Андрей Макаревич: Путин не желает слушать тех, кто с ним не согласен. Он просто считает их врагами

Таратута: Сегодня у нас вновь замечательный гость - музыкант Андрей Макаревич. Здравствуйте, Андрей.

Макаревич: Привет.

Таратута: Андрей, не могу не воспользоваться информповодом и не расспросить вас подробно, поскольку у нас не было такой возможности после вашей прогулки. Как вам погулялось? Я напомню зрителям, зрители телеканала ДОЖДЬ люди осведомленные, что на выходных группа писателей и примкнувшим к ним других деятелей культуры… Я не знаю, там были еще какие-то другие профессии кроме поэтов?

Макаревич: Я видел, там был Леша Кортнев, хотя он, в общем, тоже поэт. Там был «Квартет И». Вообще, была симпатичная компания.

Таратута: Расскажите, как вообще гулялось?

Макаревич: Гулялось чудесно. Во-первых, я рад, что у меня получилось, потому что изначально выходила так, что у меня ни минуты свободной в этот день нет. Потом вдруг час нарисовался. Потом была прекрасная погода, и я понял, что помимо всего прочего, я сто лет не гулял по московским бульварам. В-третьих, я все-таки подсознательно ждал каких-то колонн оцепления ОМОНовцев и не увидел ни одного милиционера. Меня это совершенно поразило. Вокруг каждого известного человека, будь то Дима Быков, Акунин, стояло плотное кольцо людей с книжками для автографов, с фотоаппаратами, скоро и вокруг меня образовалось что-то подобное. И когда просто уже было недалеко до давки, Акунин сказал: «Давайте двигаться. Пошли». У нас был план гулять, а я почему-то думал, что мы все пойдем одной такой компанией. Нет, получилось так, что все люди известные…

Таратута: И все разошлись по группам поклонников.

Макаревич: Да, шли окруженные. Было очень доброжелательно, было очень позитивно, никаких размахиваний кулаками и никаких выкрикиваний, лозунгов не было. Потом уже, возвращаясь, я увидел, что в переулках стояли автобусы с милицией, но они из них так и не вышли.

Таратута: В кустах.

Макаревич: Так и не вышли, и слава тебе господи, что хватило ума вот не трогать эту историю. Она прошла, вот за такие прогулки я двумя руками.

Таратута: Андрей, скажите, а вот вы сами говорите о том, что вы ждали каких-то жестких вещей. Вы ждали, что кто-то выйдет из автобуса или что-то такое?

Макаревич: Я ждал по понятной причине. Меня не было в Москве 6,7, 8 и 9, но мне понарассказали мои друзья что тут происходило. Троих моих приятелей просто ни за что свинтили на улице в разных местах.

Таратута: А кто эти люди?

Макаревич: Я не хочу называть имя. Один из них - это Саша Чепарухин. Он один из организаторов «Сотворение мира». Человек известный. Он просидел ночь в ментовке не понятно почему совершенно. Причем, милиционерам самим было неудобно. Они говорят: «Ну, вас привезли, мы вас отпустим скоро». В общем, это было противно очень.

Таратута: Я знаете, почему вас спрашиваю. А вы были готовы к тому, что вы пойдете в автозак, сядете? Это же такая нетипичная…

Макаревич: Ну, наверное, вообще человек, идя куда-то, предполагает, что там будет, да?

Таратута: Да. Собственно я вас спрашиваю о вашей подготовке.

Макаревич: Выходя зимой на улицу, одевай шарф.

Таратута: Я говорю, даже знаете, не о внутреннем что ли подготовительном процессе, а о том, какое развитие событий казалось бы вам в этой ситуации оптимально, учитывая происходящее в стране. Это некоторое. Вот сейчас большой спор на эту тему правы ли оппозиционеры, правы ли лидеры оппозиции, которые все время стараются повышать градус, чтобы их услышали. Вот я у вас хочу спросить просто как гражданина, буквально.

Макаревич: Я рискую сейчас навлечь на себя гнев, может быть большой части ваших зрителей. Я не люблю буйство, противостояние, бросание камней и бутылок. Я очень хорошо знаю, что в результате таких романтических революций, к власти всегда приходят негодяи неизбежно. Так было всегда. К сожалению, надо смотреть на то, что мы имеем. Вот у нас президент сегодня Путин. Вот так получилось, что большая часть страны это люди, которых он устраивает. И ближайшие 6 лет с этим придется считаться, хотим мы этого или нет. Демонстрацией на Чистых прудах Путина не скинешь. Мало того, опыт и ощущения мои мне говорят, что такого диалога он не слышит. Он по-другому устроен.

