«Это полный мрак». Олег Кашин о неизбежности Путина и своей фантастической книге про Горбачева

Журналист Олег Кашин вслед за Владимиром Сорокиным предложил свою альтернативную историю перестройки и завтра представляет книгу «Горби-дрим» в магазине «Молодая Гвардия», а сегодня у нас на Дожде.

Лобков: Вы завтра представляете свою книгу в магазине «Молодая гвардия».

Кашин: В 6 вечера. К сожалению, рано, понимаю, но если кто-то сможет прийти, приходите.

Лобков: Я коротко расскажу, что Олег в этой книжке, она называется «Горби-дрин», предложил свою альтернативную историю Перестройки, согласно которой Сталин жил в доме Горбачева, его родственника во время ссылки, Сталин принимал Горбачева в качестве своего преемника. Хрущев – это граф, который рядился бывшим шахтером, взрыв на Чернобыльской АЭС – это месть затаившихся андроповцев харлайнеров, ну а Суслов – это духовный отец российского либерализма. СССР придумал Черчилль, но не в 1918, а в 1916 году. Правильно, Олег?

Кашин: Абсолютно правильно. Я даже заслушался. У меня просто еще сегодня тяжелое похмелье физическое, поэтому я, может быть, буду заторможенным на реакции.

Лобков: Кваску, наверное.

Кашин: Кваску, да. К сожалению, я не смотрел пресс-конференцию, но знаю, что на ней звучало. Это полный мрак, потому что Путин уже сидит в нас во всех. Это прям чудовищно, согласитесь.

Лобков: То, что про медведя, вас тоже это встревожило?

Кашин: Да, конечно. Я тоже подумал про страх кастрации, потому что когда у медведя, у мишки, вырывают когти, это явный страх.

Лобков: Вообще то, что сегодня был такой сеанс психотерапии, как объяснить на НЛП… Очень удобно – можно сейчас войти на сайт, где есть трансляция, и увидеть контент-анализ. Если раньше мы вручную считали, сколько раз то или иное слово встречается. Слово «кризис» - только в вопросах журналистов, в ответах президента – только в отношении кризиса на Украине и на Донбассе. Слово «неизбежность» повторяется 9 раз, в том смысле, что неизбежность того, что отскочит, рассосется, отстанет от нас кризис, как будто это некий грипп. Причем слово «неизбежность» в русском языке, как я понимаю, имеет негативную коннотацию. Если я вам говорю: «Мы неизбежно с вами поженимся», допустим, девушке какой-то, это значит, что за нас все решили родители, что дело совсем не в любви, а в наследстве, в передаче семейных капиталов. Неизбежность – это негативная коннотация.

Кашин: Да. «Коммунизм неизбежен» - такого лозунга не могло быть в Советское время, потому что коммунизм – это как бы добрая история. Если неизбежен, тогда это будет зловеще просто. Мы с одним коммунистом об этом долго спорили однажды.

Лобков: Давайте о вашей книжке поговорим. Я так и не понял, был ли Путин выбран в качестве наследника, потому что у вас есть еще некое загадочное продолжение.

Кашин: Нет, это очень странно оформлено, это отдельная художественная история про независимый Калининград. Путин звучит в тексте, когда, по-моему, то ли Горбачев, то ли Суслов, я уже сам забыл, объясняет, что после советской власти латиноамериканская диктатура – это все равно шаг вперед. Путин – это, естественно, латиноамериканская диктатура.

Опять же у Дождя эксклюзив, вы сказали: «Перед вами писатель Кашин», я вздрогнул, потому что я, естественно, журналист, но человек неопределенной профессии, я два года нигде не работаю, должен называться как-то солидно. Чтобы называться писателем, я написал эту книгу. Я написал еще одну книгу, она выйдет весной. Я попробую ее пересказать, потому что как раз это о неизбежности Путина. Там сюжет такой, что Россией много лет управляет человек, который был секретарем обкома, сотрудником КГБ в ГДР, вице-мэром Петербурга и строителем, то есть смесь Ельцина и Путина. Если издательство согласится, то на обложке будет голый Ельцин верхом на коне.

Лобков: И медведь сзади.

