Адвокат свечницы: слушал защиту Pussy Riot и удивлялся

Освобождение Самуцевич немедленно породило дискуссию о том, является ли такое решение политическим, и кому оно выгодно. На эти вопросы попыталась ответить Елена Шмараева – она сегодня была в Мосгорсуде.

Шмараева: Освобождение Екатерины Самуцевич стало шоком и для нее самой, и для защитников, и для всех, кто наблюдал за процессом. Прогнозы перед сегодняшним заседанием суда были в основном такие: приговор оставят в силе. Неисправимые оптимисты рассчитывали на снижение наказания на пару месяцев или полгода.

Но условного срока вместо реального лишения свободы явно никто не ожидал. Судья Лариса Полякова, возглавлявшая тройку судей, прислушалась к новому адвокату Самуцевич Ирине Хруновой, которая сосредоточилась в своей жалобе на том, что Екатерина Самуцевич не делала того, что в деле описано как хулиганство: не прыгала у алтаря, не поднимала ноги, не махала руками. Она провела на солее 15 минут, после чего ее увели охранники. Эти охранники потом были в деле потерпевшими и сами говорили, что задержали Самуцевич.

Адвокат Хрунова после решения суда в пользу своей подзащитной заявила, что ее коллеги    адвокаты Марк Фейгин, Виолетта Волкова и Николай Полозов – говорили об этом обстоятельстве в суде, но их суд почему-то не слышал.

Хрунова: Два юриста – три мнения. Есть такая пословица. Кто, какую тактику выбирает, какая правильная будет – предсказать невозможно. Я просто очень рада, что именно та позиция, которую я предложила Екатерине неделю назад, оказалась правильной. Но я тоже могла ошибаться. Параллельно, после вступления приговора в законную силу, мы можем сделать не так много вещей: можем обратиться с надзорной жалобой сначала в Мосгорсуд, а потом в Верховный суд, и параллельно у нас есть 6 месяцев для обращения в Европейский суд по правам человека.

Адвокат Хрунова вошла в дело только на стадии кассации: 1 октября Екатерина Самуцевич заявила, что расторгает соглашение с Виолеттой Волковой и хочет поменять адвоката. Прежние защитники Самуцевич подозревали, что она изменит позицию, но сегодня, когда этого не произошло, все равно говорили, что считают решение Мосгорсуда политическим.

Фейгин: Получается, мы имеем дело с какой-то политической игрой. Политическая игра заключается в желании разъединить участниц Pussy Riot, заставить их по-разному относиться к приговору и к тому, что было связано с процессом. Это очень плохо.

Подзащитным Фейгина, Волковой и Полозова Надежде Толоконниковой и Марии Алехиной суд оставил приговор без изменения – два года реального лишения свободы.

Еще до этого решения в социальных сетях и блогах стала обсуждаться версия о том, что изменение линии защиты Екатерины Самуцевич может быть кем-то инспирировано, по одной из версий, силами, близкими к Кремлю. Когда Самуцевич вышла на свободу, об этом заговорили еще активнее. Сторонники такой версии считают, что некие провластные силы добиваются раскола внутри группы Pussy Riot, а также хотят дискредитировать адвокатов, которые занимались делом первоначально. В этом якобы заключается месть за жесткую политическую позицию, занятую адвокатами. Сторонники этой версии доходят до того, что подозревают окружение Самуцевич, которое якобы повлияло на ее решение поменять адвоката, в связях с властями, а нового защитника и ассоциацию «Агора» в том, что их использовали спецслужбы.

Адвокатов, которые защищали Pussy Riot с самого начала, сегодня вообще критикуют все подряд, вот и представители потерпевших высказались не в их пользу. Адвокат потерпевших Лариса Павлова заявила, что она вообще-то не против того, что Самуцевич выпустили, а также сказала, что ее спас от тюрьмы охранник Храма Христа Спасителя.

Павлова: Ее спасло то, что охранник ее вывел до того, как она совершила в полном объеме эти преступления. Поэтому ее роль, конечно, немного меньше. Суд это учел. Это говорит о независимости суда.

