Член-корреспондент РАН Белавин: в объединении физических институтов есть мотив личной мести Ковальчука, но он не единственный

02/08/2013 - 23:59 (по МСК) Лика Кремер, Павел Лобков

Член-корреспонденты РАН согласно правительственной реформе уже осенью могут быть приравнены к полным академикам. Но некоторые из них уже сейчас могут получить свою академию, собранную из самых рейтинговых ученых и самых прославленных институтов.

Согласно проекту документа, который поступил в распоряжение издания «Коммерсантъ», президент Путин поручил премьеру Медведеву уже к 1 сентября представить проект кластера физических институтов – их будет 14 или 15. Они и могут перейти под крыло член-корреспондента и человека, приближенного к Путину – директора Курчатовского института Михаила Ковальчука. Президент РАН Владимир Фортов уже отреагировал: «мы не считаем нужным, чтобы физические институты Академии наук, которые в этой программе могут участвовать, уходили из Академии наук». Что значит этот проект: реванш Михаила Ковальчука за то, что академики дважды «прокатили» его сначала на выборах в академики, а потом и лишили поста директора института кристаллографии, или Россия действительно нуждается в мегаинституте для реализации мегапроектов? Лика Кремер и Павел Лобков обсудили это с член-корреспондентом РАН, научным сотрудником Института теоретической физики имени Ландау Александром Белавиным. 

Кремер: В чем опасность нового объединения? Почему так все сегодня от этой новости всполошились?

Белавин: Есть уже модель того, что может произойти. Эта модель называется Курчатовский научный центр. Некоторое время назад к Институту имени Курчатова были присоединены три сильных работающий института – Институт теоретической и экспериментальной физики, Институт физики высоких энергий и Институт ядерной физики. Как мы знаем от коллег,  от этого объединения, от управления чиновниками стало не лучше, а хуже.

Лобков: В чем хуже? Количество публикаций повысилось или понизилось? Это ведь главный критерий продуктивности.

Белавин: Насчет количества публикаций точно сказать не могу. Ученым стало гораздо труднее жить.

Кремер: В чем именно заключаются эти трудности?

Белавин: Разрастание бюрократических процедур. Чтобы получить деньги на покупку нужного оборудования, нужна в два раза более сложная процедура.

Кремер: Но действительно для таких мегапроектов нужно объединяться для того, чтобы ученые могли обмениваться опытом.

Белавин: Конечно, нужно. Это всегда было. Например, проект по построению ускорителя в начале 90-х объединял много разных сильных институтов. Дальше все не пошло, потому что государство перестало науку финансировать, но при этом эти институты не были подчинены одному. Курчатовскому институту, Ковальчуку подчинены были живые, работающие институты, несмотря на все сложности этих лет, Институт теоретической и экспериментальной физики – это главный институт по физике элементарных частиц. Это институт, в котором работали гениальные физики Померанчук Исаак Яковлевич, Поляков…

Кремер: Координационный центр для работы нескольких институтов над одним большим проектом нужен же?

Белавин: Координационный центр должен состоять из ученых. Институты должны оставаться автономными.

Лобков: А Ковальчук ученый или чиновник?

Белавин: Не знаю, насколько он чиновник. Я слышал, что он ученый. Институты начали подчиняться потому, что для того, чтобы взять молодого ученого, приходится теперь уговаривать начальника отдела кадров. После большого сопротивления – его зачем- то нужно убедить, он милостиво соглашается взять и платить зарплату 1300 рублей, в то время как кто-то из администрации получает триста тысяч рублей.

Лобков: Есть версия о том, что Ковальчук последовательно мстит за все унижения, которым он подвергался.

Белавин: Я считаю, что один из мотивов всего, что происходит с этим проектом и с Российской академией наук, это мотив мести.

Лобков: Ссылаются всегда на позитивный зарубежный опыт. В США есть такие крупные проекты.  Может, это и хорошо?

Белавин: Это тут очень плохо, потому что проверено на опыте. Нужны действительно мегапроекты, но институты должны остаться независимыми, финансироваться мегапроект должен отдельно, руководство должно быть у ученых. Совершенно не нужно, чтобы один институт вобрал…

Кремер: Если есть отдельное финансирование, кто-то за эти деньги должен отвечать. Если кто-то, кто отвечает за эти деньги, руководит и участвует в координации институтов, он таким образом…

Белавин: Эти деньги должны идти отдельно каждому из институтов, включенных в проект, за те работы, который институт делает. Это надо обсуждать с учеными. Это не должно делаться так, как это происходит, что решают чиновники за спиной ученых.

Лобков: Когда вы узнали об этом проекте, что все физические институты сливают?

Белавин: Я узнал об этом проекте в тот четверг во время собрания физического отделения Академии наук, когда нам было предложено одуматься. Мы первый раз проголосовали против утверждения директором Института кристаллографии Ковальчука. Один из вопросов, который был задан Ковальчуку, правда ли говорят о том, что готовится это объединение. Сказано было, что Ковальчук в командировке, но вместо него заместитель директора этого института. Он отрицал факт, а проект давным-давно имелся и был подписан. Было сказано, что на телеканале ДОЖДЬ как раз Ковальчук об этом говорил. А потом директор опровергал.

Лобков: То есть 30 мая, когда Ковальчука лишили Института кристаллографии, этот проект уже был как запасной вариант ответа.

Белавин: Нет, запасным вариантом ответа был законопроект о реформе РАН, который вскоре возник. По-моему, все эти реформы – звено в цепи.

Лобков: К чему ведет цепь?

Белавин: Я думаю, что не единственным мотивом является месть. Мотивом является то, что происходит раздутие администрации, возникают новые места, возникают люди, которые помещаются на эти места.

Лобков: Это называется освоение бюджета.

Белавин: Именно. Эти физики являются просто крепостными. Поводом просить и увеличивать финансирование являются физики, а осваивают это дело другие люди. Конечно, я допускаю, что есть и другие причины.

Лобков: Ваш Институт Ландау входит в эти 14-15, которые должны быть объединены?

Белавин: Не входит.

Кремер: Вам предлагали вступить в это содружество?

Белавин: Это предлагалось не институтам, а директорам, которые подписали соглашение. Причем им не говорили о конечной цели, они подписывали некоторые проекты о будущем соглашении.

Кремер: То есть это вопрос личной лояльности директоров институтов?

Белавин: Наверное, было давление, а может, наивность. Может быть, они ожидали.

Лобков: Сейчас строится ускоритель тяжелых ионов. Есть очень много других интересных мегапроектов, которые могут быть запущены. Сейчас может ли так случиться, что из-за этого ведомственного коллапса возникнет ситуация, когда ни один мегапроект не будет развиваться?

Белавин: Конечно. Если пройдут все эти замыслы, реформа РАН и поглощение Курчатовским институтом всех этих институтов… В эти тяжелые годы, несмотря на отъезд большого количества талантливых людей, в России остались группы, сильные люди. Вместо того, чтобы принимать эти идиотские проекты, если действительно хотеть помочь российской науке, нужно было бы поддерживать эти группы. А если хотеть что-то реформировать, опять же нужно привлекать заинтересованных в искоренении этого ученых, так же как в обсуждении реформы.

Лобков: Собираетесь ли вы по этому поводу писать открытые письма президенту, правительству, как было с реформой РАН?

Белавин: Хорошо было бы, чтобы инициатива исходила от сотрудников этих институтов, хотя понимаю, что им сложнее всего, потому что это может иметь последствия.

Другие выпуски