Таратута: А как?

Макаревич: А он не желает слышать ту часть населения страны, которая с ним не согласна. Он их считает врагами. Это чувствуется.

Таратута: Личными врагами.

Макаревич: Личными. И я считаю, это его большая ошибка. Он работает на ту часть, которая за него проголосовала. Так они его уже и так любят.

Таратута: А вы говорите о личных ощущениях, это как-то чувствовалось, момент прихода.

Макаревич: Из его выступления, я же с ним не общаюсь за столом, я вижу то, что видите вы. Я вижу, что он какие-то вещи делает в пику, просто, чтобы показать свою крутость и силу. Вот вам не нравится этот министр, а мы ему орден. Это просто плевок в лицо тем, которые говорят, что не на месте человек сидит. Какие формы найти для диалога с ним, я пока не знаю. Их надо искать.

Таратута: Может петь?

Макаревич: А?

Таратута: Может петь?

Макаревич: Спеть? Может и спеть. Хотя я боюсь, что кроме раздражения это тоже не вызовет ничего. Хотя я пою.

Таратута: Тут вот такой вопрос, который все время всплывает в этой ситуации, коль скоро мы заговорили про «петь». Почти никто ведь, был Юрий Шевчук, который как-то даже не пел, а громко что-то говорил нынешнему президенту на встрече.

Макаревич: Ну не очень он внятное говорил, в общем, честно вам скажу.

Таратута: Считаете не очень.

Макаревич: Считаю не очень.

Таратута: Хорошо, но он был, пожалуй, единственным представителем вот, ну что ли рок-тусовки, если считать вообще рок песней протеста. В некотором смысле какой-то.

Макаревич: Давайте рок считать все-таки видом искусства, прежде всего.

Таратута: Да-да. Я говорю о некоторой такой общественной, идеологической его ну что ли функции и традиции.

Макаревич: В той же степени, в какой и живопись может быть мнением протеста, и поэзия, и кино.

Таратута: Да-да, я на самом деле, это совершенно не требование для всех людей, которые поют, рисуют или делают что-то иное. Выражают свою позицию, но от людей пишущих и говорящих вслух, всегда ждешь этой позиции.

Макаревич: Притом, что я не блогер, то, что меня особенно беспокоит, высказывают в «Снобе» и блоге «Эха Москвы».

Таратута: Нет, собственно сейчас разговор не о вас, сейчас разговор о ваших коллегах по цеху.

Макаревич: А что мне говорить о коллегах. Каждый коллега взрослый мальчик и каждый за себя решает, что ему делать, участвовать в этом или не участвовать. Люди все разные. Меня поражает, кстати, вот эта волна хамства, которая нахлынула на Чулпан Хаматову. Простите меня, почему мы отказываем в праве человеку голосовать за того, за кого он хочет. Вот представьте себе, что ее устраивает президент Путин. Почему она сразу для нас превращается в какого-то врага?

Таратута: Я хочу защитить тех, кто инициировал не хамскую, а в некотором смысле вежливую атаку, разговор был исключительно о том, что. Разговор был в нескольких плоскостях, а именно о том, что, во-первых, ее мог кто-то заставить эту часть…

Макаревич: Почему? Представьте себе, что ее никто не заставил. А кто Машкова заставил, например. Или Женю Миронова?

Таратута: Нет-нет. Разговор шел только о том, что Чулпан Хаматова в свое время не ответила на вопрос, почему она участвовала в этом проекте. Это был абсолютно уместный политический вопрос. Его задают во всех странах мира.

Макаревич: Какой проект вы имеете в виду?

Таратута: Я сейчас говорю о записи роликов кандидата в президенты Путина.

Макаревич: Почему она не могла, представьте себе, что она участвовала по убеждению. И что?

Таратута: Могу себе представить.

Макаревич: И что? Она становится от этого хуже?

Таратута: Нет.

Макаревич: По-моему, нет.

Таратута: Вовсе нет. Я поняла, вам просто не нравится вот это неподавание рук.

Макаревич: Нам не хватает толерантности чудовищно, всем, с обеих сторон, к сожалению.

Таратута: Андрей, скажите, я все-таки вернусь к прогулке. Вот Владимир Соловьев в Twitter’e после прогулки написал довольно такую какую-то ерническую ремарку о том, что, и что теперь, какой результат? Гулять можно, у нас демократическая страна? Вот для вас результат прогулки в чем?

Макаревич: Для меня это был больше процесс, честно скажу. Процесс удался. Делать из этого какую-то систему, а теперь давайте сейчас музыканты прогуляются, а потом кинорежиссеры.

