«В стране, победившей фашизм, мы должны бороться с доморощенными неонацистами». Михаил Маркелов о деле Никиты Тихонова

Роменский: Сегодня Никита Тихонов получил 18 лет колонии. Как вы считаете, насколько это наказание оправдано?

Маркелов: Насколько наказание оправдано и возможно ли перевоспитание, о котором вы говорили выше, это вопрос достаточно философский. Юридически норма была соблюдена, суд вынес решение в условиях, когда есть уже пожизненное заключение, и еще плюс к нему добавляют 18 лет, такая не совсем понятная пока еще судебная практика для наших граждан, тем не  менее, в совокупности это адекватная мера за те злодеяния, которые осуществляла эта группа. Почему 18 лет, а не второй пожизненный срок? Ответ на этот вопрос заключается в плоскости юридической обоснованности.

Роменский: Ему, по-моему, по закону не могли дать больше определенного срока, поскольку он сотрудничал со следствием.

Маркелов: Я об этом и начал говорит, что это вопрос сотрудничества со следствием. Такое сотрудничество, насколько я понимаю, дало свои плоды, поскольку сейчас находится под судебным процессом фактически уже, осталось не очень много времени, Горячев Илья, не только он, и все подельники.

Роменский: Еще четыре человека по делу БОРН.

Маркелов: Да, и только один бегает на свободе. Поэтому во всем есть логика определенная, есть логическая точка в этом процессе. Вопрос раскаяния, когда человек отбывает срок в одиночной или не одиночной камере на зоне для пожизненно заключенных, это далеко не сахар, поэтому, безусловно, Тихонов руководствовался какими-то соображениями, связанными с тем, что его сотрудничество даст определенные послабления.

Роменский: То есть вы не верите, что он мог отказаться от тех методов и пересмотреть свои взгляды на них?

Маркелов: В таких условиях человек может говорить все, что угодно. И вполне возможно, что приходит задним умом здравая мысль, что есть совершенно легальные пути выражения своего недовольства, выражения своей точки зрения по отношению к людям другой национальности, по отношению к властям, есть легальные методы борьбы, которые используются не только у нас в стране. раскаялся он или не раскаялся – вопрос тяжелый, вряд ли. Раскаяние – это напрямую связанно с отношением твоим с Господом Богом. Мне трудно судить. Наверное, это не столь важно сейчас.

Роменский: Вы наверняка были на приговоре по первому делу. Многие обращали внимание на то, что Никита Тихонов держал за руку свою гражданскую жену, Евгению Хасис, которая также проходила по этому делу, они вместе были внутри стеклянной клетки. При этом журналисты обратили внимание, что оба улыбались.

Маркелов: Да, был элемент бравады. Я тоже это наблюдал. Те ребята еще до конца не понимали, что последует дальше, особенно Тихонов этого не понимал. Наверное, где-то в душе почему-то они думали, что адвокатам удастся развернуть дело таким образом, что вскоре они окажутся на свободе, если не вскоре, то, по крайней мере, перспектива свободы будет ясна. На сегодняшний день перспектива эта весьма призрачна, по сути, ее нет. Подчеркиваю: даже те отдельные послабления, которые будут допущены, наверное, в адрес Тихонова, они продиктованы сотрудничеством его со следствием. Это вполне нормальные честные отношения в правоохранительной системе к тем, кто сотрудничает со следствием, совершив преступление. Так и должно быть, здесь вопросов никаких нет.

Мы тему эту давно рассматриваем с разных ракурсов, мне, конечно, больно  говорить о покаянии и прощении. Меня много раз спрашивали, смог ли я простить, я все время отвечаю на этот вопрос так, что простить – да, но если Тихонов вернет мне брата, детям отца. Поэтому ответ здесь достаточно простой, при этом я не преследовал никаких целей, связанных с жестокой местью, чтобы семье мстить и так далее. Нет, именно поэтому было согласие, чтобы суд присяжных рассматривал дело и выносил вердикт, виновен или не виновен, и дальше уже приговор. Поэтому здесь все предельно открыто, честно и справедливо.

