Автор памятника патриарху Гермогену в Александровском саду: это часть моды на позитив

Патриарх умер от голода в келье Чудова монастыря в 1612 году, когда Москву уже освободило ополчение Минина и Пожарского. Ровно 100 лет назад в этот день 25 мая его причислили к лику святых. А сейчас поставили памятник у кремлевских стен, причем довольно большой – четыре метра в высоту.

Ведущий ДОЖДЯ Никита Белоголовцев поговорил с автором памятника – скульптором Салаватом Щербаковым.

Белоголовцев: Все ли правильно? Нигде не наврали? Особенно с высотой памятника.

Щербаков: С высотой правильно. Может быть, неправильно слово «большой», потому что памятник делался по аналогии с памятником Минину и Пожарскому, он должен был возникнуть еще 200 лет назад. Минин и Пожарский планировался как трехфигурная композиция. То есть этот памятник ждал 100 лет. Потом, когда поставили Минина и Пожарского, провели конкурс на Гермогена 100 лет назад на месте нынешнего мавзолея. Потом случилась империалистическая война, потому революция, и сейчас спустя еще 100 лет возник этот памятник.

Белоголовцев: Почему позволили себе слово «большой», потому что в принципе крайне редко в последнее время что-то появляется у кремлевских стен. Все-таки 4 метра для центра Москвы – довольно серьезное строение, довольно серьезный объект. Как давно и кем было принято решение о том, что памятник все-таки появится на том месте?

Щербаков: Это решение было принято до конкурса и президентом, и патриархом, и в Министерстве культуры, потом был объявлен конкурс, участвовало очень много коллективов. Один из коллективов, членом которого являюсь я – это коллектив Академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Сергеевича Глазунова. У нас коллектив очень зрелый и опытный. В то же время половина – это молодежь, которая еще даже учится. Они очень большой вклад внесли в эту работу. Воскресенский Игорь Николаевич – это архитектор наш. Коллектив выиграл этот конкурс, потом шла работа профессиональная, включая очень серьезную работу. Там же протекает река Неглинка. Масса интересных инженерных проблем была. Масштаб и прочее – очень проработана эта тема. Сейчас завершение этой работы.

Белоголовцев: Участвовала ли как-то в создании, разработке, отборе Русская Православная Церковь?

Щербаков: Конечно, участвовала, потому что в сравнении с сегодняшним днем как с детства люди они любят все хорошее, а хорошее – это искусство, которому тысячи лет, искусство скульптуры, архитектуры. Сейчас дефицит обращения в эту капитальную сферу и молодежи, все мы увлечены сегодняшним днем. Так же наша история и герои. Человек замученный, не подписавший полякам их династию, чтобы они правили, именно он удержался, пожертвовал собой, удержал остальных, поднял и Минина, и Пожарского. То есть тут кроме в хорошем смысле позитивной вещей, но мы потом теряем это. Надо на это опираться, поэтому  я тут только вижу позитивное. А как удалось нашему коллективу  - хорошо или плохо – это уже судить зрителям.

Белоголовцев: В последнее время мы говорили, что значительная часть православной общественности видит в последнее время нападки на веру, на Русскую Православную Церковь, при этом торжественное открытие памятника в самом центре Москвы у стен Кремля религиозному деятелю. Как вам кажется, как могут сочетаться такие две взаимоисключающие материи?

Щербаков: Наверное, в какой-то мере это с этим и связано. Нападки на веру были и раньше, и сто лет назад, когда переулки называли Безбожными.

Белоголовцев: Казалось бы, этот период в истории закончился.