Таратута: А я слышала, что кто-то предлагал, да.

Макаревич: По-моему, Тема Троицкий. Я не вижу в этом смысла.

Таратута: А почему? Не хочется быть профессиональным гуляльщиком или повторять номер.

Макаревич: Нет, а что? А дальше что? Что дальше? Дальше, я очень хотел бы услышать конкретное предложение не просто красивые слова, а не просто там «Долой Путина», а конкретные предложения. По тому, что надо в нашей стране сделать, и главное, как это надо сделать, чтобы это получилось, хотя бы на сколько-то.

Таратута: Вам нравится кто-то из людей, которые выходили с вами на площадь или с вашими товарищами, которые были задержаны? Я говорю о политиках, вы вообще видите какие-то интересные лица?

Макаревич: Нет.

Таратута: Или краски стерты?

Макаревич: Нет. Мы сейчас говорим о писателях.

Таратута: Да-да-да.

Макаревич: Глубочайшее уважение испытываю к Быкову, и к Акунину, к Веллеру, который туда не успел, хотя рвался. А вот политики нет. Я вам могу сказать, что мое субъективное ощущение, вот самое конкретное предложение по изменению чего-то в нашей стране, я слышал от Миши Прохорова.

Таратута: Собственно, в кампании которого вы участвовали.

Макаревич: Вследствие чего я и участвовал в его кампании. Потому что он меня убедил.

Таратута: Андрей, а как это было технически?

Макаревич: То есть?

Таратута: Вы дружите давно и вы были…

Макаревич: Я не могу сказать, что мы близкие друзья. Мы давно, давно знакомы. Он еще не был миллиардером, когда мы познакомились, скажем так. Но не это явилось определяющим фактором.

Таратута: А ваши романтические представления о том, что можно что-то поменять, или не романтические?

Макаревич: Нет, никаких романтических представлений не было, тем более, что Миша человек прагматический абсолютно. Никакой там романтикой не пахнет. Но мне очень нравится как у него работает голова. Я его считаю профессионалом высокого пошиба. Я абсолютно убежден в том, что если он когда-нибудь станет президентом нашей страны, то жизнь у нас изменится в лучшую сторону и гораздо быстрее, чем мы можем себе предположить.

Таратута: А вам нравится то, как он ведет себя сейчас? Вы поставили на этого человека, вы, в общем, поставили свое имя под его кампанией.

Макаревич: Я могу сказать, что он еще год назад был человеком абсолютно не публичным, он избегал интервью, он не показывался по телевизору. Поэтому ему пришлось учиться, учиться очень многому. Это тоже профессия, быть публичным человеком. И, по-моему, он обучается очень быстро.

Таратута: Нет, я говорю исключительно о том, что многие его поклонники, люди, голосовавшие за него в качестве альтернативы основному кандидату, они сейчас немножечко обескуражены. Я сужу по социальным сетям. Там, собственно, и была его аудитория. Они говорят, а что же голосовали-то? Чего же человек молчит? Или говорит какие-то обратные.

Макаревич: Ничего подобного. Он готовит партию, это он правильно делает. Что он сейчас не суетится. У него сейчас не месяц в запасе как было перед выборами, а 6 лет, вы меня простите. И сейчас не надо делать ошибок, а надо все взвесить, и не торопясь сделать то, что он считает нужным. Я ему готов в этом помочь.

Таратута: Андрей, а как, то есть вы будете членом партии, и вообще как-то активно участвовать.

Макаревич: Я буду решать вопросы по мере поступления. У нас долгие годы лидер партии Владимир Владимирович Путин членом партии не был. Так что в нашей стране все возможно. Тут важно не номинальное твое звание, а то, что ты можешь сделать.

Таратута: Андрей, у вас не было ощущения, когда вы участвовали в кампании Прохорова, что вот. Правы эксперты политологи, что, в общем, кампания Прохорова это была та же кампания Путина, только положенная в маленькую соседнюю корзинку?

Макаревич: Нет. Говорить можно все что угодно, но я не знаю двух более разных людей, чем Путин и Прохоров. Вы меня извините. И потом, у нас страшно зашоренный народ, все кричат, «Куршевель, Куршевель». Спроси у любого, а что там было в Куршевеле? Да никто не знает, что там было на самом деле. Но вот.

Таратута: Девушки говорят.

Макаревич: Осадочек остался, понимаете. Я знаю, что там было, кстати. Ничего там не было, на самом деле. Была провокация полиции просто.

Таратута: А вы были там в это время?

Макаревич: В этот раз я там не был, но я их первых рук знаю, что там было, и не от одного человека.