А что касается самой Екатерины Самуцевич, то ее суд постановил отпустить прямо из зала суда, но на самом деле она вышла чуть позже, где-то через час, после 178 дней в СИЗО для освобождения потребовались какие-то формальности. Ее соседки по аквариуму – стеклянной клетке в Мосгорсуде – ее обняли перед освобождением, а на улице Самуцевич взяли в такое плотное кольцо журналисты, что друзьям пришлось ее буквально силой вытаскивать из толпы. Самуцевич успела сказать лишь пару слов, что не признает своей вины, будет добиваться своего оправдания и помогать девушкам. После чего она с друзьями стала буквально убегать от журналистов, ее посадили в машину и увезли, не сообщая куда и сославшись на то, что ей нужно «прийти в себя».

С нами в студии – Лев Лялин, адвокат потерпевших по делу Pussy Riot.

Макеева: Как вам сегодняшнее решение суда? Собираетесь ли его обжаловать?

Лялин: Нет, мы не собираемся его обжаловать. Оно нас вполне удовлетворяет, как представителей потерпевших. Никаких эксцессов или возражений не было. Всем приятно, что человек вышел на свободу. И претензий к Самуцевич, между прочим, не было с самого начала. Требование о том, чтобы все девушки были лишены свободы и содержались под стражей – я много говорю во всех интервью –  у потерпевших не было. Такой настрой появился после мощнейшей PR-кампании, нападок и не совсем тактичного поведения по отношению к ним в ходе судебного процесса со стороны подсудимых и их адвокатов. Задавались вопросы, которые людей озлобляли.

Макеева: Ваши подопечные в процессе судебного заседания изменили отношение, стали более ожесточенными?

Лялин: Было три мнения у наших подопечных: начиная от «условно» и заканчивая «лишением свободы». Было мнение и об исправительных работах. К сожалению, в ходе судебного процесса подопечные

нам категорически запретили говорить об иных мерах наказания, кроме как лишение свободы. И чтобы не вызывать огульную критику, попросили не высказывать мнения в зале суда, оставив это на усмотрение суда.

Казнин: Вы по-разному относились к ситуации?

Лялин: Да, у самих потерпевших была разная позиция по делу. Их сейчас называют «свечница», «охранник». На самом деле у свечницы два высших образования, охранник знает пять языков плюс китайский. Позиция о том, что это глупые люди, бабушки в платочках…

Казнин: Мы не об этом говорим сейчас. Удивительно то, что они вам запретили говорить о мягком наказании.

Лялин: Они не то, чтобы запретили. Они, три человека, готовы были сразу в судебном заседании категорически простить.

Казнин: А почему же этого не сделали?

Лялин: А когда вам задают вопрос «Ну, и помогла вам ваша благодать?» некорректным тоном?

Казнин: Мстить за глупые вопрос?

Лялин: Это не мстить. Как вы можете передать такой уличный диалог между нашим потерпевшим и авдокатом Фейгиным: «А что вы на меня наезжаете?». Это допустимо?

Казнин: Но ведь судили не Фейгина, и не поведение девушек на суде. Судили их действия, которые, оказывается, могли быть прощены.

Лялин: Люди в первый раз на суде. Они испытывают моральный дискомфорт. И этот дискомфорт усугубляется. Это нормальная реакция человека на продолжающиеся оскорбления.

Казнин: Те, кто в клетке, испытывали намного больший моральный дискомфорт. Это тоже было учесть.

Лялин: Я представляю не тех, кто находится в клетке.

Макеева: В задачу ваших подопечных не входило «входить в положение». Это можно понять. Вы, не одобряя действия Самуцевич, косвенно одобряете ее решение сменить адвоката?

Лялин: Когда мы узнали, тоже неожиданно, о смене адвокатов, у нас родилось две версии. Либо это провокации по затягиванию процесса, либо это реальная процессуальная позиция. Мы очень удивлялись среди коллег, почему не используются многие линии защиты? Как адвокат старой школы я удивлен. Идет политическая защита, я не могу о ней ничего говорить, но, например, в процессе ни разу не прозвучало выражение «презумпция невиновности». Этот спор про три экспертизы, пожалуйста: проведите, а потом скажите суду, что, в связи с тем, что есть противоречия, они не устранены на судебном заседании, в силу презумпции невиновности вы обязаны использовать экспертизу №1 или №2. Не может адвокат, ведущий уголовный процесс, не вспомнить о презумпции невиновности – это аксиома.

Казнин: Такое ощущение, что вы хотели бы помочь?

Лялин: Мы не могли процессуально это делать. Сейчас процесс закончен, я могу. Я впервые увидел процесс, где подзащитные  дали позицию своим адвокатам, они исполняли, но, на мой взгляд, не выработали собственную линию поведения. Они шли в фарватере этой позиции. И получилось то, что мы видим. Приходит адвокат, который четко на материале уголовного дела говорит: господа, почему в суде не прозвучало, что Самуцевич там не танцевала.