Я полностью удовлетворен первым приговором, вторым. Здесь чего-то нового ожидать сложно. К сожалению, в стране, к счастью, победившей фашизм, к несчастью, мы вынуждены бороться с нашими доморощенными неонацистами. Это страшно, конечно.

Роменский: Михаил, а спустя 25 лет вы бы не были против, если бы Никита Тихонов вышел на свободу по УДО?

Маркелов: Такой вопрос из категории, что было бы или будет, если бы. Я хотел бы добавить. Он же сидит не за свои убеждения, не за свои взгляды, а за свои деяния. Это две разные вещи.

Роменский: Отчасти. Он сидит за то, что он создал экстремистское сообщество.

Маркелов: Но я имею в виду, что пожизненное заключение он за это не получил бы. А пожизненный срок заключения он получил за убийство двух и более лиц.

Роменский: Однако эти убийства были совершены на почве расовой ненависти и вражды.

Маркелов: Да, но поэтому изменение взглядов на совершенный поступок ни в коей мере не влияет. В любом случае поступок совершен, злодеяние совершено, за него надо нести наказание. Что будет через 25 лет? Я надеюсь, у нас в стране останутся чувства здорового патриотизма, у нас останется чувство долга, родины, почитание людей, которые воевали в Великой Отечественной войне, а их уже, кстати, наверное, не останется к тому времени.

Я сам так воспитан, у меня отец, царство ему небесное, был старше моей мамы на 25 лет, он прошел всю Великую Отечественную войну, и отец Стаса, соответственно. Мы воспитывались в этих традициях. Поэтому когда сегодня говорят или пишут отдельные издания, что Стас настолько был политизирован, что пытался создать какую-то партию с Пономаревым или еще с кем-то, да, он со многими людьми общался, но он с таким большим презрением относился к этим людям, что сейчас спекулировать на этой теме просто подло.

А прощение через какой-то отрезок времени, поймите, я не преследовал цели мстить. Простит Маркелов или нет, это такая моральная категория. Приговор суда не изменится, приговор будет приговором. Вот и все. 

***

Роменский: Сегодня Никита Тихонов за преступления, которые он совершал вместе со своими товарищами по боевой организации русских националистов, получил 18 лет. Как вы считаете, насколько оправдано такое наказание?

Верховский: Честно говоря, в его случае не очень важно, сколько лет ему добавили, но соучастие в нескольких убийствах и организации такой группировки, которая классифицирована как банда, действительно тянет на такой срок. Это соответствует судебной практике, это нормально.

Роменский: А можете ли вы поверить в то, что Никита Тихонов раскаялся? Именно его раскаянье, как говорят его защитники, является смягчающим фактором.

Верховский: Не знаю, я же не общаюсь с Никитой Тихоновым. Все бывает. Больше похоже на сделку в обмен на смягчающее содержание, но знать этого наверняка мы не можем. Впрочем, если он и раскаялся, это уже фактически не влияет ни на что, потому что пожизненное заключение он отбывает.

Роменский: В нашей стране есть мораторий на смертную казнь. А вы допускаете, что Никита Тихонов мог бы выйти на свободу спустя 25 лет, как этого требует УДО по такой громкой статье?

Верховский: Все может быть. На самом деле за 25 лет люди, конечно, меняются очень сильно, в том числе меняют свои взгляды. Есть человек со сходной фамилией Тихомиров, который был террористом и, посидев немало, он стал анархистом. И уже потом он был известен как публицист консервативного направления. Он давно уже был на свободе и делал это от чистого сердца. Все бывает. Это одна из причин, почему мы выступаем против смертной казни, потому что люди меняются, и нельзя совершать необратимых поступков. 25 лет в нашей стране – это такой огромный срок, что за это время много чего может случиться.

Роменский: Знаете ли вы какие-то примеры, когда после 25 лет тюремного заключения человек исправлялся и выходил на волю, при этом был не опасен для общества?