Таратута: Андрей, а вы вообще верите в то, что в нашей стране, где люди там все время подсчитывают деньги у соседа, и вообще…

Макаревич: Деньги подсчитывают во всем мире.

Таратута: И вообще как-то очень тяжело относятся к успешным людям, состоявшимся. Я все время говорю о том, что для меня в России даже история про декларации о доходах, это в общем, воспитание в людях такого какого-то пошлого чувства, как ни странно. Несмотря на то, что я тоже, в общем, понимаю всю антикоррупционную направленность этого дела. У Прохорова вообще есть, у Прохорова, вообще у правого человека есть шанс, я часто задаю этот вопрос своим гостям.

Макаревич: Я считаю, что пока человек жив, какой бы он не был зашоренный, все-таки сознание его способно меняться. И нужно по возможности ему в этом помогать. Потому что, ну нельзя в своей бочке просидеть не выглядывая наружу. Все равно жизнь идет и мир меняется вокруг нас. И мы хотим или не хотим, мы меняемся вместе с ним. 10 лет назад никто не знал, что такое Интернет. Сегодня без этой штучки, себе молодого человека не представишь.

Таратута: Скажите, а правда песню, которую вы исполняли с Аллой Борисовной, напели ей по телефону?

Макаревич: Куда?

Таратута: Песню, которую вы исполняли с Аллой Борисовной, вот знаменитый ролик, про «Если ты родился высоким, тому кажется, видишь дальше всех». Я немножечко сбила ритм, в вольном пересказе. Что вы ее исполнили Алле Борисовне по телефону, она страшно обрадовалась и сказала, давай записывать дальше.

Макаревич: Да. Так и было.

Таратута: А что вас, это была не обязательная конструкция, верно я понимаю.

Макаревич: Абсолютно не обязательная конструкция, просто мы сидели за несколько дней до этого в штабе все вместе и Михаил Дмитриевич там был, и Леня Ярмольник там был, Алла Борисовна там была. И мы просто сидели и думали, что надо делать, в чем должна заключаться, грубо говоря, наша роль. Как людям открыть глаза на то, что мы считаем правильным. И я подумал, что если мы вдвоем, с учетом того, что я с Аллой Борисовной на сцену вообще ни разу не выходил в жизни.

Таратута: Если сложить ваш рейтинг.

Макаревич: Если мы споем песенку, это будет, во-первых, смешно, во-вторых, надеялись, что обратит внимание на то, что происходит. Вот и все.

Таратута: Андрей, скажите, я поняла, что в программе вашего кандидата вы не разочарованы вовсе и в общем, вы готовы поддерживать и дальше.

Макаревич: Да. Я жду от него действий.

Таратута: Хорошо. А вот все вспоминают начало вашего, что ли, прихода в кампании кандидатов и приписывают вам некоторые симпатии к президенту Медведеву. Благодаря тому, что вы выступали в свое время на его концерте, говорят о некоторой динамике вашей позиции, что вот тогда вы были обласканы властью, вас звали на концерты. А сейчас вы франдерствуете.

Макаревич: Власть меня никогда особенно не ласкала. И последнее время, слава Богу, по голове тоже не била. Когда Медведев победил в выборной кампании, стал президентом, я за него голосовал тогда. Он мне казался, да и сейчас кажется демократичнее Путина, и современнее Путина. И ближе к тому, как я себе представляю президента страны. Так что я себя не чувствую ни в чем виноватым. Может быть я был несколько наивен, потому что я очень надеялся, что он продолжит, он выставит свою кандидатуру, большой был бы вопрос, кто победил бы. Но оказалось, что все жестко запланировано. Я боюсь, что он трагическая фигура в этом смысле.

Таратута: В том смысле, что он не ожидал такой судьбы.

Макаревич: Ну что не вполне он свободен в выборе своих поступков.

Таратута: А был свободнее?

Макаревич: Не знаю.

Таратута: Есть мнение, что тот человек, который выбирал Медведева в качестве приемника, он психологически рассчитал, что схема, которая произошла на наших глазах, которая реализовалась на наших глазах, она возможна…

Макаревич: Да. Когда Медведев об этом говорит, да мы еще полтора года назад об этом договорились.

Таратута: Четыре.

Макаревич: Тут ты себя чувствуешь.

Таратута: Четыре года.

Макаревич: То себя чувствуешь идиотом. А чего же ты молчал все это время?

Таратута: Я верно понимаю, я вас не просто так спрашивала, я верно понимаю, что у вас была какая-то надежда. И вам нравилась история про вот такие слова, про свободу и всякие другие хорошие слова. А сейчас вы разочарованы?

