем этом есть, это то, что со всей этой огромной аудиторией, которая свалилась в интернет, с ней надо как-то работать, разговаривать, коммуницировать, во всяком случае, воспринимать этих людей теперь уже без всякого высокомерия, как наших сограждан.

Потому что в свое время, когда нам плевали в лицо и говорили, что вы «хомячки», вас не надо слушать, главное, чтобы мы не повторили эту же ошибку, и не сказали: «Вы все хомячки, боты, проплаченные. Мы с вами не будем разговаривать». Это, к сожалению, наши сограждане, или к счастью, среди них есть очень много живых, настоящих людей, многих из них мы лично знаем. Надо разговаривать, надо общаться. Маятник качнется в другую сторону, надо просто быть к этому готовыми, а не делить интернет и телевизор. Это устаревшее деление, мне кажется.

Давлетгильдеев: По-хорошему, на самом деле то, что мы имеем сейчас, наоборот, какая-то стабилизация истории интернета, потому что наконец-то он отражает ту страну, в которой мы с вами живем.

Крашенинников: Да, так и есть. Все то, что нам ставилось в вину в 2011, 2012 году, на митингах кричали: «Вы, хомячки, сидите, а мы, люди труда, в интернете не сидим!». Заметьте, теперь этот слоган куда-то делся из пропаганды государственной, мы больше его не слышим, потому что в интернете теперь и те же самые работяги, трудяги, и все кто угодно, они там есть, и есть там мы.

Надо просто воспринимать интернет, борьбу в интернете политическую, как часть общегражданского процесса. Может быть, хорошо, что наконец-то две эти России на одной площадке сошлись. Это наша площадка, мы ее давно знаем, надо что-то делать и как-то пытаться изменить ситуацию к лучшему. Я так думаю. 

Фото: facebook.com/fyodor.krasheninnikov

Другие выпуски