Верховский: Я так не скажу. Конечно, есть очень много людей в нашей стране, которые отсидели огромные сроки, скажем, в сталинское время. Правда, они и виноваты не были в массе своей, но понятно, что они вышли, скорее всего, не опасными для общества, даже те, кто был виноват, скажем, полицаи, сотрудничавшие с оккупационными властями во Второй Мировой войне. Все может быть. Я, честно говоря, не вижу никакой проблемы в этом. Человек совершил тяжкие преступления, получил очень большой срок, пожизненный, который да, может быть сокращен. Просто мы живем в таком темпе, что 25 лет – это где-то к бесконечности находится, далеко.

Роменский: А какая ситуация сейчас с неонацистами в России? Насколько их много? Стало ли их меньше, может быть, в последние годы на фоне этих судебных процессов?

Верховский: Процессов было очень много. С тех пор, как полиция за это дело взялась всерьез, сели сотни людей, которые совершали такие преступления, но не столь громкие, как БОРН, тем не менее. Меньше ли их стало? Я не думаю, что их стало меньше, но они стали осторожнее. Судя по тому, что мы наблюдаем, мы, конечно, далеко не все знаем, но динамика, я думаю, достаточно очевидно, что за последние лет пять очень сильно снизилось количество преступлений нацистских по мотивации, особенно убийств. Но надо сказать, что последние два года эта тенденция на снижение иссякла, сейчас ее нет. Уровень не тот, к счастью, что был в 2008-2009 году, но снижаться перестал.

Это значит, что ситуация по немного может начать раскручиваться, потому что это среда молодежная в основном, туда все время приходят молодые люди, еще не успевшие сильно испугаться, потому что каждый такой громкий процесс пугает среду. Когда приходят новые люди, еще не испугавшиеся, они могут снова объединяться в какие-то группы, которые совершают много преступлений подряд. Это, к сожалению, совершенно не исключено. Я даже думаю, что они где-то и есть, просто их пока полиция не выловила.

Роменский: А почему расследование таких дел продвигается с таким большим трудом? Я так понимаю, если бы не было убийства Маркелова, то на след БОРНа через Никиту Тихонова, Евгению Хасис и Горячего, который начал давать показания против них, могли бы не выйти еще какое-то, причем, может быть, даже длительное время.  

Верховский: Могли бы, да. Если я правильно понимаю, в основном такие группировки ловятся на том, что какие-то участники оказываются в поле внимания полиции, и тогда уже все и происходит. Квартира Тихонова ведь прослушивалась до убийства Маркелова, то есть все равно бы эта группировка была раскрыта, но, может быть, позже. В наших условиях я не очень верю, что может существовать долгое время подпольная группировка, которая совершает такие террористические действия сравнительно часто. У нас такого не было. БОРН еще довольно долго просуществовал, потому что очень большое внимание уделял конспирации, тем не менее, результат тот же.

Роменский: Стоит заметить, что Никита Тихонов не раз в своих показаниях намекал, что были определенные связи с провластными структурами, если не у него лично, то у Горячего. Насколько БОРН мог быть связан с провластными структурами или какими-то подобными движениями?

Верховский: БОРН, конечно, не был прямо связан. БОРН фактически выступал в роли боевого крыла организации «Русский образ», которая сама позиционировала себя, как такая молодежная политическая, старалась выступать, как не оппозиционная одновременно, в отличие от ДПНИ, которая была их главным конкурентом. Люди из «Русского образа», тот же Горячев и не только Горячев, конечно, они коммуницировали с какими-то людьми, связанными с управлением внутренней политики. Управление внутренней политики коммуницировало со всеми политическими активистами в те времена.

Это считалось нормальной практикой. Это не значит, что администрация президента создала БОРН. Это крайнее преувеличение. Если ты общаешься с радикалами, каковыми были люди с «Русского образа», то да, надо иметь в виду, что за такими ненасильственными радикалами где-то в двух шагах могут оказаться их более боевые товарищи. Глядя на наш русский национализм, можно сказать, что так практически всегда и оказывается.