Макаревич: Мне жаль, что это все осталось на словах.

Таратута: Вы не представляете себе что этот человек начнет играть, когда-нибудь самостоятельную игру, уже все ясно.

Макаревич: Не знаю. Мы живем в достаточно не предсказуемое время. Вот нам сейчас объявят кабинет министров, и уже от этого многое изменится. С большим интересом.

Таратута: А чего вы ждете? Каких назначений?

Макаревич: А мне очень интересно, поменяют нашего любимого Нургалиева, например, или Фурсенко. Вот насколько Путин вообще способен к каким-то движениям. Я, насколько помню, он сам ни разу никого не уволил. Если кого-то и увольняли, то это Медведев делал.

Таратута: Ну и потом, увольнения они всегда носили характер перестановки человека на какую-нибудь позицию, которая не очень далека.

Макаревич: Это, к сожалению, в любом случае, у нас происходит.

Таратута: Тасовка карт. Каких еще министров вы ждете? Кто для вас важен? Министр Культуры, например, интересно.

Макаревич: Его не видно. Не слышно.

Таратута: Нет, но вообще вам важно кто будет министром культуры в России? Есть очень много версий.

Макаревич: Я думаю, что просто если на этом месте окажется личность, то культура это почувствует. А если на этом месте окажется формальный чиновник, ну это всегда была должность жалкая довольно, министр культуры у нас.

Таратута: Андрей, скажите, а чтобы закончить этот вопрос про Медведева и про ваше выступление тогдашнее. Вы давно выступали на мероприятиях подобного рода? Я говорю сейчас не о выступлении в поддержку Прохорова, а вот кремлевские концерты, я как–то не уследила.

Макаревич: А мы и не выступали на кремлевских концертах.

Таратута: Тогда был концерт, условно, инаугурационный, такой около.

Макаревич: Это был концерт как бы для всего народа в честь завершения выборов. На Васильевском спуске это происходило.

Таратута: И сейчас вам не пришло в голову поучаствовать в концерте под шапкой, условно говоря, власти.

Макаревич: Нет, не пришло бы в голову.

Таратута: А кому-то пришло бы в голову сейчас вас позвать на такой концерт.

Макаревич: Откуда же я знаю, что у людей в голове?

Таратута: Скажите, как вам кажется вообще, чем вся эта история с вот таким человеческим возбуждением и вообще верой вот в то, что достоинство можно отстоять, я говорю сейчас о лучших устремлениях толпы и людей, которых вы видели рядом. Чем вообще все это закончится?

Макаревич: Знаете, я не политолог и делать прогнозы это очень не благодарное занятие.

Таратута: Я хотела спросить, вы ждете чего-то плохого или чего-то симпатичного?

Макаревич: Я, честно говоря, не жду ничего хорошего от ближайших нескольких лет нашей жизни. Мне кажется, что изменится что-то может только в результате каких-то внешних событий, неожиданных и тоже не позитивных. Вот рухнет нефть, например, вот тут сразу все станет ясно. Или, не дай бог, начнется какая-то война на Ближнем Востоке.

Таратута: То есть вы ждете, что нас что-то зависит поменять отношение, власть что-то заставить поменять отношение к людям, поскольку другого выхода у нее не будет. Мы должны заканчивать. Андрей, я хочу задать вам последний вопрос. Он, у нас очень много вопросов в Twitter’e, некоторые из них я задала, поскольку они были и со мною. Многих интересовали ваши отношения нынешние с Прохоровым.

Макаревич: Отношения товарищеские.

Таратута: Да. Некоторых интересовала история про то, не боитесь ли вы судьбы Юрия Шевчука, которому там, по мнению наших зрителей, что-то там запрещают в регионах, какие-то.

Макаревич: Слушайте, Юрия Шевчука, слава Богу, никуда не посадили, то, что какие-то идиоты. Значит, отмена его концертов по городам работают только на его популярность. Как мы с ним в советские годы такое нюхали, что сейчас это все пока детский лепет. Ключевое слово «пока».

Таратута: Тогда последний вопрос от нашего зрителя. Он задает его с некоторой патетикой, но все же. Что тяжелее, быть гражданином или поэтом?

Макаревич: А почему уважаемый слушатель противопоставляет одно другому? Мне кажется, что это вполне в одном флаконе существует, если человек нормальный, если он не страдает раздвоением личности. Я не страдаю

Таратута: Вы оптимистичны?

Макаревич: Я да, к сожалению, оптимистичен. Это мне мешает иногда именно делать точные прогнозы.