Казнин: А это не прозвучало? Потому что Хрунова говорила, что это прозвучало.

Лялин: Госпожа Хрунова очень деликатный человек, она сказала, что команда согласована и прочее. Но я полагаю, что это не так, потому что сегодня была передача «Минаев Life», и там произошла пикировка между двумя адвокатами, Полозовым и приглашенным, который по скайпу разговаривал со студией. Полозов говорил, что это была их согласованная позиция, а другой адвокат его просто обличал. Невозможно скрыть правду.

Казнин: Вы же были на процессе. Звучало, все-таки, про отдельную роль Самуцевич?

Лялин: Нет. Была команда, и ее защищали, как команду. Отдельно про игрока команды не говорилось, не акцентировалось. Если бы это говорилось, то суд бы дал этому отдельную оценку. Как, например, он дал оценку доводу «Это не храм».

Казнин: Сегодня шла речь и о других смягчающих обстоятельствах – дети. Почему суд это не учел?

Лялин: Я вижу, как суд это учел. Он указал, что учитывает наличие малолетних детей, а потому только два года,а не три, пять.

Казнин: А ваше мнение?

Лялин: Если вы спрашиваете мнение как участника процесса, то  я обязан вам ответить «нет». Если как адвоката, думаю, что достаточно было бы исправительных работ. И эти работы были бы прекрасно проведены девушками в хосписе     , там, где людям тяжело. Чтобы они посмотрели, как реально живут люди, что такое человеческая боль.

Макеева: Если говорить о неиспользованных возможностях адвокатов подсудимых, могли ли они вызвать ваших подопечных в качестве  свидетеля со стороны защиты?

Лялин: Он четко и ясно сообщил суду, что девушка пыталась что-то включить, он ее взял за руку, вывел. И никаких расхождений о фактах в суде не было. Спора в суде не было. Споры появились, когда адвокаты стали говорить о неправильных экспертизах.

Казнин: Но он же об этом говорил? Почему суд это не учел?

Лялин: Охранник как свидетель говорил. Обстановка в суде была такая, что суд видел малейший промах и с защитой не сложились отношения. Суд может вести по-разному. Желательно помогать участникам процесса, а можно вести именно как суд, то есть, вы говорите, я слушаю. И если вы хоть одну запятую нарушаете, то я вам отказываю. К сожалению, пикировка судом со стороны защиты подсудимых, в конце концов, привела к тому, что суд стал именно на чисто формальную позицию. Прокурор, со своей стороны, буквально сминал правовую позицию адвокатов.

Казнин: Объясните дилетанту. Сейчас прозвучала позиция ваших подопечных и ваша личная. Кто же обвинял девушек? Какая сила?

Лялин: Нет в освобождении хитрой политической составляющей. Грамотный адвокат провел грамотную позицию, суд это учел. Это вопиюще грамотная позиция. В обвинительном заключении написано: Самуцевич совместно с лицами прыгала, махала руками, пела песни. Этого не было. А если не было, то кассация обязана была это учесть.

Казнин: То есть, если бы была грамотная позиция в защите двух оставшихся под стражей девушек, то результат мог бы быть другим?

Лялин: Я вынужден с вами согласиться.

Макеева: Как вы для себя объясняете поведение прежних адвокатов?

Лялин: Я могу только предполагать. У некоторых – молодость. Направленные камеры иногда провоцирует людей на яркое поведение. Неправильное восприятие общественного мнения. Огромные толпы поклонников и людей, поддерживающих Pussy Riot, создали такую эйфорию, что они находятся именно в этой среде, и другого мнения нет. Я не могу сказать, что это непрофессиональные адвокаты. Думаю, профессиональные. Просто, думаю, политическая эйфория захлестнула их.

Казнин: Политическим был приговор?

Лялин: Ко мне не обращался ни один властью обличенный человек.

Казнин: Не к вам, в суд.

Лялин: Нет.

Казнин: Путин на днях произнес, что «двушку влепили».

Лялин: Совершенно безответственные разговоры, не было политического давления. Придается политический ажиотаж обычному ходу вещей. Дело  вначале могло быть и не политическим, если бы не было ажиотажного политического PR. Вполне возможно, что сегодня все были бы на свободе.