Кашин: И медведь сзади, да, это тувинская фотосессия знаменитая. На чем я настаиваю, на том, что после 1991 года почему-то мы барахтаемся в каком-то кругу событий, которые можно переставлять местами, и ничего не изменится. Если представить, что в России сначала упал рубль, а потом Россия оттяпала у Украины Крым, настолько же логичная и настолько же нелогичная история, как и то, что случилось на самом деле.

Лобков: Вас могут критики упрекнуть, которые прочитают вашу книжку, в том, что вы подражаете Сорокину. Например, во взаимоотношении Хрущева и Сталина. Хрущев граф – это было у Сорокина.

Кашин: Разумеется.

Лобков: Они там вместе ели печень живого солдата.

Кашин: Это не у меня.

Лобков: У Сорокина. У вас Хрущев – это граф, который прикидывается человеком в вышиванке, и задача которого – это разрушить коммунизм так же, как задача Сталина. В этом смысле вы сходитесь с консервативными историками эмигранткой волны, которые в Сталине видели освободителя России, реставрацию царизма, реставрацию госкапитализма в виде… Ну что такое Минсредмаш при Сталине? Это такой General Motors.

Кашин: Абсолютно, конечно. На самом деле даже по Хрущеву, окей, понятно, что это шутка, причем не моя, что он граф, но при этом тоже известная история, как журналисты и придворные при Хрущеве искали ту самую шахту в Донбассе, где он начинал карьеру, и не могли найти. И популярная версия, что никакой шахты не было, потому что то, что Хрущев – шахтер, мы знаем только с его слов.

Лобков: А Михаил Сергеевич не обиделся? Это ваше мифическое интервью воображаемое с Михаилом Горбачевым.

Кашин: Разумеется, воображаемое.

Лобков: Где он рассказывает о том, как его мальчиком, а здесь тоже теория подкидыша очень интересная, потому что недавно здесь был лауреат «Русского буккера» Владимир Шаров, который в своей книге изложил много разных народных разговоров о том, кто такие были цари, и почему Петр I на такие шаги пошел, Александр II, потому что они не были настоящими Романовыми, они были подкинуты, во время наводнений выбросило бочонок, там лежал Петр I, и его взяли. То есть это продолжение традиции народной фантасмагории, да?

Кашин: Конечно.

Лобков: А Михаил Сергеевич не обидится?

Кашин: Я боюсь, что он обидится, и надеюсь, что не обидится. Мы должны встретиться завтра, надеюсь, если нам не помешают какие-то внешние обстоятельства. Я надеюсь, что он поймет, что он уже не вполне принадлежит себе, и его личная судьба не имеет отношения к тому представлению о нем, какое у нас есть. Более того, меня как раз очень раздражает о нем представления как о слабом, нерешительном политике, который…

Лобков: Вы влюблены в Горбачева, судя по всему.

Кашин: Я люблю Горбачева. Он – единственное светлое пятно на многовековой истории русского авторитаризма, такой диктатор, который силу своей диктатуры потратил…

Лобков: Я процитирую Сталина: «Избавить Россию от большевизма – мой патриотический долг. В общем, этот преемник – ты», говорит Сталин студенту Михаилу Горбачеву в 1948 году, когда тот таинственно поступил на московский...

Кашин: Да, но при этом то, что Сталин говорит, конечно, это моя фантазия. Но то, что Горбачева в 17 лет без экзамена взяли в МГУ, непонятно с какой радости, это факт, о котором он сам вспоминает в мемуарах, это известная история, якобы за то, что он превысил рекорд на комбайне.

Лобков: А почему вы так влюблены в Суслова? Ведь Суслов – это одна из самых неприятных персон с точки зрения интеллигенции современной.

Кашин: Разумеется, потому что интеллигенция живет стереотипами.

Лобков: А вы из чувства противоречия…

Кашин: Как раз вот та интеллигенция семидесятническая, восьмидесятническая, она почему-то любила эту гниду Андропова, который типа считался прогрессивным, при этом всех сажал в психушки, тюрьмы и так далее, а Суслов на самом деле нормальный западный консервативный джентльмен, почему-то считался злом. По-моему, как раз выбирая между Сусловым и Андроповым, надо выбирать Суслова, потому что у него на руках крови меньше, грубо говоря.

Фото: mtrpl.ru