Щербаков: Сейчас, как мы видим, мы становимся в хорошем смысле консервативными, позитивными, очень много детей крестят. Православная вера, кроме несущей нечто духовное и положительное, мне кажется, тут не надо замешивать вещей, просто это обычно, как солнце, дождь. Эти проблемы искусственно нагоняются. Если мы понимаем, что человек должен быть образованным, в культуре, знать, что такое Шекспир, Достоевский. Мы знаем, что тысячи лет люди живут с Евангелия. В этом нет проблем, что это плохо или хорошо, или солнце не встанет, оно нам мешает. Я думаю, это особо никем и не нагоняется, я думаю, позитив живет у всех с детства и до глубокой старости. Сейчас время позитива. Когда мы нагоняем какие-то контрасты, которые нужны, но это уже не модно и устарело. Я предсказываю завтрашнюю моду: мода на позитив, на любовь к детям, на любовь к своей стране. Это уже сейчас модно. А то, что мы сейчас имеем в виду – это немножко вчерашний день, это уже пыль. Поэтому мы должны летать в космос, иметь долгую жизнь, мы должны великую русскую культуру знать, нести, подарить миру, потому что еще мир плохо ее знает. Поэтому я сторонник модных течений в сторону позитива, они прямо перед дверью. Молодежь уже этим увлечена – я заведаю кафедрой скульптуры. Я вижу у молодежи позитив, жертвенность, героизм.

Белоголовцев: По поводу самого памятника, все-таки Гермоген для широких слоев населения не самая известная фигура в российской истории. Наверное, фигура не первого и, возможно, не второго ряда. Школьника старшего возраста спроси, кто такой, он вряд ли что-то ответит. Пожарский – ответит, Минин – ответит, Михаил Романов – ответит. Гермоген – мне кажется, люди со специальным историческим образованием вспомнят. Не видится ли вам странным, что такому важному и серьезному персонажу, но при этом не очень известному истории устанавливается памятник в самом центре?

Щербаков: Люди духовно большие знают больше, чем мы, мы к этому тоже стремимся. Я считаю себя в этом смысле средним и маленьким, но часто они участвуют в нашей военной, политической жизни. Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского и дал своих монахов…

Белоголовцев: Но Сергий Радонежский известный в массовом сознании.

Щербаков: Гермоген на таком повороте истории не меньше, чем Александр Невский, святой, когда страна практически рухнула. Была не только интервенция, была внутренняя смута. Страна могла вообще перестать существовать как страна и как духовный опыт. Даже приглашали королевича. Гермоген увидел, что это нельзя. Под страхом смерти – на него давили, его подкупали, включая соотечественников, он писал свои воззвания, не подписал. Наверное, это не просто политический расчет. Я думаю, это связь более большая, коли он патриарх и в результате святой. Я думаю, какое-то видение у него было над политикой и над военными победами, хотя именно подвиг он совершил практически боевой.

Белоголовцев: Кто принял решение, что памятник именно этому человеку должен быть именно на этом месте?

Щербаков: Появилась очень мощная ось: мы берем 1613 год, потом идет грот, посвященный 1812 году, потом идут города-герои и Вечный огонь 1945. Все-таки Россия подвергалась очень большому военному давлению во все века, билась, боролась, жертвовала своими солдатами.

Белоголовцев: Кто ось придумал?

Щербаков: Про ось, может быть, никто особо не думал, она не в головах сложилась, а по воле божьей. Мы просто профессионалы. Когда эти задачи решаются, конечно, это виделось, решалось, историки, знающие хорошо историю. Я думаю, наверху поняли, что это нужно. Мы только восприняли это решение и осознали. Мы про Гермогена знаем меньше, чем знаем сейчас. Но когда через него мы этот поворот истории поняли, его вклад, замечательно, что вдруг нам эту фигуру предъявляют. Наша задача была не потревожить ансамбль Кремля. Александровский сад много раз менялся, в нем нет постоянной планировки, он не является, как Красная площадь. Наша задача была сделать так, чтобы думали, что этот памятник стоит очень давно, как будто здесь и должен быть. Я думаю, в какой-то мере нам эта задача удалась. Не высветить себя как ярких авторов, а главное – это тема и ансамбль Москвы. Говорят, что надо интересно, но интересно про кого? Про нас? Про нас не надо, надо про ту тему, которой мы служим.